Незнакомец в зеркале - Сидни Шелдон

– Что тут рассказывать, Клиф? Я встретил Милли, влюбился в нее, вот и все.

Но это прозвучало как-то фальшиво. Был еще один случай, озадачивший импресарио. Как-то раз у себя в кабинете Клифтон сказал Тоби:

– Ты становишься по-настоящему популярным. Я сделал тебе ангажемент в «Буревестнике» на четыре месяца. Две тысячи в неделю.

– А что с тем турне?

– О нем можно забыть. Лас-Вегас платит в десять раз больше, и здесь все увидят твое выступление.

– Отмени Вегас. Сделай мне турне.

Клифтон удивленно посмотрел на него.

– Но Лас-Вегас…

– Сделай мне турне!

В голосе Тоби прозвучала нотка, которой Клифтон Лоуренс никогда раньше не слышал. Это было не высокомерие и не каприз, а нечто большее – глубоко запрятанный, контролируемый гнев.

Особенно не по себе делалось оттого, что это ощущение исходило от человека с очень добродушным, мальчишеским лицом.

С этого времени Тоби находился в постоянных разъездах. Они давали ему единственную возможность вырваться из своей тюрьмы. Он выступал в ночных клубах, театрах и зрительных залах, а когда эти ангажементы истекли, он заставил Клифтона Лоуренса организовать ему выступления в колледжах. Годилось все – лишь бы подальше от Милли.

Перед ним открывались неограниченные возможности для любовных утех с жаждущими их привлекательными женщинами. В каждом городе было одно и то же. Они ждали Тоби в его артистической уборной до и после выступления, подстерегали его в фойе отеля, где он жил.

Тоби не связывался ни с одной из них. Он думал о том парне, у которого отрубили и сожгли его член, и об Эле Карузо, который сказал ему тогда: «Такой штуке можно позавидовать… Я ничего тебе не сделаю. Ты мой друг. Пока ты хорошо относишься к Милли…» И Тоби отвергал притязания всех женщин.

– Я влюблен в свою жену, – застенчиво говорил он. И все верили ему и обожали его за это, и стали говорить (чего он и добивался): Тоби Темпл не ищет приключений, он настоящий семьянин.

Но красивые молодые девушки продолжали гоняться за ним, и чем больше Тоби отказывался, тем желаннее для них становился. Тоби же так изголодался по женщине, что испытывал постоянную боль в паху, от которой временами ему трудно было работать. Он снова начал заниматься мастурбацией. Каждый раз, когда это случалось, он думал обо всех красивых девушках, которые только ждали случая оказаться с ним в постели, и проклинал судьбу.

Из-за этих лишений Тоби думал о сексе все время. Когда бы он ни вернулся домой с гастролей, Милли ждала его, была готова принять и любить его. Но стоило Тоби лишь взглянуть на нее, как в ту же минуту все его желание пропадало. Она была врагом, и Тоби презирал ее за то, что она с ним сделала. Он заставлял себя спать с ней лишь для удовлетворения требований Эла Карузо. Каждый раз, когда Тоби брал Милли, он совершал это с такой необузданной грубостью, что та вскрикивала от боли. Он притворялся, будто принимает эти звуки за стоны наслаждения, и вламывался в нее все с большей и большей силой, пока не достигал оргазма, как взрыва ярости, и его ядовитое семя не изливалось в ее лоно. Тоби не восходил на вершину любви.

Он спускался в бездну ненависти.

В июле 1950 года северокорейцы пересекли 38-ю параллель и напали на южнокорейцев, а президент Трумэн направил туда войска Соединенных Штатов.

В начале декабря в «Дейли Вэрайети» появилось сообщение о том, что Боб Хоуп собирается в рождественское турне, чтобы развеселить войска в Сеуле. Через тридцать секунд после того как Тоби увидел это сообщение, он уже разговаривал по телефону с Клифтоном Лоуренсом.

– Ты должен устроить мне эту поездку, Клиф.

– Зачем? Тебе почти тридцать лет. Поверь мне, дружок, эти поездки – совсем не сахар. Я…

– Мне плевать, сахар или не сахар, – заорал Тоби в трубку. – Эти солдаты там рискуют своей жизнью. Самое малое, что я могу сделать, – это посмешить их немного.

С этой стороной характера Тоби Темпла Клифтону еще не приходилось сталкиваться. Он был тронут и обрадован.

– Ладно. Если ты так настроен, я посмотрю, что можно будет сделать, – пообещал Клифтон.

Через час он снова позвонил Тоби.

– Я говорил с Бобом. Он будет счастлив взять тебя с собой. Но если ты передумаешь…

– Никогда в жизни, – отрезал Тоби и положил трубку.

Клифтон Лоуренс долго еще сидел, думая о Тоби. Он очень гордился им. Тоби чудесный человек, и Клифтон Лоуренс ужасно рад, что работает его импресарио, что он тот человек, который помогает формировать растущую карьеру Тоби.

Тоби выступал в Тэгу, в Пусане и Чонджу, находя для себя утешение в смехе солдат. Милли отошла куда-то на задний план его сознания.

Когда Рождество закончилось, вместо того, чтобы вернуться, Тоби поехал на Гуам. Там он всем очень понравился. Затем съездил в Токио, где развлекал раненых в военном госпитале. Но в конце концов пришла пора возвращаться домой.

Когда Тоби вернулся из десятинедельного турне по Среднему Западу, Милли встречала его в аэропорту. Первыми ее словами были: «Дорогой, у меня будет ребенок!»

Он ошеломленно уставился на нее. Она же приняла его растерянность за выражение восторга.

– Вот здорово, правда? – воскликнула она. – Теперь, когда ты будешь в отъезде, мне с малышом не будет тоскливо. Я надеюсь, что родится мальчик, и тогда ты сможешь брать его с собой на бейсбол, и…

Тоби не слышал остальных ее глупостей. Слова Милли доходили до него как бы издалека. Где-то в глубине своего сознания Тоби верил и надеялся, что когда-нибудь для него найдется какой-то выход. Они были женаты два года, а ему казалось, что целую вечность. И теперь – вот это. Милли никогда его не отпустит.

Никогда.

Ребенок должен был родиться к Рождеству. Тоби договорился поехать на Гуам с эстрадной группой, но не знал, отнесется ли Эл Карузо с одобрением к его отсутствию во время родов Милли. Был лишь один способ узнать это. Тоби позвонил в Лас-Вегас.

Знакомый жизнерадостный голос Карузо сразу же зазвучал в трубке:

– Привет, сынок. Рад тебя слышать!

– И я рад слышать тебя, Эл.

– Узнал, что ты собираешься стать отцом. Ты, должно быть, очень волнуешься.

– Это не то слово, – правдиво сказал Тоби. Он позволил своему голосу зазвучать озабоченно. – Я потому и звоню тебе, Эл. Ребенок должен появиться на свет примерно на Рождество, и…

Теперь надо быть очень осторожным в словах.

– Я не знаю, что делать. Хотелось бы быть здесь, рядом с Милли, когда родится ребенок, но меня попросили еще раз съездить в Корею и на Гуам, чтобы выступить перед войсками.

Возникла долгая пауза.

– Да, трудное положение.

– Мне не хочется подводить наших парней, но и оставлять Милли в трудную минуту тоже не хочется.

– Да.

Опять было молчание в трубке. И вдруг Карузо сказал:

– Знаешь, что я думаю, сынок? Мы все – добрые американцы, так?

Тоби почувствовал, как его тело вдруг расслабилось.

– Верно. Но я бы не хотел…

– С Милли будет все в порядке, – успокоил его Карузо. – Женщины рожают детей чертовски давно. Поезжай в Корею.

Шесть недель спустя, в канун Рождества, когда Тоби под гром аплодисментов уходил со сцены в расположении армейской части в Пусане, ему принесли телеграмму, уведомлявшую его о том, что Милли умерла, родив мертвого мальчика.

Тоби был свободен.

14

14 августа 1952 года Жозефине Чински исполнилось тринадцать лет. Она была приглашена к Мэри Лу Кенион, которая родилась в тот же день. Мать Жозефины запретила ей идти туда. «Это нечестивые люди, – говорила ей миссис Чински. – Сидела бы лучше дома да читала Библию».

Но Жозефина не собиралась сидеть дома. Ее друзья не были нечестивыми людьми. Ей было жаль, что она никак не могла убедить в этом мать. Как только она ушла, Жозефина взяла пять долларов, которые она заработала, оставаясь присматривать за детьми, и отправилась в центр города, где купила себе красивый белый купальный костюм. Потом она поехала к Мэри Лу. У нее было такое чувство, что день предстоит чудесный.

Мэри Лу Кенион жила в самом красивом из всех особняков «нефтяных людей». Ее дом был полон старинных вещей, бесценных гобеленов и прекрасных картин. Вокруг располагались гостевые коттеджи, конюшни, теннисный корт, посадочная полоса и два плавательных бассейна: один огромный – для самих Кенионов и их гостей, и еще один поменьше, расположенный за домом, – для обслуживающего персонала.

У Мэри Лу был старший брат Дэвид, которого Жозефина видела мельком от случая к случаю. Он казался ей и самым красивым парнем из всех, кого когда-либо она встречала: огромного роста, с широкими плечами футболиста и насмешливыми серыми глазами. Стопроцентный американский полузащитник. Дэвид получал стипендию Родса. У Мэри Лу была еще и старшая сестра, которую звали Бет, но она умерла, когда Жозефина была совсем маленькой.

Во время праздника девочка все время оглядывалась в надежде увидеть Дэвида, но его нигде не было. Им случалось встречаться раньше, Дэвид заговаривал с ней несколько раз, но она всегда лишь краснела и не могла выдавить из себя ни слова.