Царица поверженная - Маргарет Джордж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как я ненавидела это слово – «умереть».
– А если он победит, мы все равно умрем, но время и способ нашей смерти выбирать не ему.
– Да. – Антоний поник головой.
– Хватит на сегодня об этом, – сказала я.
– Странно, как много раз я готовился к смерти, – промолвил он. – В Парфии, в Паретонии… Тогда друзья не дали мне довести дело до конца, а теперь об этом рассуждаешь ты, моя жена.
Мне вдруг показалось, что он видит во мне бесчувственного вестника смерти. Но ответить я смогла лишь одно:
– Тогда еще не пришел твой срок. Если ты делаешь что-то несвоевременно, боги сердятся, но откладывать деяние, когда час настал, значит противиться их воле.
Я провела губами по его лбу под самой линией волос.
– Я всегда буду с тобой, – шепнул он.
– Я тоже, но уже не здесь. Мы встретимся в Элизиуме.
Верила ли я в это? Существуют ли они, Елисейские поля с их цветами и бабочками, дожидаются ли нас? Я хотела верить. И хочу сейчас. Сейчас…
– Почему нам не принять смерть вместе? – горестно спросил он. – Умирать порознь так жестоко.
– У нас не получится, – твердо ответила я. – Ведь ты остановишь меня, а я тебя. И пока мы щадим друг друга, Октавиан схватит нас обоих. Нет, у нас один путь.
Я обняла его еще крепче, словно пыталась защитить от этого.
Я не могла отправиться с ним на битву – мне нужно быть с моим городом. Антоний же не мог остаться со мной: его дело – вести армию. С рассветом нам предстояло расстаться и каждому умереть по-своему. Мне не пристало принять смерть от меча, сидя в седле, а для него не годился мой способ, позаимствованный у фараонов. Он должен уйти как римлянин, я – как египтянка.
– Если ты хочешь быть со мной, – сказала я ему, – дерись завтра так, как не дрался никогда в жизни. Думай о том, что готовиться к смерти должен Октавиан. Возможно, он завтра падет, не дожив до возраста Александра. Это в твоих силах!
– Все, что в человеческих силах, я сделаю. Но боги…
«Будь они прокляты, эти боги! – невольно подумала я. – Мы обойдемся без них!»
Антоний закрыл глаза и лежал неподвижно, рукой обнимая мои плечи. В тусклом свете я видела его расслабленные полусогнутые пальцы, но дышал он (я не могла не заметить) не так глубоко, как во время настоящего сна. Скорее, он просто дремал.
И тут, лежа рядом с ним в тишине, я услышала некие звуки, похожие на отдаленную музыку. Неужели кто-то в затаившемся городе не спит и празднует? Разорвав столь непривычный для Александрии покров тишины…
Я напрягла слух и разобрала звуки получше. Играли флейты и… тамбурины. Это походило на праздничную процессию. Но кому пришло в голову устраивать веселье на улице посреди ночи – да еще такой ночи?
Я выскользнула из-под руки Антония и поспешила по холодному мраморному полу к окну. Однако, хотя внутри мерцал дружелюбный огонек, снаружи царила глубокая темная ночь. Я ничего не увидела. Внизу во всех направлениях раскинулся тихий выжидающий город: кое-где горели редкие факелы, и полной тьме противостояла белизна зданий.
Море отражало свет звезд, позволяя мне видеть флот Октавиана, стоявший за волноломом. На востоке – если это не было игрой моего воображения – небо слегка окрасили багрянцем костры его армии.
И снова музыка. Теперь громче, отчетливей, явно не с территории дворца, а со стороны Канопской дороги. Судя по всему, там немалая компания гуляк, распевающих песни, пританцовывающих, играющих на флейтах, цимбалах и барабанах. Они движутся на восток, вот-вот появятся. Но нет – звук усилился, сделался громче, но теперь он явно доносился снизу. Из-под земли, из-под самого дворца! А потом, словно гуляки прошествовали под дворцом, долетел с другой стороны Канопской дороги. Так никого и не разглядев, я открыла дверь на террасу, выскочила наружу и устремила взор вдоль широкой мраморной улицы… Она оказалась пуста. Пуста, но наполнена звуками, которые, как я с ужасом и болью вдруг поняла, были мне знакомы. Я уже слышала их прежде. Слышала в ночь, когда умер мой отец.
Это Дионис. В сопровождении толпы вакханок Дионис покидал нас. Покидал Антония!
Шум стихал и удалялся: вот он уже доносится от городских ворот, вот из-за Канопских ворот и уходит дальше на восток.
Бог-покровитель Антония оставил его, как оставил в свое время моего отца. Ошибиться невозможно: покинул безжалостно и безвозвратно.
Сердце мое сжалось, и я вцепилась в перила. Без его бога, без Диониса, наше дело безнадежно.
Трусливый бог! Я ненавидела его. Что ты за бог, если покидаешь человека в тяжелый час? Ты не заслуживаешь права именоваться богом, если верностью и силой духа уступаешь Планку, Титию, Деллию!
Никогда более дом Птолемеев не обратится к Дионису!
Слышал ли это Антоний? Я тихо вернулась в постель; кажется, он спал. К счастью для него.
Я легла рядом с ним и лежала, не смыкая глаз. За окном постепенно светлело.
Но ты, Исида, никогда не покинешь свою дочь. Ты величайшая из богинь, способная творить чудеса. Я должна верить в тебя. Даже сейчас. Особенно сейчас.
Глава 51
Он проснулся легко – если вообще спал. В комнате было еще темно, но день, которому суждено войти в вечность, начался задолго до восхода солнца.
Он сбросил ноги с кровати и покачал головой:
– Странный сон мне снился. Такой, что лучше бы вовсе не спать. Мне снилась необычная музыка и…
Он снова покачал головой, словно старался прояснить сознание.
– Не думай больше об этом, – торопливо сказала я.
Он воззрился на свою одежду, а потом хлопнул в ладоши, призывая Эроса, который спал за дверью. Точнее, ждал за дверью. Вряд ли кто-то из нас нынче ночью по-настоящему заснул.
Слышал ли Эрос это прощание? Спросить я не могла, но по его бледному осунувшемуся лицу поняла, что он слышал.
Он принес кувшин с подогретой водой и помог Антонию ополоснуть лицо и шею, а потом очень аккуратно вытер хозяина полотенцем.
Затем Антоний надел красную шерстяную тунику, тяжелый панцирь, повязал на загорелую шею шарф, обулся в ременные сандалии и застегнул пояс – справа на нем висел меч, а слева кинжал. Шлем предстояло надеть позже, уже снаружи.
В комнату начал просачиваться свет, и я раздвинула
