Шантарам - Грегори Робертс

— Получше? — протянула она. — Какое же?

— Поехать на войну в Шри-Ланку.

Она сжала губы, приготовившись дать резкий ответ, но я поднял руки, сдаваясь, и добавил:

— Я шучу, Карла. Не лезь в бутылку. Мне действительно сделали такое предложение, но я не знаю… Ну, ты понимаешь.

Она расслабилась и улыбнулась.

— Да. Я просто отвыкла от твоих шуточек.

— А почему ты решила пригласить меня сейчас?

— А почему бы нет?

— Это не ответ, Карла.

— О’кей, — вздохнула она, взглянув на меня, и опустила взгляд на песчаные узоры, которые плел морской бриз. — Наверное… Наверное, я хотела попробовать, не получится ли у нас что-нибудь вроде того, что было в Гоа.

— А как же… Джит? — спросил я, не поддаваясь на провокацию. — И как он относится к тому, что ты отправляешься на поиски Халеда?

— Мы живем каждый сам по себе, делаем, что хотим, и ездим, куда хотим.

— Довольно… беспечное заявление, — заметил я, с трудом подыскав слово, которое не звучало бы оскорбительно. — Дидье сказал, что Джит сделал тебе предложение.

— Ну да, — ответила она спокойно.

— И…?

— И что?

— И ты собираешься принять его предложение? Ты выйдешь за него?

— Думаю, выйду.

— Почему?

— А почему бы и нет?

— Ты повторяешься.

— Прости, — вздохнула она с усталой улыбкой. — Я действительно привыкла в последнее время совсем к другому обществу. Ты спрашиваешь, почему я выхожу за Джита? Он хороший парень, молодой, здоровый и богатый. Черт, я думаю, что потрачу его деньги с бóльшим толком, чем он.

— Иначе говоря, ты готова умереть от любви к нему.

Она засмеялась, но потом, внезапно посерьезнев, повернулась ко мне. Глаза ее в бледном лунном свете были как листья кувшинок после дождя; ее длинные волосы чернели как камни в лесной реке, и при прикосновении к ним казалось, что ты пропускаешь сквозь пальцы саму ночь; губы, мягкие, как лепестки камелии, были согреты секретным шепотом, а свет зажигал на них сверкающие звезды. Она была прекрасна. Я любил ее. Я все еще любил ее — сильно, упрямо, но в сердце у меня был холод. Та беспомощная, мечтательная любовь, которая воспаряла к небесам и проваливалась в бездну, прошла. И в этот миг… холодного обожания — наверное, так это следовало назвать — я почувствовал, что власть, которую она надо мной имела, тоже ушла в прошлое. Или даже больше, эта ее власть, ее сила перешла в меня, стала моей силой. Все козыри были у меня на руках. И мне захотелось узнать наконец всю правду. Я не был согласен безропотно принять, просто как данность, все, что было между нами. Я хотел знать все.

— Почему ты не сказала мне, Карла?

Она мучительно вздохнула и, вытянув ноги, зарылась ступнями в песок. Наблюдая за тем, как он маленькими каскадами обтекает ее ноги, она монотонно проговорила, как будто сочиняла письмо ко мне — или, может быть, вспоминала когда-то написанное, но так и не отправленное.

— Я знала, что ты спросишь меня об этом, и, наверное, поэтому так долго не хотела встречаться с тобой. Я спрашивала людей о тебе и не пряталась, но до сегодняшнего дня не предпринимала никаких шагов, чтобы встретиться, потому что… знала, что ты задашь этот вопрос.

— Если тебе это как-то поможет ответить, — прервал я ее, — то могу сказать, что я знаю: это ты сожгла Дворец мадам Жу.

— Это Гани тебе сказал?

— Гани? Нет. Я сам догадался.

— Гани устроил это для меня. Это был последний раз, когда я говорила с ним.

— Я в последний раз говорил с ним за час до его смерти.

— Он ничего не сказал тебе о ней? — спросила она, очевидно, надеясь, что хоть что-то ей не надо рассказывать самой.

— О мадам Жу? Нет, ни слова.

— Мне он много чего рассказал… О том, что я не знала. Наверное, это его рассказы довели меня до точки. Он сказал, что она послала Раджана следить за тобой и навела на тебя копов после того, как он сообщил ей, что мы занимались с тобой любовью. Я всегда ненавидела ее, но это было той каплей, которая переполнила чашу терпения… Она не могла допустить, чтобы у нас с тобой все получилось, чтобы мне было хорошо. Гани был обязан мне кое-чем, я напомнила ему об этом, и он организовал беспорядки. Пожар был что надо. Я сама участвовала в поджоге.

Она замолчала, сжав зубы и глядя на свои ноги в песке. В глазах ее отражались дальние огоньки. Я представил себе, как должны были выглядеть эти глаза, когда в них горело пламя того пожара.

— О том, что случилось в Штатах, я тоже знаю, — сказал я, выдержав паузу.

Она быстро подняла голову и внимательно посмотрела на меня.

— Лиза, — сказала она. Я не ответил. Она тут же поняла, как это умеют женщины, все, чего никак не могла знать, и улыбнулась. — Это хорошо: Лиза и ты. Ты с Лизой. Это… замечательно.

На моем лице не выразилось ничего, и ее улыбка растаяла; она опять опустила взгляд на песок.

— Тебе приходилось убивать человека, Лин?

— Когда именно? — спросил я, гадая, что она имеет в виду: Афганистан или наше недавнее сражение с Чухой.

— Когда-нибудь?

— Нет.

— Я рада, — громко выдохнула она. — Хорошо бы…

Она опять замолчала. Издали до нас доносился шум праздника, радостный смех, перекрывавший рев духового оркестра. Рядом с нами музыка океана лилась потоком на податливый берег, а пальмы у нас над головой трепетали на освежающем ветру.

— Когда я пришла туда… в его дом, в его комнату, он стоял и улыбался мне. Он был… рад видеть меня. И на какую-то секунду я отказалась от задуманного, мне показалось, что все прошло. Но тут я увидела в его улыбке… нечто грязное. Он сказал: «Я знал, что тебе захочется придти еще раз…» — что то вроде этого. И он… стал проверять, закрыты ли двери и окна, чтобы нас не накрыли…

— Не надо, Карла…

— Когда он увидел пистолет, стало совсем плохо, потому что он начал… не молить о пощаде, нет, а просить прощения. И мне было ясно: он прекрасно понимал… что он сделал со мной, какое зло мне причинил. Это было нестерпимо. А потом он умер. Крови было не так уж много — я думала, будет гораздо больше. Может быть, добавилось потом. А больше я ничего не помню до тех пор, пока не очнулась в самолете рядом с Кадером.

Она успокоилась. Я подобрал свернутую спиралью раковину, заостренную на конце. Я сжимал ее в кулаке, пока наконечник не проткнул мне кожу, и тогда отбросил на песчаную рябь у воды. Подняв голову, я увидел, что она смотрит на меня, сосредоточенно нахмурившись.

— Что ты хочешь знать? — спросила она напрямую.

— Почему ты никогда не говорила мне о Кадербхае?

— Тебе нужна голая правда?

— Разумеется.

— Я не могла тебе доверять, — сказала она, не глядя на меня. — Нет, не так. Я не знала, могу ли я тебе доверять. Но теперь я, пожалуй, знаю, — я могла довериться тебе с самого начала.

— О’кей, — произнес я, не разжимая губ.

— Я пыталась сказать тебе. Я пыталась удержать тебя в Гоа — ты знаешь это.

— Все было бы иначе… — бросил я, но затем вздохнул точно так же, как она, и сказал спокойнее: — Все могло бы быть иначе, если бы ты сказала, что работаешь на него, что ты завербовала меня для него.

— Я тогда убежала… уехала в Гоа, потому что мне… стало тошно. Дело в том, что эта затея с Сапной… была моей. Ты знал это?

— Нет! О Господи, Карла…

Глаза ее сузились, когда она увидела жесткое и разочарованое выражение моего лица.

— Не убийства, разумеется, — добавила Карла. Ее, по-видимому, шокировало то, что я счел ее способной замышлять кровавые злодеяния. — Это Гани повернул все таким образом. Для того, чтобы переправлять контрабанду в Бомбей и из Бомбея, им нужна была помошь людей, которые не хотели ее предоставлять. Моя идея заключалась в том, чтобы придумать общего врага, Сапну, и заставить всех сообща бороться с ним. Сапна должен был лишь расклеивать листовки, писать граффити, взрывать поддельные бомбы и создать тем самым впечатление, что действует опасный популистский лидер. Но Гани считал, что этого недостаточно, что надо запугать публику, и для этого начал совершать все эти убийства…

— И тогда ты уехала в Гоа.

— Да. Знаешь, где я впервые услышала об убийствах, о том, как Гани исказил мою идею? В вашей Небесной деревне, куда ты водил меня на ланч. Твои друзья говорили об этом. Я была потрясена. Я пыталась остановить это, но все было бесполезно. И тут Кадер вдруг сказал мне, что ты в тюрьме и тебе придется оставаться там, пока он не добьется от мадам Жу того, что ему надо. И тогда же он велел мне… поработать с одним молодым пакистанским генералом. Мы уже встречались с ним по делам, и я ему нравилась. И я… работала с ним, пока это надо было Кадеру, в то время как ты был в тюрьме. А затем я просто… бросила все это. С меня было довольно.

— Но потом ты вернулась к нему.