Чм66 или миллион лет после затмения солнца - Бектас Ахметов

– Потом узнаешь.

Я положил трубку. Хаджи спросил:

– Кто такие Кэт и Тереза?

– Кэт моя… Короче, мы с ней дружим. А Тереза… Тереза Орловски тоже товарищ по работе.

– Тереза Орловски? Странное имя.

– Это кликуха. Зовут ее Наташенькой.

– Какая она?

– Тебе понравится. У нее легкое дыхание.

– Легкое дыхание? Это интересно.

– Ты только не забудь ей напомнить про дыхание. Ей нравится, когда ее дыхание сравнивают с дыханием Ольги Мещерской.

– Кто такая Ольга Мещерская?

– Это у Бунина… – ответил я и предупредил.- Ты только это…

Будь с Наташенькой, по-восточному, ласковым. Девушка она порхающая в небесах.

– Очень замечательно. Я буду элегантен как рояль.

… Тереза застенчиво протиснулась на заднее сиденье, Кэт на правах боевой подруги критически осматривала Хаджи.

– Бяша, тебя с утра Шкрет спрашивал. – доложилась Орловски.

– Прикрыли меня?

– Сказали, что ты в ЦСУ.

– А он что?

– Развонялся. Говорит, что ты распустился.

– Это я распустился? – я покачал голово?. – Жопа-стул совсем офигел. з?а Куда едем? – спросила Кэт.

– На Медео.

К коньяку Хаджи заказал помидорный салат и котлеты по-киевски.

– Мне нравится, как вы живете, – глядя на Орловски, сказал Хаджи.

– А как мы живем?

– Делаете, что хотите.

– Ой, да ну что ты, Хаджи! – всплеснула руками Тереза. – Знаешь, как заколебал нас Шкрет.

– Кто это?

– Да есть у нас один… Счетовод, а корчит из себя… Особенно достал он Бяшу. Куда ушел, почему не отпросился?

– А у меня в Ленинабаде просто, – поделился Хаджи. – Надо мне на несколько дней слинять – оставляю очки на столе. Начинают искать, а мои люди говорят: "Да вот же его очки… Хаджи Бабаевич куда-то вышел…".

– Ха-ха.

– Наташенька, у тебя глаза…

– Перестань, – Орловски потупила глаза.

– И это при том, что у Наташеньки было трудное детство, – вмешался я.

– Бяша, прекрати!

– У Наташи было трудное детство? – Хаджи заморгал глазами. – Не верю.

– Тем не менее это так, – я выставил руку вперед. – Наташа, пожалуйста, помолчи, когда старшие говорят. – Я разлил по рюмкам коньяк. – После седьмого класса Наташенька поехала в пионерлагерь…

– Та-ак. – Хаджи сосредоточился.

– …И как-то раз она наблюдала как лагерные мальчишки боролись за право ухаживать за ней.

– Бяша, прекрати!

– Ты смотри! – Хаджи не отводил глаз от Орловски.

– Ты, наверное, заметил, девушка она пытливая…

– Да-а…

– Ну вот она и подползла поближе посмотреть как там за нее идет борьба. Как раз в этот момент один из борцов лягнул ногой. Чисто рефлекторно…

– Та-ак…

– И попал ногой в левую грудь Наташеньки.

– Ты смотри! – Хаджи испуганно перевел глаза на грудь Терезы

Орловски.

– Да-а… – я не обращал внимания на протесты Орловски. – Потом у нее долго болела левая грудь, затем правая стала обгонять соседку в росте.

– Что ты говоришь?!

– В результате…

– Что в результате?

– В результате Наташенька получила однобокое развитие.

– В чем это выразилось?

– В том, что днем и ночью Наташенька мечтает о сгущенке и сырокопченной колбаске.

– Бяша, тебе нельзя ни о чем рассказывать.

– У вас экспериментальная лаборатория. – восхитился Хаджи Бабаевич.

В ресторане кроме нас, четверых, никого. Девчонки были в открытых сарафанах, особенно мощно смотрелась Наташенька. Умеет подать себя

Тереза Орловски. Хаджи обещал быть элегантным как рояль -.он сдержал обещание. Хаджи глядел-глядел на подружек и не удержался от чистосердечного признания:

– Если бы я был вашим начальником, я бы вас обоих вые…ль!

Кэт расхохоталась, Тереза закатила глаза к потолку. .

Не прошло и трех дней, как Ситка вновь задурковал. Я вызвал спецбригаду скорой.

Ах, как годы летят…

Мы грустим, седину замечая…

Кэт, Тереза Орловски и я с утра играли в балду, когда в комнату зашел грустный Каспаков.

– Жаркен Каспакович, что случилось?

Каспаков махнул рукой, присел рядом.

– А-а… Был у Чокина… Старик грозится перевести в старшие научные сотрудники.

– Не расстраивайтесь.

– Бакин пристал еще.

Каиркен Момынжанович Бакин – начальник отдела кадров и спецработы. Человек неплохой, хоть и бывший майор-особист. Чокин поручил ему наблюдать за посещаемостью Каспакова, он и требует с

Жаркена бюллетень за недельный прогул.

Только день начался, но с утра уже достали Чокин, Бакин. Надо человеку поднять настроение.

– Жаркен Каспакович, плюньте на все. Пойдемте лучше с нами.

Каспаков усмехнулся:

– Куда?

Я посмотрел на Терезу Орловски. Она без слов поняла меня.

– Поехали ко мне.

– А муж?

– Он на работе.

– Ну что ж… – Каспаков поднял брови. – Поехали так поехали.

– Значит, так. – Я на ходу скорректировал план мероприятия. -

Наташа, ты поезжай домой, приготовь все, мы пока прогуляемся. Через час подьедем.

– Хорошо.

К нашему приходу Тереза Орловски успела вымыть полы и насадить курицу на вертел. Наташина кухня кишит тараканами. Тереза разожгла огонь в духовке и они как полезли наружу! Орловски беспощадно убивала их тапком, а они лезли и лезли. Наташеньке за насекомых перед посторонними неудобно. Напрасно. Тараканы – признак достатка в доме.

На столе у нее все как полагается: картофель фри, салаты, коробка конфет; хлеб, нарезанный тонюсенькми ломтиками, лежал в, застеленной салфетками, соломенной хлебнице.

Пили коньяк.

– Наташа, ты сейчас что там для Кула обсчитываешь? – спросил Жаркен.

– Он посадил меня за стандартные программы.

– Ха… Большое дело… – Каспаков усмехнулся. – Аленов вообразил себя великим математиком. Теория вероятностей, линейное программирование, коэффициент регрессии… Чепуха это… Вот я, например. Мне достаточно, что я умею решать дифференциальные уравнения. Зачем забивать голову математичесим ожиданием? Это ведь задачки для второклашек. Правильно, Наташа?

– Наверное.

– Не наверное, а точно.

Квартира Наташи в восьмом микрорайоне, в доме на четвертом этаже.

В комнате запах прели. "Знакомый запах, – вспомнил я, – так фанило в

60-м в доме соседей Абаевых". Абаевы бухарские евреи. Тереза русская, евреем у нее муж, и то лишь по матери. Бухарские – низшая каста, среди евреев они классифицируютя пОганками. ПОганки и ашкенази имеют различия, но благоухают одинаково. Каждая нация фанит на свой лад. Тереза Орловски уверяет: казахи источают аромат свежеостриженной овцы. В доказательство иногда обнюхивает мои волосы и говорит:

– Бяша, ты бараном воняешь.

– Не может быть! Я утром мыл голову.

– Мой не мой, это навсегда.

Сказать ей, что у нее в хате тоже национальный запахец? Не надо.

Час будет доказывать, что забыла что-то недосушить. Девушка критику не переносит, не признает.

На стене в спальне огромная фотография со свадьбы, где Тереза целуется с мужем Валерой. Тереза доносит, что Валера премного недоволен мной. Все из-за того, что Наташенька при гостях несколько раз назвала его моим именем.

– Я ему объясняю, что Бяша просто мой кумир, он не верит. – хохочет Орловски. – Утром я мылась, в ванную заходит Валерка.

Спрашивает, что я там внизу тру мочалкой. Я ему говорю: "Иначе нельзя, а то Бектас убьет меня.".

– Твой Валера мужик взрослый и понимает: чужую жену черт медом мажет,- сказал я.

– Это точно.

– Ты доболтаешься. – сказала Кэт.

– Наташа, а знаешь, там у Кэт седые волосики растут.

– Бяша, не ври!

– Спроси у Кэт.

– Правда, правда, – Кэт высунула изо рта сигарету. – Че тут такого?

– Ни фига себе! – притворно расстроилась Орловски и жалобно спросила. – Катя, ну почему у тебя там седина?

– Я объясню почему, – я ждал этот вопрос.

– Да ну тебя!

По глазам вижу, как ей хочется, чтобы я дал научное толкование начавшейся альбиносизации подруги. В глазах Терезы Орловски смешинки.

– Нет, ты послушай.

– Говори.

– Седина у нее там у проступила потому, что пися у Катьки много страдала.

Орловски захихикала, Кэт ткнула меня в бок.

– Гад такой.

Тик-тик- так, Сталинград…

В газетах сообщения о резне в Сабре и Шатиле, но кто кого конкретно резал, успел позабыть. Отряды Организации Освобождения

Палестины уходят из Бейрута, грузятся на корабли. Ясира Арафата вместе со штабом ООП согласился принять Тунис.

Израиль после июньской войны 1967-го де-факто присоединл к себе вторую половинку Иерусалима и перенес сюда Кнессет. Борьба за передел мира никогда не закончится. Настанет время, это поймут и дети.

В Иерусалиме, по свидетельству Руфы, жил и работал рядовым сутенером Иисус Христос.