Сочинения - Феодор Студит

Ты спрашивала относительно монастыря, называемого Львы, — можно ли обратить его в мужской при его возобновлении, тогда как прежде он был женскою обителью. На это мы можем отвечать, что если бы ты начинала вновь устраивать священное место, можно было бы делать, что тебе угодно. А оно было прежде освящено блаженной памяти скончавшеюся дочерью твоею, которая там была игуменьей и довольно времени управляла общиною девственниц. И хотя во время предшествовавшей междоусобной войны оттуда было переселение братства, но так как сама игуменья остается там в преподобной гробнице вместе с другими прежде бывшими в том же звании душами, то, по моему мнению, госпожа, не позволительно сделать тебе такую перемену, особенно с тем, чтобы отпустить сестер и дочерей прежней игумении, избравших это место для служения Богу; к тому же, там покоится игуменья. Апостол говорит: каждый оставайся в том звании, в котором призван (1 Кор.7:20).

Обитель названа женскою, какая же причина изменять ее в мужскую, тогда как и мужей не видно, и удаленные не захотят жить в другом месте? Если же иногда бывало изменение в некоторых монастырях, то или по причине гонения, или по неправедному хищению, или незаконною властью. А тем, у которых и вера правая, и жизнь не противная ей, следует говорить и действовать законно и правильно. Поэтому увещеваем и убеждаем, как бы сама блаженная дочь твоя взывала чрез нас, смиренных: пусть монастырь Львы продолжает быть женским и охранять оставшихся дочерей ее, в духе служащих Богу. Ибо это послужит истинным свидетельством как ее, так и твоего благочестия и не даст повода к осуждению наблюдающим за нашими делами; что заповедует и апостол, когда говорит: не подавайте соблазна ни Иудеям, ни Еллинам, ни церкви Божией (1 Кор.10:32). А если не так сделаешь, то это дело не устоит, будучи один раз изменено из благопристойного в неестественное. Мы же не избавимся от укоризн и, прибавлю, подвергнемся осуждению за грех.

Запоздали мы ответить на письмо твоего достоинства, так что едва не изгладилось из нашей памяти содержание присланного. Но это случилось по причине отсутствия верного письмоносца. Теперь же, посылая по надобности в тамошние места эконома нашего монастыря, мы по–надлежащему восполняем недостающее. Во–первых, заявляем о том, что мы не в состоянии уврачевать душу прискорбную и удрученную многими страданиями.

Впрочем, надобно попытаться найти врачевство в богодухновенных изречениях. Что же говорит величайший Раздаятель их? Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите (1 Фес.5:16–18). Если же нам заповедано во всякое время и при всяком деле непрестанно радоваться, благодарить и молиться, то не должно быть никакого времени, неблагоприятного и не назначенного истинному христианину для радости и благодарности.

Прискорбно ли после этого настоящее, хотя бы оно являло собой величайшее несчастье, какое когда–либо случалось? Это сказано мною доброй душе твоей не как незнающей, но для напоминания; ибо страждущая душа иногда бывает бессильна возвыситься к созерцанию.

Во–вторых, скажу, что, хотя многого имущества лишили тебя властители, но отнюдь не могли они лишить тебя драгоценнейшего стяжания. Видишь ли, какое дал тебе Бог обильное ведение и благодаришь ли? Какой язык? Им, как бы из священной сокровищницы сердца, ты произносишь изречения и мысли с особенною благодатью. Это превосходнее и полезнее всех стяжаний и более всякого земного богатства; и кто владеет этим, тот предпочтительнее богатейших людей в глазах имеющего ум, хотя бы он одевался только в рубище. Этому научает нас весь сонм праведников, а из внешних лиц известный Одиссей, явившийся пред своею женою царицею лишенным всего после кораблекрушения.

Впрочем, надобно обратиться к твоему вопросу. Ты и сам знаешь благопотребное, однако желаешь научиться и от нас, смиренных. Ты говоришь, что разум, с одной стороны, побуждает тебя к молитве, а с другой, — отклоняет, внушая, что Бог знает, о чем мы хотим молиться, и потому молиться излишне; притом, если ты грешник, то и вообще нет никакой пользы молиться. Может быть, и иное что–нибудь заключалось в письме; его нет у меня под руками.

Что же надобно сказать на это? Такое суждение допускает случай и судьбу, и вообще, уничтожает свободу воли. Поэтому не должно останавливаться на этом мнении нам, здравомыслящим и обогащенным познанием о Боге. Относительно второго предложения, надо быть убежденными, что Бог слушает и грешников, оказывающих искреннее раскаяние. Ибо, если Он радуется кающимся, по словам Священного Писания (см. Лк.15:10), то как же не станет Он слушать их молитвы?

На первое же предложение нужно отвечать так: Божественное предведение не уничтожает свободы, ибо не потому, что Он предвидит, мы делаем то, что делаем, а потому Он предвидит, что мы сделаем; при этом сохраняется и определение предведения, и свойство свободы. В том, что не зависит от нас, предшествует определение Божие, — относительно времени, места и способа; а в том, что зависит от нас, от нашей свободы, предведение Божие последует соответственно нашим добродетелям или порокам.

Итак, нам должно и любить, и молиться о лучшем, чтобы чрез это и Бог содействовал нам, но иначе. Ибо различным образом Он содействует нам: здесь испытывая и наказывая, а там увенчивая и даруя нам царство небесное.

Когда я вступил в разговор о досточтимых иконах в присутствии собеседовавшего Платона нашего, то он сказал, что твоя мудрость, получив некогда мое письмо о том же предмете, усомнилась, посчитав, что в письме нет изложения ясного учения, и, более того, оно уводит читателя от истины. Если бы высказавший порицание был из необразованных простолюдинов, то меня бы это не так бы тронуло, — я привык переносить и стрелы зависти, и порицания невежд. Но так как упрек сделан другом, и другом мудрейшим, то я счел необходимым восстановить это письмо в памяти и послать твоей благосклонности как можно более подробное объяснение, которое бы или разрешило твое недоумение, или было бы исправлено твоей рассудительностью. Ибо осуждающему должно высказывать и собственное мнение относительно того положения, которое вызывает у него упрек.

Вот это письмо [ [249]].

«Итак, любезный, прекрасным мне кажется правило, чтобы по отношению к блаженной и поклоняемой Троице употреблялся предлог «вместе». Ибо он, указывая на различие Ипостасей, отмечает единство естества, как и в Символе веры поется у всех христиан. В отношении же к поклонению Христу и иконе Его неуместно употребление предлога «вместе»; иначе он, разделяя одну Ипостась на две ипостаси, последовательно привел бы нас к нечестивому обоготворению твари. Поэтому справедливо принята «относительность», которая, сохраняя единство Ипостаси в обоих случаях, указывает на различие естества.

«Итак, — говорит премудрый Дионисий, — одно в другом, кроме различия по сущности». Сказав о различии по сущности словами: «одно в другом», — он выразил тожество Ипостаси, по которому и поклонение представляется относительным. Ибо отношение, как говорится, бывает между предметами относительными; они совокупно существуют и обращаются один к другому, как, например, Первообраз к образу. Один не может быть без другого, как предметы, существующие совокупно. Дионисий прибавляет: «то есть сходственное», буквально, «одноименное». Таким образом, и здесь есть понятие о предметах относительных; ибо и по философскому учению мы знаем, что одноименные предметы суть те, у которых только название общее, а сущность за названием различна, как, например: Сам Христос и Христос изображенный. Еще прибавлено: «ипостасное»; этим ясно показывается, что не отлична от Христовой Ипостась в иконе Его, но та же самая Ипостась Христа, или выражение по виду образа Его, созерцается в иконе и почитается поклонением; и таким образом все суждение твердо держится у здравомыслящих».

Для большого же подтверждения этого суждения я признал необходимым приложить к письму три отеческих свидетельства, чтобы и здесь исполнились слова Писания при словах двух или трех свидетелей состоится всякое дело (Втор.19:15).

Первое — из толкований — Златоуста о купели: «Когда царские изображения и подобия вносятся в город, то их встречают начальники и народ с восклицаниями, почитая не доску или восковое изображение, но образ царя; так и тварь почитает не земное изображение, но благоговеет пред образом небесным».

Второе — из постановления Антиохийского собора при патриархе Феодорите. «Не как иного по виду почитаем на иконе, но как Одного и Того же Господа, существующего в одном виде; ибо Он, естественный образ Ипостаси Отца, и прежде воплощения был один бестелесный, и во плоти Один, и в иконе один и Тот же, не разделяемый на два образа и не расторгаемый на две славы, но почитаемый одною». И далее: «Но как Он есть Один из двух противоположных естеств и составляет одно Лицо, так и икона Его есть одна и Одного и Того же Христа; и не говорим мы, что иной образ явился нам во плоти, а иной образ находится на иконе по подобию вида Его, но Один и Тот же; ибо и образом называется Он не как тело, но как бестелесный: это яснее выражается божественным Златоустом, который называет Его небесным образом; и с неба Он не как тело, но как бестелесный, единородный Бог, пришедший с небес, воплотился и явился облекшимся в наше тело». И спустя немного: «Посему, так как икона относительно представляет самый образ Его, то мы поклоняемся Самому Христу, а не веществу, искусственно начертанному на иконе».