Человек-амфибия. Лучшее - Александр Романович Беляев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сатья нараспев начал читать поучение: воспитанники должны быть нечувствительны к холоду, жаре, боли. Дух должен торжествовать над телом!
Дети сидели тихо, движения их были вялы, апатичны.
Вдруг тот самый мальчик, который в начале завтрака спросил: «Где же бананы?» — вырвал у соседа кусок лу́чи и, громко засмеявшись, засунул его в рот.
Сатья одним прыжком очутился возле ослушника и дернул его за ухо. Мальчик громко заплакал. Все дети словно окаменели перед таким неслыханным нарушением дисциплины. Смех и слезы беспощадно искоренялись в этой школе. Сатья схватил одной рукой мальчика, другой — широкий сосуд. Мальчик совсем затих, только руки и ноги его дрожали.
Ариэлю стало жалко новичка.
Чтобы не выдать своих чувств, он опустил голову. Да, ему было очень жалко этого восьмилетнего малыша. Но Ариэль знал, что, сочувствуя товарищу, он совершает большой проступок, в котором должен покаяться своему воспитателю Чараке.
«Покаяться ли?» — мелькнула мысль, но Ариэль подавил ее. Он привык к осторожности, скрытности даже в своих мыслях.
По приказу Сатьи слуга увел мальчика с сосудом на голове. Завтрак был закончен в полном молчании.
В этот день после завтрака должны были уехать несколько юношей и девушек, окончивших школу.
Ариэль чувствовал скрытую симпатию к уезжавшему темнокожему, большеглазому юноше и стройной девушке и имел основание предполагать, что и они также дружески относились к нему. Несколько лет совместного пребывания в Дандарате связывали их. Но свои чувства они прикрывали маской холодности и равнодушия. В редкие минуты, когда глаза надзирателей и воспитателей не следили за ними, тайные друзья обменивались одним красноречивым взглядом, иногда рукопожатием — и только. Все трое хранили свою тайную дружбу — единственное сокровище, которое согревало их юные сердца, как маленький цветок, чудом сохранившийся в мертвой пустыне.
О, если бы воспитатели проникли в их тайну! С каким ожесточением они растоптали бы этот цветок! Под гипнозом они заставили бы признаться во всем и внушением убили бы и это теплое чувство, заменив его холодным и безразличным.
Прощание произошло во дворе возле железных ворот. Не глядя друг на друга, уезжающие сказали ледяным тоном:
— Прощай, Ариэль!
— Прощай, прощай! — И разошлись, даже не пожав рук.
Опустив голову, Ариэль направился в школу, стараясь не думать о друзьях, подавляя чувство печали, — для тайных мыслей и чувств будет время глубокой ночью. Об этих думах и чувствах он не скажет никому даже под гипнозом! И в этом была самая последняя глубокая тайна Ариэля, о которой не догадывались даже хитрый Чарака и начальник школы Бхарава.
Потом были уроки по истории религии, оккультизму, теософии. Обед с «бананами», уроки английского языка, хиндустани, бенгали, маратхи, санскрита… Скудный ужин.
— Вы очень сыты! — внушает Сатья.
После ужина — «сеанс». Ариэль уже прошел этот страшный круг дандаратского ада, но должен присутствовать при «практических занятиях» с новичками.
Узкий темный коридор, освещенный только слабым, колеблющимся огоньком светильни с коптящим фитилем из бракованного хлопка, ведет в большую комнату без окон с таким же тусклым огоньком. В комнате — грубый стол и несколько циновок на полу.
Ариэль с группою старших воспитанников неподвижно, молча стоит в углу на каменном полу.
Слуга вводит четырнадцатилетнего мальчика.
— Пей! — говорит наставник, протягивая кружку.
Мальчик покорно глотает остро пахнущую, горьковатую жидкость, стараясь не морщиться. Слуга быстро снимает с мальчика рубашку и натирает его тело летучими мазями. Мальчика охватывает тревога, смертельная тоска. Потом наступает возбуждение. Он часто и тяжело дышит, зрачки его расширены, руки и ноги дергаются, как у картонного паяца.
Учитель поднимает с пола лампу с мерцающим огоньком и спрашивает:
— Что видишь?
— Я вижу ослепительное солнце, — отвечает мальчик, щуря глаза.
Все чувства обострены. Тихий шепот кажется ему громом, он слышит, как мухоловки бегают по стенам, как дышит каждый человек в комнате, как бьется сердце у каждого из присутствующих, как где-то на чердаке шевелятся летучие мыши… Он видит, слышит, замечает, чувствует то, чего не замечает ни один нормальный человек.
У одних это состояние кончается бредом, у других — сильнейшим нервным припадком. Некоторых Ариэль уже больше не видел после таких бурных припадков: они или умерли, или сошли с ума.
Сам Ариэль имел крепкий организм. Он прошел все испытания, сохранив свое здоровье.
Когда зажглись первые звезды, дверь комнаты открылась. Вошел Чарака, ведя за руку смуглого мальчика с испуганным лицом.
— Садись! — приказал он мальчику.
Мальчик сел на пол как автомат. Ариэль подошел к Чараке и поклонился.
— Это новый. Его зовут Шарад. Ты поведешь его сегодня. Ты доволен собой?
— Да, отец, — ответил Ариэль.
— Тебе не в чем покаяться? — недоверчиво спросил Чарака. — Совершенства может достигнуть лишь тот, кто никогда не бывает доволен собой. — Пытливо посмотрев в глаза Ариэля, Чарака спросил: — О прошлом не думал?
— Нет, — твердо ответил Ариэль.
В этой школе воспитанникам воспрещалось думать о жизни до поступления в школу, вспоминать раннее детство, родителей и задавать вопросы, касающиеся их прошлого и будущего. Никто из воспитанников не знал, что их ожидает, к чему их готовят, почти никто не помнил и своего прошлого. Тем, у кого были еще слишком свежие воспоминания и крепкая память, гипноз помогал забыть прошлое.
Чарака еще раз пытливо посмотрел в глаза Ариэля и вышел.
Шарад сидел все в той же неподвижной позе, как маленький бронзовый истукан.
Ариэль прислушался к удаляющимся шагам Чараки и улыбнулся — в первый раз за весь день.
Перед воспитанниками Дандарата было только два пути: для большинства — полное, абсолютное обезволивание и, в лучшем случае, полная расшатанность нервной системы. Для ничтожного меньшинства — наиболее сильных физически и интеллектуально — путь тончайшего лицемерия, хитрейших ухищрений, артистической симуляции. Ариэль принадлежал к последней группе. Ему удавалось даже противостоять гипнозу, симулируя сомнамбулическое состояние. Но таких, как он, было немного. Малейшая ошибка — и обман разоблачался. Наставники были хозяевами души и тела своих воспитанников.
Ариэль быстро и бесшумно подошел к Шараду и прошептал:
— Тебя будут пугать, но не бойся, что бы ты ни увидел. Все это нарочно…
Мальчик с удивлением и недоверием посмотрел на Ариэля. В школе с ним еще никто так дружески не говорил.
— И главное: не плачь, не кричи, если не хочешь, чтобы тебя били!
Шарад перестал плакать.
За окном бесшумно метались летучие мыши, иногда влетая
