Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По воскресеньям весь корпус водили в местную греческую православную церковь. В корпусе же богослужений не совершалось. Да даже и священника вначале вообще не было. Два раза в неделю весь корпус «справа по шести» шел на прогулку в город. По дороге пели. Пели хорошо. Пели и по вечерам, когда собирались либо на веранде, а когда захолодало – в спальне 4-го класса. Регентом был человек с абсолютным слухом, Сима Родионов, бывший семинарист. Пели казачьи песни, пели и добровольческие: «Вспоили вы нас и вскормили», «Слышали деды – война началася», «На берег Дона и Кубани», «Пусть свищут пули, льется кровь» и многие другие.
Книг для чтения не было. Правда, в городе была общественная библиотека, но она была закрыта. Зато рассказы о боевом прошлом с успехом заменяли книги. Каждый повидал достаточно и «хлебнул горячего до слез». Были и мастера-рассказчики, целыми вечерами передававшие своими словами содержание когда-то ими прочитанных книг. Одним из таких мастеров был Сема Бегинин (бывший гимназист из Новочеркасска, бывший юнкер-атаманец, а в 1920 году – кадет 3-го класса). Он в течение двух недель рассказывал «Графа Монте-Кристо», передавая в общем правильно содержание книги. Скажем короче: живое устное слово вытеснило печатные труды.
Картина наших досугов была бы неполной, если не упомянуть о всеобщем увлечении шашками. Все столы и скамьи были расчерчены как шашечные доски, белые и черные камушки заменили шашки, и турниры велись во все свободное время.
Зима 1920 года была исключительно суровой – Сиваши (Гнилое море у Перекопа) замерзли, что случалось раз в тридцать лет. К концу октября по городу поползли тревожные слухи: фронт откатился к Перекопу. Потери велики. Красные жмут, а задержать их некому. Кадеты заволновались – каждый хорошо понимал, что его ожидает, если он живьем попадется в лапы РККА. Генерал Рыковский собрал всех кадет и, подтвердив, что положение на фронте угрожающее, пообещал, что корпус пойдет походным порядком на Севастополь, где будет погружен на пароходы. Однако этот поход не состоялся: 1 ноября стало известно, что для эвакуации казачьего населения Евпатории прибудет целая флотилия, которая вывезет всех желающих. На следующий день, 2 ноября, нас разбудили задолго до рассвета, накормили «шрапнелью», выдали полушубки и папахи и повели в порт. Евпаторийский порт – мелководный. Прибывшие для эвакуации суда стояли на внешнем рейде, а у молов суетились рыбачьи парусные баркасы, перевозившие людей и вещи на пароходы на рейде. Дошла очередь грузиться на баркас и мне. Вместе со мной были там и калмыки из пансиона. Как и подобает истым степнякам, они уже на пути к рейду стали «кормить рыбку». Баркас причалил к высокому серому борту с надписью «Добыча». Между прочим, краткая история «Добычи» такова: военный транспорт в 8 тонн водоизмещения из-за устарелости был продан Турции; во время Великой войны взят нашим флотом в качестве военного трофея, а по приходе в 1918 году немцев в Крым снова возвращен Турции. Но когда союзники заняли Константинополь, они вернули «Добычу» России. Так вот эта самая «Добыча» была флагманским кораблем лихой евпаторийской флотилии. Скорость ее – 4 узла! Под командой «Добычи» находились суда: колесный донской пароход «Румянцев», донской речной пароход, чуть ли не парамоновского флота, «Эльпидифор» и какие-то посудины «212» и «214», тоже, по-моему, из донского пароходства. Для охраны эвакуации прибыло два «балиндера» – самоходные баржи с двумя восьмидюймовыми типа «Канэ» и на дизель-моторах. А горючего для них не было. И в результате, когда погрузка на пароходы была закончена, военные катера «Язов» и «Работник» вынуждены были затопить балиндеры с помощью своих «гочкисов».
Последнее, что я видел в Евпатории и вообще в России, было: вытянувшаяся вдоль берега белая панорама города, освещенная зимним солнцем, свинцовое, штилевое море. И это последнее видение сопровождалось гулкими взрывами на балиндерах. Один из них «свиньей» пошел ко дну, а другой загорелся и стал уходить в море. На «Добыче» заскрежетали якоря, и она двинулась в неизвестное. За ней в кильватерной колонне поплелась и вся евпаторийская флотилия. К моменту ухода появилась в качестве охраны французская канонерка. По пути в Константинополь, а шли мы трое суток, нам два раза выдавали корнбиф с немолотым овсом и по три чашки воды. И это все. К счастью, погода была штилевая.
Медленно вползла наша старушка «Добыча» в бухту Золотого Рога и заняла свое место в плавучем городе «врангелевцев». Кораблей была уйма: от сверхдредноута «Генерал Алексеев» до портовой землечерпалки, не говоря уже о различных парусниках. И на всех судах развевались желтые карантинные флаги и флаги с требованием воды и хлеба. Англичане широко откликнулись и стали развозить суп из сушеных овощей (который мы называли «английским борщом») с картошкой «в мундире» и морские галеты. Есть это пойло никто не мог – вылавливали картошку и галеты, а все остальное выливали за борт. Около кораблей сновали каяки «кардашей» – торговцев-турок. За золотые часы давали два кило хлеба, связку инжира и литр воды. За наган – тоже давали столько же, плюс полкило халвы. Тут для корпуса начались бесконечные перегрузки, а надо сказать, что к моменту эвакуации нас было уже свыше двухсот человек – следовательно, перегрузки были делом довольно сложным. Пришлось побывать на разных судах, покуда не попали на «Великого князя Владимира». А до того перебрасывали нас, сначала на «Витим», потом на плавучие мастерские «Кронштадт», «Шилку» и «Саратов». На «Владимире» находился и Крымский кадетский корпус, составленный тогда главным образом из кадет Полтавского и Владикавказского корпусов. «Владимир» взял курс на Сербию, шел не торопясь, и только через десять
