М.С. - Владимир Чистяков

Но он будет жить. Именно вопреки ей. Одновременно, благодаря ей. И с этим неснимаемым камнем на душе. Он будет жить. Будет вечно травить ему душу чувство вины. Вины, которую не загладишь уже ничем и никогда. Вины перед людьми. И перед самим собой. Своей слепостью.

Одного он не понял. Младшая, младшая-то почему его пощадила? Она ведь слыла безжалостной. Со старшей он довольно много говорил. С младшей же даже виделся всего раза два. Если это можно было назвать встречами. Разъярённую ведьму на джипе, вставшую во весь рост за пулемётом и несущуюся прямо на него. Свою родную сестру он так увидал впервые за двадцать лет. Прекрасную и смертоносную Чёрную Дину. Она была прекрасна. И потому и шли за ней люди. Видели огонь горячего сердца. И готовы были умереть за неё. Гвардейцы. Саргоновские гвардейцы. Смеялись над ними повстанцы. Считали их столичными бездельниками. Смеялись над ними. И напрасно! Как же всё вдруг переменилось, когда появились они! Всё, что удавалось раньше стало срываться. Раз за разом. Гвардейцы умели всё, что прочие солдаты и повстанцы, но делали это гораздо лучше. Мастера засад сами стали попадать в засады. Из которых никто живым не уходил. Сам он попал в такую же засаду… Потом, размышляя на ''досуге'', он пришёл к выводу, что среди его людей кто-то был засланным. А кто? Теперь уже не важно.

Они разом появились на гребне холма. Молча полетели вниз. Джипы с чёрным всадником на правом крыле и несколько танкеток. Чёрные всадники — степные патрули М. С… Словно вернулись из прошлого другие Чёрные Всадники другой Чёрной Дины. Но их вела эта Дина. На джипах захлёбывались огнём пулемёты. Чуть ли не по пять на каждой машине. Он сразу понял — на каком джипе она, Чёрная Дина. Не было на машине никакого знака, но сразу понял Линк, кто встал за турелью. А когда они налетели, то стало ясно — это конец. И больше ничего уже не будет. А Дина разглядела именно его. Он тогда ещё понадеялся, что в откровенно проигранном бою сможет всё-таки свалить их командира. Размечтался! Короткой очередью подрезали коня, он кубарем полетел в грязь. От удара Линк потерял сознание, а когда очнулся, Дина уже стояла над ним, с усмешкой целясь ему в голову из его же пистолета. Она забавлялась, а ему почему-то показался очень знакомым взгляд этих светло-карих глаз. Взгляд откуда-то из детства. Только раньше не было во взгляде смерти. Была теплота и любовь. Но это был другой взгляд.

Его не убили только потому что в столице велели привезти живым.

М. С. он смог понять до какой-то степени и насколько её вообще возможно было понять. С ней то он одного поля ягода… был. А вот Дина… Не понял он, почему заслужил пощады от не знавшей жалости. И знал, что никогда уже не поймёт.

И теперь он обязан жизнью обеим. Таким непохожим. И имевшим одно, но зато какое, основание лишить жизнь его. Зачем? Ради чего?

Несколько лет спустя он приехал в столицу. Пришёл на могилу Дины. Сам не знал зачем. Но всё-таки считал, что должен побывать в этом месте. Именно там сначала. А у умирающей львицы — уже потом.

Он купил роз. Огромный букет. Тёмно-бордовых. Какие любила Софи. Они наверняка понравились бы и её дочери.

Памятник узнал сразу. Пусть и надгробный, но нет в нём скорби. Из розоватого мрамора, в конце берёзовой аллеи стремится ввысь она. Словно в танце застыла мраморная фигура. Немыслимо изящная и воздушная. Как будто летящая. И одновременно, сильная. Но почему-то совершенно не грозная. Ибо добрая эта сила. Ветер колышет длинные волосы. Смеётся она. Даже в камне кипит жизнь. Какая же она юная! И вечная одновременно! Прекрасная, словно богиня весны и любви. Лицо к небу. Навстречу ветру. Грозам и бурям. Тёплому весеннему солнцу. Всей той жизни, которой так богат этот мир. Не надо вечного огня, в мраморе словно пылает живой огонь. Всё ей нипочём. В веках останется такая Дина. Так похожая на живую. И в чём-то иная. Да, скульптор, имени которого Линк не знал, этим памятником обессмертил себя. Одновременно, даровав Дине бессмертие. Пусть такое. Но теперь её не забудут никогда.

У ног Дины лежат тёмно-бордовые розы. Их очень много. Приносят ей люди. Любила она, воительница эти цветы. Как и мама. Это Линк помнит и сам. Сколько таких роз росло в Загородном дворце. И что-то она говорила об аромате. Давно это было. Память осталась. И он положил к ним свои. Они ещё не начали увядать. Они пока прекрасны. Красота цветов кратковременна. А её — вечна!

А на постаменте нет дат. Только имя. Как писали в старину о первых Еггтах. Дина дочь Софи-Елизаветы. Памятник словно обеим. Таким неповторимо прекрасным. И поэтому, так рано ушедшим. Но люди не забудут этой красоты.

Его вина есть в том, что такой красоты в мире стало меньше. От самого себя не спрячешься, и точной доли не высчитаешь. Вина есть. Насколько велика? Неизвестно. И жизнь-то тебе оставили в наказание. Бывает и так.

Но приложив руку к разрушению, так ничего и не создал. Люди не знают имени. Но тебя есть, за что проклинать. Только проклятие забудется. И забудут тебя. А их красота останется в веках.

— Эй ты! — окликнули Линка.

Он обернулся. И вздрогнул. Она! Откуда? Как! Тот самый, многократно виденный в кошмарах овал лица. И немой вопрос ''За что?''.

Чёрные волосы и кожаное пальто, перехваченное поясом на осиной талии, и даже катана. Всё тоже. Как тогда.

Но мгновенный ужас был и прошёл. Перед ним стоит другая. Почему-то похожая на ту, чьего имени он называть не осмеливался. И одновременно, иная.

Она выше, плотней, старше. Да и неестественен цвет чёрных волос. Парик похоже.

Холодной сталью сверкают серые глаза на суровом и властном лице. Нездешняя, манящая и пугающая красота. Кэртерка. Кажется, Линк её узнал. Краем уха слышал какие-то слухи, что у М. С. от кого-то из чужаков есть незаконная дочь (не мог отвыкнуть от привычки мыслить категориями прежней жизни, законный, незаконный, ребенок падшей, даже дитя демона. Куда как добрее к детям были жестокие саргоновцы). Не придал этому значения, а теперь вспомнил — тогда Дина была не одна и вторая тоже стреляла в него. Он не запомнил вторую. А слухи значит, правда. Вот она какова, вторая дочь М. С., столь непохожая на первую. Куда больше похожая — на свою мать. Навряд ли в ней заиграли родственные чувства. М. С. есть М. С., Дина есть Дина. Но эта похоже ничего не обещала. А если и давала клятву — то вырвать у него сердце. И пришла сдержать свою клятву. Отточенными клинками впиваются в него серые глаза. Уверенность в них твёрдокаменная. Знает, кто перед ней. Только словно ждёт она чего-то.

Руки засунуты в карманы.

Старые навыки вспомнились сами собой. Линк сразу понял, у неё там оружие. Они довольно долго стоят вот так глядя друг на друга. Молчат. Смерть сквозит в сером взгляде. Возмездие. И ещё что-то. Но она не стреляет. Витает в воздухе старая ненависть. Но ему безразлично. Он сможет молча принять смерть. По лицу словно судорога пробежала, и она заговорила.

— Знала, что рано или поздно повстречаю тебя на узкой дорожке. Знаешь, кто я?

— Догадываюсь.

— И кто?

Он медленно выдавил из себя.

— Её сестра.

Тонкие губы скривились.

— Надо же, какой сообразительный. Тогда наверняка знаешь, зачем я здесь.

— Делай, что считаешь нужным. Мне всё равно — глухо ответил Линк.

Смерть частенько разминалась с ним. Но долго дразнить безносую не получалось ни у кого. Сейчас, так сейчас. Но она не торопится. Ждала столько лет. И по капле жаждет выпить долгожданную месть.

— Сначала я ждала, что ты уйдёшь сам. Повесишься на первом суку. Но этого не происходило. Потом я стала искать тебя. Сама. И вот нашла. Когда-то я поклялась найти двуногую тварь… Не зная, кто это на самом деле. Сейчас я думаю. Сдержать клятву. Или впервые в жизни нарушить. Сдержу я её, или нет, зависит только от тебя.

— Поступай, как знаешь. Мне всё равно.

— А мне нет. Поэтому говори.

— Что говори? — с вызовом спросил Линк. — Стреляй! Как я тогда! Я ни о чём ни спрашивал! И она ничего не сказала! Я стрелял! Бей! — крикнул он.

Он ждал выстрела. Но серые глаза ни дрогнули.

— Говори. Зачем ты сюда пришёл? Ни к ней. Я давно за тобой шла. Поверни к ней, и я бы тебя тут же застрелила. А ты взял роз. Зачем. И пришёл сюда. И положил их. Она их так любила!

— Я с детства помнил. Такие розы любила Мама. И они бы понравились ей.

— Я их тоже приносила сюда. Но не только ей нравились такие розы…

И слёзы в серых глазах. Линк молчит. Он всё ещё ждёт выстрела. А кэртерка заговорила снова.

— Я никогда не хотела отнимать жизни. Ни у кого. Но потом… В каждом скрывается зверь. Ты разбудил его. Хотела я забрать жизнь. Всего одну. Твою жизнь. Во искупление. Ибо жить должна была она. И я как зверь, шла по твоему следу. Но почему-то вспомнила, когда ты принёс розы, как было бы больно её матери если бы я убила тебя. Она бы лишалась последнего ребёнка… Не знаю, что бы она сказала тогда мне. И предполагать не берусь. Но у меня есть дети, и я могу представить — насколько это страшно их потерять.