Чм66 или миллион лет после затмения солнца - Бектас Ахметов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алма-Атинке, по дороге на Медео, в ста метрах от въезда на территорию второго дома отдыха Совмина. Построил Чокин ее после войны. Гидроэлектростанция крошечная, но работающая. Мощность ее что-то около 5 мегаватт, она участвует в покрытии пиков энергосистемы Алма-Атаэнерго.
На ГЭС постоянно живут обслуживающий инженер, сторож. Иногда приезжает сюда поработать и подышать чистым воздухом Чокин.
Гуррагча предложил Максу, Марадоне и мне:
– Поехали на ГЭС. Организуем шашлык.
Сказано – сделано. Поехали.
В горах падал снег. Пили в вагончике, к вечеру спустились в город. Продолжили с Гуррагчей на хате у Салты.
Салта, она же Салтанат, разведенная бабенция лет 27, живет однокомнатной квартире, в доме через дорогу от кинотеатра "Алатау".
Отец ее в прошлом начальник городской милиции, у Салты двое детей, воспитанием которых занимается бывший муж.
Салтанат по-казахски – торжество, праздник. В квартире Салты каждый божий день что-то отмечают и сразу же начинают готовиться к следующему празднику. Гуррагча и я застали Салтанат с подругами.
Застали мы их за обсуждением плана празднования приближающейся 65-й годовщины Октябрьской революции.
Гуррагча и я остались в квартире девушки-праздник до утра.
Проснулись и я позвонил Олегу Жукову.
– Вася, что делаешь?
– Подваливай. Мамаша на дежурстве.
В квартире Жуковых Кемпил, Энтерпрайз, однокашники Олега по юрфаку Жома, Баур и другие.
– Кэт, что делаешь? – я позвонил на работу.
– Че делаю? Работаю. Ты сам где?
– У друга на хате. Привези чирик.
– Куда подъехать?
– Знаешь на углу Фурманова и Кирова восьмиэтажку?
– Там внизу еще ювелирный магазин? Знаю.
– Через полчаса я буду у входа в ювелирный.
Была у Олега девушка Наташа. Глазастая евреечка. С ней у Жукова было в серьез. Настолько в серьез, что поверить было нетрудно любому, чей взгляд встречался с ее стреляющими по сторонам глазами.
Напоролся на ее глаза и я. Напоролся и наплевал на Олега. Подсмотрел в его записной книжке ее телефон и позвонил.
Она динамила меня. Близко не подпускала, но кое-какие, по мелочам, деньги принимала.
Забывшись, я нарисовался с ней к Кочубею. Думал, молодой человек поймет и не станет закладывать. Понятия у геологов другие, Кочубей вбагрил меня Васе.
– Бек разве так делают? – спросил Олег.- Ну скажи, нравится баба.
Что я не пойму? Но втихоря от кентов…
Было жутко не в жиляк. Не поднимая глаз, я выдавил из себя:
– Вася, ну… Знаешь, говорят, бес попутал.
– Да х…ня, – Олежка обнял меня.
…Кэт приехала вместе с Марадоной.
Перепились. Обнимались с Кэт в Васиной комнате, болтали. Вышел на кухню к Марадоне. Она курила и рассказывала, где она с Максом вчера еще побывала. Вернулся в комнату и увидел разомлевшую Кэт. Боевую подругу ласкал Олег Жуков. Я налетел на него с кулаками.
Нас растащили. Олег в умат пьяный рвался накумарить меня, испуганно кричала Марадона, ревела Кэт, ее утешал Гуррагча.
Баур увел меня с хаты.
На следующий день Кэт смущенно виноватилась: "Чего не бывает по пьяни". Я говорил, что сколько волка не корми – он и будет смотреть в лес, и что в социалистическом обществе падшим женщинам не должно быть места. За подругу вступилась Тереза Орловски.
– Бек, ты же сам говорил: падшую женщину надо простить.
– Наташа, замолчи.
Я разлагольствовал и при этом вспоминал о том, как накануне вечером, вернувшись домой, не находил себе места из-за того, что Кэт осталась с Гуррагчой.
Зазвенел внутренний телефон.
– Бек, я тут на вахте. Спустись.
Звонил Олег Жуков.
Что он хочет? "Пришел разбираться". – решил я про себя и труханул.
Вася поднялся со стула. Обнял.
– Бек, прости. Пойдем бухнем.
Главное, ребята, сердцем не стареть…
– Уже лучше. – сказала Черноголовина.
Она задумалась.
– Солнечная энергия, водородная энергетика – все это интересно.
Но… – Галина Васильевна вновь повторила: "Не надо забывать о читателе. Все же пойдем к нему навстречу".
Я промолчал.
– Вы кем работаете?
– Младшим научным сотрудником.
– Замечательно. Может напишите об институте? Кто знает, вдруг получится дневник младшего научного сотрудника?
А что? Это идея. Только… Жизнь такая, какая она есть, вещь скучная. Это еще пол-беды. Наша повседневка состоит из подробностей, без упоминания которых она утрачивает достоверность. Чаще всего подробности эти выглядят настолько гнусными, что внимание к ним автора свидетельствует о его дурном вкусе. Поэтому строго необходимо выглядеть лучше, чем ты есть, для чего и собственно надо скрывать, что тебя в истинности интересует. О чем можно писать, а о чем нельзя? Ладно, сейчас не до этого, и не мое это собачье дело.
И все же. О чем мне рассказать? Конечно же, не о том, что бухаю каждый день. Но я не только бухаю. Кое-что делаю. Вот именно, кое-что. Человек прекрасен, красив только в труде? Так? Так. Бывал я и на производ стве. В роли экскурсанта. Может изобразим из себя, что-то такое?
Я вспомнил о принципе работы теплового насоса. Черноголовина поставила задачу: бросовое тепло – с температурой в диапазоне 45-50 градусов – сконцентрировать, уплотнить, поднять деградированный термодинамический потенциал до уровня, пригодного к использованию.
В конце концов не я один живу скучно, мало кому есть что поведать другим что-либо из ряда вон выходящее, интересное. Литература – это стереотип, загоняется в рамки жанра. Отсюда потребность присочинять, домысливать, делать из опереточного сюжета собственной жизни нечто вроде драмы.
Иначе нельзя.
– Попробую
– Пробуйте.
…Спасибо Вам, я греюсь у костра.
В дверь просунул голову Курман, инженер лаборатории энергосистем.
Сказал два слова:
– Брежнев умер.
Брежнев мне не сват, не брат, но стало страшноватенько. В комнате секунд на пять все замолкли.
"Трибуна мавзолея на похоронах Брежнева вряд ли представила опытным физиономистам, психологам материал для, вызывающих доверие, выводов и обобщений. Соратник покойного стояли с отрешенными, непроницаемыми лицами. 70-летний Кунаев, как и все, думал, наверное, о смерти вообще и о есбе. В его возрасте смерти не боятся. Он, верно, думал и о том, как нелепая, если не брать во внимание билогическое старение организма, – неизбежность исхода, в своей внезапности, смерть старшего товарища может круто поменять планы, порушить надежды. Он быть может, думал и о том, что жизнь и в самом деле коротка, если уделять незаслуженно много времени и внимания удовльствиям души и тела, принимать близко к сердцу капризы судьбы, поддаваться соблазну отвлекать себя некими надуманными акциями…".
Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
11 ноября, в день рождения Шефа, шел снег с дождем. Доктор с
Надей приехали домой к Большому и якобы на картошку заняли у Светы
(жены Большого) 50 рублей.
Большого дома не было. Дома Эдька бывает редко, фестивалит с центровскими.
Блондинка в шоколаде
– Кого изберут председателем похоронной комиссии, тот и займет место Брежнева. – Я помнил, что председателем комиссии по организации похорон Сталина был Хрущев.
– Да, – подтвердил Руфа. – Так и будет.
Папа сказал, что Андропова не изберут.
– У него нет высшего образования. – сказал он.
Скорее всего. Тогда кто? Портреты Кириленко на демонстрации 7 ноября нести запретили. Секретари ЦК с полным членством в Политбюро
Андропов, Горбачев, Черненко. Кто-то из них.
Фанарин сказал, что Андропов не годится в генеральные секретари, потому что Юрий Владимирович еврей.
– Посмотрите на его рожу. Типичный еврей.
Руфа и тут согласился. В самом деле, Андропов янкель.
К обеду по радио передали об избрании Андропова председателем похоронной комиссии. Кадровый вопрос решен.К вечеру прошло сообщение о Пленуме ЦК. Новый Генеральный секретарь ЦК КПСС сказал: "Отстоять мир можно, только опираясь на несокрушимую мощь наших вооруженных сил".
Вот тебе и ответ на вопрос о роли личности в истории. Какой там к чертовой матери народ? Что хотят, то и делают.
Поехали.
ХХ век для России проходит под знаком борьбы с евреями у трона.
Как удалось Андропову неостановимо подобраться к трону? По Фанарину вышло все просто. Над семитом с рождения висит запрет: еврею отказано в праве быть плохим. Андропов держал стойку и дождался своего часа.
Сталин с евреями был строг, но понимал: без них российскому трону не обойтись.
Все же почему евреев шугают? Что они натворили?
С утра подошла Марадона.
– В двенадцать в институте траурный митинг. Мне поручили выступить от комсомола,. – она замялась, – Не напишешь мне речугу?
– Чичаза.
Я наставлял Марадону: