Властелин колец - Джон Толкин

– Это мы узнаем на горе Эрех, если нам дано будет туда добраться, — ответил Арагорн. — Клятва, которую они нарушили, обязывала их выступить против Саурона — и, если Забытые собираются исправить ошибку, они должны взяться за оружие. На горе Эрех стоит большой черный камень. Говорят, он привезен Исилдуром из Нуменора. На заре гондорского могущества Владетель Белых Гор присягнул Исилдуру на этом камне и поклялся в дружбе и верности. Когда Саурон вернул себе Мордор и восстановил былую силу, Исилдур призвал горцев и потребовал, чтобы те выполнили клятву, — но они отказались, ибо в Черные Годы поклонялись Саурону и приносили ему жертвы. Тогда Исилдур сказал Горному Владыке: «Да оборвется на тебе род ваших государей! А ежели Нуменор одолеет Черного Властелина — да свершится заклятье, кое налагаю я на тебя и людей твоих: да не узнают они покоя, пока не исполнят клятвы! Война продлится не одно столетие, и вас еще воззовут из небытия, прежде чем ей настанет конец». И горный народ бежал от гнева Исилдура, так и не осмелившись поднять против него оружие. Они скрылись в тайных урочищах, перестали встречаться с другими племенами и отступали все выше и выше, к бесплодным вершинам, пока не погибли и не вымерли все до единого. Но страх остался жить, и страх этот доныне тяготеет над горой Эрех и над всеми местами, где укрывалось когда–то это племя, — ибо Мертвые так и не обрели покоя… И все же я должен туда идти. Живущие не в силах помочь мне. — С этими словами Арагорн поднялся.

– Вперед! — воскликнул он, выхватив меч, ярко сверкнувший в полумраке хорнбургской трапезной. — В путь, к Черному Камню Эреха! Я вступаю на Тропу Мертвых! Чья воля тверда — за мной!

Леголас и Гимли молча поднялись и вслед за Арагорном покинули трапезную. Безмолвные Следопыты в низко надвинутых капюшонах все так же неподвижно ждали на зеленом лугу у крепости. Леголас и Гимли оседлали своего коня, Арагорн вскочил на Роэрина, Халбарад поднял к губам большой рог и протрубил. По Хельмской Теснине прокатилось эхо — и кони ураганом понеслись к выходу из долины, провожаемые недоуменными взглядами людей, оставшихся на Валу и в Крепости.

Пока войско Теодена медленно пробиралось по горным тропам, Серая Дружина с быстротой ветра пересекла равнину и к вечеру следующего дня достигла Эдораса. Там Следопыты дали коням немного отдохнуть и помчались дальше, чтобы к ночи успеть в Дунхаргскую Крепость.

Эовейн с радостью встретила и приняла гостей: она еще никогда не видела столь могучих воинов, как дунаданы и прекрасноликие сыновья Элронда. Но чаще всего взгляд ее останавливался на Арагорне. Когда гости сели за вечернюю трапезу, она усадила Арагорна по правую руку от себя и завела с ним беседу. Так ей стало известно все, что произошло после отъезда Теодена и о чем она знала лишь по скудным сообщениям гонцов. Когда Эовейн слушала рассказ о сражении в Хельмской Теснине, о разгроме врагов и о том, как Король повел в бой своих воинов, глаза у нее блестели.

Наконец она молвила:

– Вы утомлены, достойные князья, идите же отдыхать. Постели приготовлены — правда, на скорую руку, но завтра мы найдем вам пристанище поудобнее.

– Не пекись об этом, госпожа моя, — ответил Арагорн. — Довольно того, что мы переночуем под крышей и на рассвете сможем вкусить пищи. Ибо дело, что зовет меня, неотложно, и мы покинем этот дом с первым проблеском зари.

Эовейн улыбнулась:

– Сколь же благородно было с твоей стороны, о высокочтимый повелитель, свернуть с дороги затем лишь, чтобы принести Эовейн весть о победе и утешить печальную узницу в ее изгнании!

– Нет на свете воина, который не почел бы за счастье совершить ради тебя такой труд, госпожа, — отвечал Арагорн. — Но, сказать по правде, будь у меня лишь эта причина, я бы здесь не очутился. Я не свернул с дороги. Мой путь лежит через Дунхаргскую Крепость.

Видно было, что ответ пришелся королевне не по нраву.

– В таком случае ты сбился с пути, о повелитель. — В голосе ее прозвучал холод. — Из Харгского ущелья нет пути ни на восток, ни на юг. Тебе придется возвратиться той же дорогой, какой ты сюда приехал.

– Нет, госпожа, я не сбился с пути, — покачал головой Арагорн. — Я знаю эти края и ходил по твоей земле задолго до того, как родилась ты, чтобы ее украсить. Кроме той дороги, о которой ты говоришь, есть еще одна. На нее–то я и вступлю завтра утром. Это — Тропа Мертвых.

Эовейн сильно побледнела и долго глядела на него, не проронив ни слова, будто пораженная его словами в самое сердце. Все остальные хранили молчание.

– Стало быть, ты идешь за смертью, Арагорн? — проговорила наконец Эовейн. — Кроме смерти, ты ничего не найдешь на этой Тропе. Мертвые не пускают к себе живых.

– Может статься, меня они пропустят, — молвил Арагорн. — Во всяком случае, мой долг — испытать судьбу. Другого пути у меня нет.

– Но это же безумие! — воскликнула Эовейн. — Твои спутники — славные и могучие воины. Не в царство смерти должен ты вести их, а на поле битвы, где каждый на счету! Останься и поезжай с моим братом, прошу тебя! Тогда сердца наши просветлеют и ярче разгорится наша надежда.

– Это не безумие, госпожа, — возразил Арагорн. — Я вступаю на путь, который мне назначен. Те же, кто следует за мной, решились на это добровольно — я их не понуждал. Если они пожелают, то могут остаться здесь и позже отправиться на войну вместе с роханцами. Тогда я пойду один, ибо таков мой долг.

Разговор оборвался, и остаток трапезы прошел в молчании, хотя Эовейн смотрела на Арагорна неотрывно, и все замечали, что она испытывает душевную муку и смятение. Наконец гости встали из–за стола, поклонились хозяйке в пояс и, поблагодарив ее за гостеприимство, отправились отдыхать.

Арагорн подходил к шатру, который он разделял с Леголасом и Гимли, когда за его спиной вдруг послышались шаги и его окликнули. То была Эовейн. Арагорн обернулся, и она показалась ему нежным мерцанием в ночи, ибо одета она была в белое; но глаза ее горели огнем решимости.

– Арагорн, зачем ты идешь дорогой смерти? — тихо спросила она.

– Я должен, королевна, — мягко ответил он. — Только так могу я совершить то, что предназначено мне совершить в войне против Саурона. Я не сам выбираю опасные тропы, о Эовейн! Если бы я мог вернуться туда, где осталось мое сердце, я был бы сейчас далеко на севере, в блаженной долине, которая зовется Ривенделл.

Эовейн молчала, словно пытаясь угадать скрытый смысл его слов, — и вдруг положила руку ему на плечо.

– Ты суров и тверд в решениях, господин мой, — сказала она. — Такие, как ты, добывают себе великую славу. — И прибавила, помедлив: — Если тебе суждено идти по этой дороге, позволь мне отправиться с тобой! Мне наскучило отсиживаться по горным долинам, и я хочу встретить опасность в битве, лицом к лицу.

– Твой долг — быть со своим народом, — возразил Арагорн.

– Долг! Опять долг! Только и слышу, что о долге! — воскликнула Эовейн. — Разве я не из рода Эорла? Мне пристало носить оружие, а не ходить в няньках. Я слишком долго предавалась ожиданию, и шаги мои были нетверды. Но теперь, когда я прочно стою на ногах, — разве не могу я сама распорядиться своей судьбой?

– Немногим удается сделать это с честью, — возразил Арагорн. — Разве на тебе не лежит бремя власти, разве не тебе выпало печься о твоем народе, пока Король воюет? Избери Теоден не тебя, а кого–нибудь другого, скажем одного из военачальников, разве тот смог бы так легко сбросить с плеч свои обязанности, даже если бы они ему смертельно наскучили?

– Но почему выбор всегда падает на меня? — горько воскликнула Эовейн. — Почему я вечно должна оставаться дома, когда всадники скачут в бой? Они добудут себе славу, а я так и буду до самой смерти следить за хозяйством, принимать гостей и готовить им стол и ночлег. Разве это справедливо?

– На этот раз, — молвил Арагорн, — может случиться, что с поля битвы не вернется никто. В этом сражении понадобится мужество без оглядки на славу, ибо никто никогда не узнает, какие подвиги совершили павшие, в последний раз выступив на защиту своего дома… Но ведь подвиг остается подвигом, даже если его некому воспеть.

Эовейн отмахнулась:

– Все твои слова значат только одно: ты женщина и твое место — в доме. Когда мужчины, стяжав себе славу, погибнут, тебе дозволено будет — пожалуйста! — сгореть вместе с этим домом, который больше никому не будет нужен. Но я не служанка, я — из рода Эорла. Я умею сидеть в седле, владею мечом и не боюсь ни боли, ни смерти.

– Чего же ты боишься, госпожа?

– Неволи, — бросила она. — Я боюсь просидеть всю жизнь под замком, боюсь дождаться дня, когда усталость и годы примирят меня с тюрьмой, когда надежда совершить великое исчезнет, забудется и перестанет волновать сердце.

– Но ты хотела, чтобы я отказался от пути, который я выбрал, только потому, что он кажется тебе опасным, — разве не так?