Козыри богов(СИ) - Владимир Городов

- Фто, молодой феловек, рефылись, наконец, сыграть? - прищурился на меня раздатчик.

- Да. Ставлю макатим! - вывалил я на стол горсть цилиндриков.

Моя фраза привлекла внимание окружающих: макатим в этом заведении считался очень крупной ставкой. И игра началась.

Играли мы довольно долго: чтобы не быть заподозренным, я не мог выигрывать постоянно. Приходилось время от времени и проигрывать, иногда и по-крупному. Но всё равно, медленно, но неуклонно раздатчик проигрывал. Вокруг стола собрались уже почти все присутствующие и, разделившись на два лагеря (одни - за меня, другие - за крупье), дружно орали при очередном вскрытии карт. Крупье то бледнел, то аж зеленел, а потом начал передёргивать и выкладывать по равному количеству очков: самая меньшая вероятность, труднее всего угадать. Я это видел, но не спешил ловить его за руку: всё равно я видел любой расклад. В конце концов, он объявил, что полностью проигрался, зло сунул в карман колоду и ушёл, громко хлопнув дверью. Я пересчитал деньги: мой выигрыш составил без малого десять катимов. Угостив пивом своих наиболее рьяных болельщиков, я поднялся наверх, в общую спальню, где, не дождавшись меня, уже спал Асий. Здесь, как и в любом помещении, где ночует слишком много народа, было душно, стоял спёртый неприятный запах. Кто-то громко храпел, кто-то бормотал во сне.

"Может, стоит заказать отдельный номер? Деньги теперь есть",- подумал я. Но будить очень утомившегося за день старика не хотелось. Да и сам я устал, а потому поленился сходить поискать хозяина гостиного двора, прилёг рядом с Асием и тут же уснул - словно в омут провалился.

Проснулся я среди ночи от того, что чьи-то руки осторожно меня обыскивали.

- Кто это? - со сна глупо спросил я.

- А, фтоб тебя! - раздалось в темноте злобное бормотание, после чего я получил такой удар в лицо, что сознание меня покинуло.

Утром Асий лечил меня от нестерпимой головной боли настойкой трав, купленных на последние деньги у местного ведуна. Из тех же трав он приготовил и примочку для моего заплывшего глаза. Старик ничего не говорил, но молчание это воспринималось мною хуже иных укоров. А, кроме него, сочувствия ждать не от кого: даже все мои вчерашние фанаты, узнав, что произошло, стали дико ржать и указывать на меня мизинцем - один из самых неприличных жестов в этом мире.