Крестом и стволом - Михаил Серегин

Прошло около двух минут, но Коробейник не появлялся. Ни звука шагов, ни голосов, ни-че-го.

– Подожди меня здесь, – попросил священник жену.

Она еще крепче вцепилась ему в рясу, но потом взяла себя в руки и отошла.

– Иди.

– Сиди тихо, – предупредил он, огляделся по сторонам, стараясь запомнить место, где оставляет жену, и побежал назад, туда, откуда они несколько минут назад с таким трудом вырвались.

Он почти добежал до врезавшейся в густой кустарник машины преследователей, когда снова услышал выстрел и через секунду второй. Выстрелы прозвучали глухо, как сквозь подушку. Отец Василий догадался, что стреляют внутри здания, и подумал, что это почти наверняка Санька.

На всякий случай он подкрался к машине. Дверки были распахнуты, а вокруг лежали вповалку трудно различимые в темноте тела. «Ах ты, горе какое!» – ужаснулся священник тому, во что втянулся Санька.

Со стороны дороги раздался протяжный разбойничий свист. Отец Василий вздрогнул, оглянулся, отошел от машины и, уже никуда не торопясь, побрел навстречу идущему по лесной дороге Коробейнику.

– Ты чего сопли жевал?! – почти сразу обрушился на него Санька. – Сразу надо было их мочить! Как только жену получил!

– Я сигнала твоего ждал, – смущенно признался священник.

– Какой тебе на хрен сигнал нужен?! – возмутился Санька. – Я же тебе специально сказал: клешнями будешь махать сам! Пришлось, блин, всю работу за тебя делать!

– Я бы не стал их убивать, – покачал головой священник. – Ты же знаешь.

– А кто тебя просил убивать? Навернул в челюсть – и прощай, отечество! Чего ты как неживой был?

Некоторое время они шли молча, а потом Коробейник повернулся к священнику и цокнул языком:

– Да-а… Ты и впрямь другим человеком стал. Вроде и силушкой бог не обидел, да только с прежним Шатуном мы бы их сразу, на месте всех ушатали бы.

– Ты что, всех положил? – вместо ответа спросил отец Василий.

– Не всех, не боись! – рассмеялся Коробейник. – Батону, правда, досталось – пару месяцев на коечке проваляется! Не веришь? Пошли, пульс пощупаешь! А Рваный, так тот и вовсе целым ушел – прыткий, зараза!

Священник вздохнул и понял, что ему полегчало, хотя идти и щупать пульс он не хотел.

– С супругой-то все в порядке? – перевел разговор Коробейник.

– Вроде да.

– Хреново, конечно, что Ольгу в это дело втянули, – вздохнул Санька. – Придется ей где-то перекантоваться, пока страсти утихнут.

– А когда, ты думаешь, они утихнут? – с горечью в голосе спросил священник.

– Когда Бухгалтеру на живот утюг поставят, – усмехнулся Коробейник. – То, что не раньше, это я тебе гарантирую. Ладно, хватит об этом, кажется, мы пришли.

Они вытащили Ольгу из кустов и направились по мягкой лесной дороге вперед – где-то там должна была пролегать трасса. Ольга, сотрясаемая мелкой дрожью, жалась к мужу, но молчала. И от этого ее молчания им обоим было не по себе, как будто при них ни за что обидели ребенка.

Только часа через полтора они вышли на шоссе, но и дальше двинули опять-таки не по трассе, а по бегущей вдоль дороги тропе, приседая и прячась, как только замечали огни проходящих машин.

Ольга быстро устала, но не жаловалась и, только когда они уже около пяти утра переступили порог дома, тихо извинилась и ушла в ванную – воду, слава строителям, Петрович уже подвел. Отец Василий виновато посмотрел ей вслед и отправил Коробейника в сад принимать душ. Когда они уже переоделись в чистое, священник, еще раз убедившись, что с Ольгой все в порядке, повел друга в летнюю кухню.

– Ничего не хочешь рассказать? – спросил священник, ставя на плиту чайник. – А что рассказывать? – усмехнулся Санька. – Что меня со службы списали? Так это ты и сам прекрасно помнишь. Как я со своей медсправкой пытался в ментовку устроиться? Или как полгода на заводе слесарил, а потом два года зарплату не мог выбить? Так ты не на Марсе живешь, знаешь, чай, как это бывает.

– А что дальше было?

– А дальше все просто. Пытались меня и всякие Парфены под себя поставить, но ты же знаешь мой характер. В общем, занял денег – и пошло-поехало.

– Ты что, бизнесмен? – потрясенно уставился на Саньку священник.

– Вроде того, – усмехнулся Коробейник.

– А при чем здесь Парфен? Фамилия твоя новая? Как тебя вообще сюда занесло?

– Парфен мне бабки должен, – серьезно сказал Коробейник. – Сделка-то у нас была вполне легальная, да кто же знал, что так все получится?! Ну, навел я справки по своим каналам, понял, что по закону я своих бабок и через двести лет не увижу, вот и приехал… Бухгалтера этого долбаного искать. У здешней братвы меня и повязали, «до выяснения», так сказать.

– А фамилия? С какой такой стати ты вдруг Чукалиным заделался?

– Ты не поверишь! – рассмеялся Коробейник. – Я права подделал! Грех, понимаю, да только время – деньги, а мои права тю-тю, крылышками махнули. А паспорт до сего дня вон в чемоданчике лежит, вместе с пушкой, можешь посмотреть, пока я добрый.

Отец Василий покачал головой и начал заваривать чай. Получалось, конечно, складно… слишком складно. Он посмотрел на своего боевого друга и вдруг устыдился. Ни разу Коробейник сегодняшний не поступил так, как не поступил бы Коробейник вчерашний, тот самый, что спас ему жизнь, подставившись под бандитскую пулю. И если бы не чужая фамилия в правах, у священника и тени сомнения бы не возникло. Ни в чем.

Он разлил чай по чашкам и тревожно выглянул в окно. Но Ольга, умывшаяся и причесанная, уже деловито хлопотала на кухне – он помнил, что у нее со вчерашнего дня осталось недоваренным варенье.

– Хорошо тебе! – внезапно сказал Коробейник. Он произнес это с таким чувством, что отец Василий опешил.

– А ты что же? – не нашел чего умнее спросить он.

– Знаешь, – отхлебнул Коробейник из чашки. – У меня ведь дом покруче твоего. На летней кухне мебель из испанского дуба, а пригласить некого…

– А ребята?

– Да нет уже, считай, никого, – покачал головой Санька. – Каспер и Дух погибли. Это ты помнишь. Чижа посадили – не тому, кому надо, челюсть сломал. А остальные рассосались как-то. Нет никого. Я пару раз к ротному зашел, а говорить-то и не о чем. У него учебный план, молодняк, а у меня с турками встреча да с партнерами «стрелка». Вот так и живем. Ладно, – поднялся он. – Спасибо, так сказать, за хлеб-соль, а мне пора.

– Что, Бухгалтера пойдешь искать? – искоса глянул на друга отец Василий.

– А чего его искать? Я знаю, кто он, – усмехнулся Санька.

– Да ну? – не поверил отец Василий.

– Вот те крест! – насмешливо перекрестился друг. – Только рано его брать, – покачал он головой. – Есть у меня информация, что не время пока Бухгалтера трясти. Нужно еще немного в засаде посидеть.

Санька встал, и его тут же перекосило от боли.

– Вот всегда так! – засмеялся он. – Пока в деле, ничего меня не берет! А стоит расслабиться… Можно вопрос, Мишаня?

– Конечно, – пожал плечами священник.

– Ты-то каким боком к Парфену стоишь? За каким хреном они этот беспредел учинили? Почему они думают, что ты с этим связан?

Отец Василий на секунду задумался.

– Видишь ли, Санек, – медленно, с расстановкой произнес он. – Парфен-то после той аварии, можно сказать, у меня на руках умер. Да и до того у нас пара интересных встреч была, – он вцепился в еще не просохшую бороду пальцами и завершил: – Я понимаю, что этого мало, но, похоже, где-то сработал испорченный телефон. Помнишь такую игру? Была у нас в детстве… Сказали одно, а услышали другое.

– Ладно, пошли, багажник мне откроешь, чемоданчик свой заберу, – улыбнулся Санька своей открытой, безмятежной улыбкой. – Или, знаешь, припрячь его у себя. Будет повод еще раз к тебе зайти, чайку попить.

Отец Василий открыл багажник, проводил Саньку долгим, тоскливым взглядом и вернулся в дом. Он не представлял, что будет делать, как сможет обезопасить жену от повторения случившегося. Но Ольга все решила сама – быстро и однозначно.

– Знаете, батюшка, что-то мне здесь неуютно, – подошла она к мужу и внимательно посмотрела ему в глаза. – Вы как хотите, а я к Верке пошла.

– Почему? – спросил отец Василий, пережив мгновенное неконтролируемое замешательство, и тут же почувствовал исходящую от этого слова фальшь.

– А к кому еще? – задумчиво произнесла Ольга. – Можно, конечно, и к Анзору. Но у него и так полон дом, мал мала меньше, обедают в две смены. А у Веры, хоть комнатенка и маленькая, зато спокойно. Я у нее гостила, знаю.

Смысл в предложении был. В том, что Вера примет Олюшку, отец Василий не сомневался. По крайней мере там однозначно будет спокойнее. Конечно, отцу Василию было как-то не по себе от мысли, что он, крепкий, тренированный мужчина, не может защитить супругу, но он понимал, что это в нем просто гордыня говорит – недостойное его сана, мелкое, эгоистическое чувство. Он видел и другое: жена оказалась куда как крепче, чем он думал, и, наверное, если бы она расплакалась или вообще устроила шумную, с битьем посуды, истерику, было бы проще. Но она повела себя в момент настоящего испытания жестко и точно, почти по-мужски.