Гренадер - Олег Быстров

Саблину нечего было ответить. Но позже, когда он поднялся в мансарду и лёг в постель, мысли его продолжали крутиться вокруг Хелены. Образ девушки стоял перед глазами: её сияющие глаза, румянец возбуждения на щеках, приоткрытые влажные губы. А ведь она, по сути, назвала его оккупантом. Речь шла о политике вообще, но обращалась-то она к нему, к поручику русской армии.

Никогда Саблин не сомневался в своём предназначении. Понятие воинского долга и служения Родине были для него понятиями святыми и неразделимыми. Да и положение в Европе, угроза для России, Украины, Польши, исходящая от Германии, – всё это как бы диктовало единственно правильный выход, провозглашённый в Меморандуме. Не будь похода русских войск на запад, туда пришли бы немцы.

Иван Ильич хорошо помнил, как по-хозяйски вели себя гитлеровцы на границе Чехословакии. Как уверен был гауптман Карл Дитмар в своём праве свободно пройти на чужую территорию…

Но сейчас будто иголочка уколола где-то под сердцем – неужели он, русский офицер, тоже чувствует это право: прийти и наладить жизнь в чужом краю? По своему разумению, исходя из собственных представлений, как быть должно, а как – нет. Стоп, но эти земли раньше были русскими, здесь много его соотечественников… Натерпевшихся, настрадавшихся от тех же поляков. Пани Ядвига права, при немцах было бы стократ хуже. Значит, всё сделано правильно? Значит, никакой он не оккупант, а освободитель?

Почему же тогда красивая девушка Хелена Кравчик гневно восклицает: «Оккупант!» А потом плачет?

От всех этих мыслей голова совсем пошла кругом. «Всё, – приказал себе Иван Ильич, – завтра вставать в четыре утра. За оставшееся время нужно успеть выспаться». И тут же уснул. Когда это было необходимо, поручик умел приказывать не только подчинённым, но и себе.

4

Ранняя осень давала о себе знать прохладными ночами и рассветами, хотя днём всё ещё было по-летнему тепло. Холод легко пробирался под гимнастёрку, и от этого кожа становилась «гусиной», тоже холодной, плотной и в пупырышек. На траве выпадали крупные капли росы, сапоги быстро намокали, будто перешёл вброд ручей. Ружейные стволы обсыпало мелкими каплями влаги.

Но опытные гренадеры загодя намазали обувку жиром, хорошенько смазали оружие. Скоро взойдёт солнце, и амуниция подсохнет. Станет светлее, теплее и веселее. А пока Саблин ещё раз уточнял задачу подчинённым. Итак. Штоколов, Митрофанов и Лемке на мотоциклах патрулируют подступы к железнодорожному полотну со стороны леса. В «Соколе-ВД» две тройки первого отделения, Урядников с тройкой Никанорова будет подле Саблина, непосредственно встречающего состав, и проследит за размещением людей и грузов в автобусах. В «Соколе» у Лычаковской рогатки – второе отделение. Без Штоколова и Митрофанова, это восемь человек во главе с командиром отделения подпрапорщиком Сыроватко. И наконец, третье отделение (без Николая Лемке) в роли мобильного резерва. Для встречи миссии Саблин выбил «летучку», во время движения полуторка с гренадерами встроится в колонну.

Урядникова с тройкой Никанорова решено было посадить в автобусы вместе с прибывшими. Сам командир взвода поедет в «Соколе-ВД». Лишь кавалькада тронется, броневик последует за ней по бездорожью, со стороны леса. Благо проходимость «ВД» позволяла легко брать рытвины и даже неглубокие овраги. В самом крутом месте поворота Кривицкой дороги остановка, круговой контроль. Следуем дальше.

Со станции на Сетнеровскую, пересекая Лычаковскую, проходила коротенькая улочка Копальня, но там ещё на прошлой неделе начался ремонт канализации, и ремонтники перекопали улицу так, что теперь она стала совершенно непроезжей, полностью оправдывая название. Однако во время прохождения колонны «Сокол-ВД» дополнительно запрёт выезд с Копальни на Лычаковскую.

К этому моменту, если не произойдёт никаких осложнений, к ним присоединится «Сокол» с заставы. Тот будет двигаться за домами Сетнеровской улицы вплоть до выезда на Пияров. И вот там все машины охранения смогут собраться в общую группу и довести кортеж: до клиники. Мотоциклисты, покинув лес, становились свободными охотниками с задачей инициативного поиска наиболее опасных участков.

Всё было просчитано. Гренадеры мобильного дозора заверили, что изучили просёлки со стороны леса до малейшей ямки, роща просматривается насквозь, и подобраться к ней незаметно просто невозможно. Несмотря на это, лишь стало светлеть, Саблин погнал своих мотоциклистов осмотреть всё ещё раз.

«Сокол» со вторым отделением уехал на Лычаковскую заставу, проверить прилегающий парк Тадеуша Словацкого. Остальных гренадеров Саблин снарядил осмотреть станцию и пакгаузы – всё, до сантиметра, чтоб ни одного подозрительного закоулка. По ходу осмотра решили часть бойцов расставить на местности, замаскировав в укромных уголках. Позже они присоединятся по сигналу.

Бойцы заняли назначенные позиции. Саблин с Урядниковым и тройка Никанорова толкались на узком перроне станции, ёжась от утренней прохлады. Застыли приготовленные автобусы и грузовики. Шофёры курили в кабинах, приоткрыв дверцы. Грузчики сидели в кузовах.

Потекли минуты ожидания.

Вокруг всё было спокойно: солнце встало, запели птицы. Подсохла роса на траве, и застрекотала какая-то мелкая степная живность. Только люди напряжённо всматривались в окружающий мир, не замечая его красоты. Пытаясь угадать возможную опасность. Но тихим был лес. Чуть шелестела листва в роще, и лишь отдалённый рокот мотоциклетных двигателей нарушал утреннюю идиллию.

Около девяти утра появились встречающие. Об акции в городе знали, но всенародным праздником она не стала. Приехали представители территориального совета и вновь назначенный директор клиники. Он заверил, что около больницы прибывших врачей ожидает куда более радушный приём: главный врач намеревается сказать короткую речь, собрался персонал, подходят горожане с цветами. В общем, событие не пройдёт незамеченным.

Вот и славно, подумал Саблин. Чем меньше толкотни и суеты на перроне, обязательной в таких случаях неразберихи, тем лучше. По-деловому посадим именитых медиков в автобусы, довезём до места, а там пусть празднуют, речи говорят.

Поезд прибыл точно по расписанию – в десять. Саблин спрашивал у Иоффе, не легче пустить под откос состав ещё в пути. Нет, отвечал подполковник. Им нужна громкая акция, и чтоб непременно в городе, на глазах у зрителей. В крайнем случае на въезде, но никак не в пути следования. Увидите, говорил он, если, не дай бог, что случится, то и лозунги какие-нибудь прозвучат или воззвания появятся. Театральщина, конечно, но без этого теряется идеологическая составляющая.

Ладно, примем на веру, подумал гренадер. Им в контрразведке виднее.

Паровоз накатывал, весь в султанах белого пара, чёрного угольного дыма, пыхтящий, свистящий, такой большой, такой заметный на фоне убогой станции, что сердце поручика ёкнуло. Лучшей мишени для «офенрора» не сыскать! Но Саблин задавил в себе этот нежданный, поднявшийся откуда-то из глубин сознания страх, собрался, сосредоточил внимание на людях. Делай что должен – и будь что будет.

Поезд стал, звякнув бамперами. Тут же из вагона посыпались люди, счастливые тем, что закончился наконец утомительный переезд, улыбались, приветственно махали руками, смеялись. Мужчины и женщины, молодые и постарше, они покидали вагоны, помогая друг другу тащить кладь. Послышалась русская речь: «Ну вот, доехали, слава Богу! Я думала, меня совершенно растрясёт в этом поезде…»– «Заметьте, а здесь теплее! В Питере-то дождь и дождь…» – «Интересно, мы сразу приступим к работе? Или дадут день-два обжиться?..»

Двухметрового гиганта с громадными чемоданами в обеих руках Саблин загадал как профессора. Именно таким богатырём, на его взгляд, и должен быть хирург. Тем более профессор. «Позвольте, господа, – гудел тот сочным густым басом. – Умоляю, осторожнее! Чтоб я никого, упаси боже, не ушиб!»

Люди толкались, гомонили, жали руки немногочисленным встречающим. Вытаскивали вещи из вагона, смеялись, закуривали и обсуждали поездку. Строили планы на будущее.

А из-за рощи тем временем взлетела красная ракета.

«ВД» рванул как борзая за добычей. В весёлой толчее на перроне этого не заметили, но Саблин напрягся. Резервные тройки из «летучки» тенями скользнули вдоль перрона и заняли позиции на подходе к станции. Урядников с гренадерами стал так, чтобы при необходимости помочь людям быстро спуститься под вагоны – единственное укрытие на голой станции.

Саблин, плюнув на конспирацию, добежал до станционного строения и ловко вскарабкался на крышу. Приник к биноклю.

В оптике отчётливо просматривалась цыганская кибитка. Вокруг стояли гренадеры с оружием наперевес, старый цыган что-то объяснял бойцам, стуча кулаком себя в грудь. Вот двое нырнули в кибитку, остальные страховали по углам. Через какое-то время неторопливо вылезли обратно, покачивая головами.