Волшебный колодец (сборник) - Михаил Грешнов

Племя тогуров уходило от преследовавших его орд Чингисхана. Это было незлобивое племя, предпочитавшее мечам простые кетмени, а боевым коням — овец, дававших шерсть и сытную брынзу. Солнце палило с неба, ветер сушил людям губы и животным глаза; пустыня была огромной, племя тогуров — малым и слабым: из тех, что монгольские воины вырезали от мала до велика. Чтобы выжить, у тогуров был единственный путь — бегство. Старики племени знали секреты, как выращивать дыни, как лечить от чумы, хранили книги с бессмертными стихами Фирдоуси и не хотели, чтобы все это умерло, растоптанное завоевателями. И осуждать беглецов не надо: для многих в те жестокие времена бегство было единственным путем к жизни… Племя уходило навстречу ветру и солнцу и последние капли влаги из бурдюков отдавало детям — своему будущему. Первыми в пустыне погибли овцы, потом буйволы, потом лошади. Стали умирать люди. А пустыня становилась все безнадежнее. Беглецами овладело отчаяние. «Все мы погибнем…» — плакали женщины. И когда от племени осталась горстка людей с десятком верблюдов, старики сказали: «Сбросим поклажу с животных, они отблагодарят нас». Старики были мудрыми и верили в мудрость мира. А миром для них было все: барханы, верблюды, солнце и саксаул. Слабеющими руками люди сбросили с верблюдов шатры и котлы — немудреную утварь — и отпустили поводья.

Верблюды пошли свободно. Но совсем не туда, куда гнали их люди. Повернули в сторону и стали петлять между барханами. Люди, измученные вконец, старались не отставать от них. И вот они увидели чудо. Животные, шедшие друг за другом, на глазах племени стали погружаться в песок. Скрылись их ноги, шеи. И головы погрузились в песок — остались только горбы. И вдруг на том месте, где исчезли верблюды, ударил столб синей воды — все выше, светлее. Вода стала разливаться у подножия барханов. Люди упали на землю, пили воду, а синий столб все бил, бил беспрерывно. Это было спасение. У воды появились шатры, а потом и кишлак вырос среди холмов, в которые превратились верблюжьи горбы.

«Может, это было вот здесь?..» — Анатолий провожает взглядом холмы. Ему нравится легенда, сложенная народом. Хотя ничего сказочного он в ней не видит. В пустыне встречаются участки зыбучих песков. Это каверны, в центральной части которых источник чистой воды. Долгое время люди не понимали, откуда эта вода, и только в пятидесятых годах прошлого века была выдвинута теория о подземных морях Средней Азии.

При мысли об этом сердце у Анатолия начинает биться сильнее: возьмет его Дарин на исследование Каракумского моря или не возьмет? Последний раз в Северокарске, когда Петр Петрович говорил с ним. в Доме Искусств, Анатолию казалось, что этот вопрос решится положительно для него. Но больше говорить с Дариным ему не пришлось. Как только колодец дал первый металл, Петр Петрович уехал, считая свою работу законченной. Сейчас он где-то на юге, в сухих руслах Узбоя.

— Порт Байконур! — объявил шофер. — Конечная остановка!

Космопорт представлял собой громадное поле, залитое стеклобетоном. Вокзал, радарные службы, пункты слежения и приема располагались по краям поля. В центре, где приземлялись межпланетные корабли, светлел керамитовый круг, не поддававшийся буйному пламени при взлете и посадке ракет. Здесь стояла «Аскания», прибывшая с Венеры. На расстоянии она казалась тростинкой, выросшей на синем стеклянном пруду. Это было красиво, если бы не четыре головастые башни дезактиваторов, обступивших «Асканию» и обдувавших ее нейтрализующими парами… Тут же расположился подвижной город — амбулатория, гпдрарий с холодной, горячей, легкой и тяжелой водой. Все на случай, если экипаж подвергся в пути солнечному ветру или потокам радиоактивных лучей. Сотня человек обслуживала башни, гидрарий.

Это можно было наблюдать на экранах вокзала, но встречавших больше заботили цветные табло с красны ми, желтыми и зелеными окнами. Всюду горел желтый спокойный свет. Это означало, что дезактивация идет нормально, отклонений к худшему нет. Встреча с близкими должна быть скорой. Среди встречавших жены и дети, несколько пожилых людей — отцы и матери космонавтов — те, кого вызвали телеграммой. Жесткая мера, но правильная: зевак и праздношатающихся, как убедился теперь Анатолий, на космодроме не было.

Наконец вспыхнул зеленый цвет. Из сумятицы вокруг корабля выкатились несколько электрокаров, направились к космовокзалу. «В котором из них Ольга?» — думал Анатолий, вышедший на террасу вместе с другими встречавшими. Снталловые кабины блестели на солнце — пассажиров не было видно. «В котором Ольга?» — продолжал всматриваться Анатолий. Ольга оказалась в четвертом.

И вот они идут по тополевой аллее, и желтые осенние листья шуршат у них под ногами.

— Ну как? — спрашивает Анатолий.

— А ты как? — вторит Ольга.

— Видишь, приехал.

— А я прилетела…

— Как Венера? — опять спрашивает Анатолий.

— Нормально. А твой колодец?

— Тоже нормально.

Оба смеются, а листья шуршат у них под ногами. Ольга загорелая, с подстриженными, как у всех космонавтов, волосами, с бровями вразлет и от этого, кажется, широко расставленными глазами.

— Дай я на тебя погляжу, — говорит Анатолий.

Они садятся на белую из струганых брусьев скамью и смотрят в лица друг другу.

— Толька, всегда ты такой… глазастый, — говорит девушка. — Смотришь — будто считаешь веснушки на моей переносице. Веснушки от солнца. Знаешь, что такое венерианское солнце?..

Анатолий не знал. Если б и знал, не перестал бы глядеть на Ольгу. Но с этого «всегда» начинается у них близость встречи. Ольга чувствует себя на Земле, а ему хорошо рядом с нею. Но ведь у Ольги в Краснодаре родители и десятилетний брат Димка. Родители ке приехали, Димка, как ни рвался на встречу, остался дома. Ольга вызвала телеграммой одного Анатолия.

Анатолий собирает со скамьи крупные листья и, сложив их букетом, подает Ольге. Она вдыхает свежий, немного терпкий их запах, смеется: какое счастье!

Он провожает ее на аэродром — в Байконуре она нe задерживается, летит в Краснодар.

— Через семь дней! — Ольга показывает на пальцах: пять на одной руке и два на другой — так нагляднее, и пусть Анатолий не хмурится. — Надо сдать отчет, — говорит она, — побыть с папой и мамой. И с Димкой. Ты же знаешь моего братца: сегодня изобретает робота-водолаза, завтра рвется со мной на Венеру…

Ольга машет Анатолию из иллюминатора самолета, а он уже высчитал, что увидит ее одиннадцатого. С этого же аэродрома он улетает в Томск.

Через неделю они на Кавказе. Вертолет мчит их вверх по Лабе — выше, к истокам. Здесь они знают кристально-чистую речку Дам-Хурц, хмурые Магиши, уходящие вершинами к тучам. Но они летят дальше, в маленький поселок с веселым птичьим названием — Пхия. Лет восемьдесят тому назад здесь хозяйничали лесорубы. У них и песня была: «Э-ге-гей! Привыкли руки к топорам!..» После их деятельности — и песни — остались кругом лысые склоны да обнаженная Лаба в каменных берегах. Потом здесь поставили лесозащитную станцию, четверть века боролись с эрозией, сажали леса. Сейчас горы опять зеленые, и поселок стоит в лесу — дачи для туристов и космонавтов.