Манадзуру - Каваками Хироми

— Хорошо, хорошо, — повиновался он, снова принимая сидячее положение.

Посадив Момо к себе на колени, он взял её обеими руками под мышки и несколько раз подкинул. Момо залилась пронзительным смехом.

— И меня, и меня… — Рэя тут же обступили такие же, как Момо, мальчишки, возившиеся поблизости.

— Нельзя, — заявила им она. — Мой папа только Момо касяет.

Внезапно я почувствовала волнение. Солнечные лучи неистово палили. Я родила от Рэя дочь, и теперь мы все трое жили вместе, словно горошины в одном стручке, ведь все это время я ждала, что быт притупит чувства, солнце обжигало, но не от жары меня бросило вдруг в пот.

К стартовой отметке уже подтянулись малыши, которые еще не ходили в садик. С неприкаянным видом они мялись на месте, от отчаянного стеснения крепко вцепившись в руку родителя. Момо тоже не выпускала мою руку.

— Посли вместе, а? — подняв ко мне лицо, попросила она несчастным голоском.

— Хочешь со мной бежать? Нет, давай сама. Ты же у меня большая, правда?

Глаза Момо тут же наполнились слезами. Раскачивающейся походкой к нам подошел Рэй. Наклонившись, он заглянул ей в лицо и рассмеялся.

— Э-эх, — крякнул он и водрузил Момо к себе на плечи. Прозвучал гонг, и Рэй зашагал по беговой дорожке среди сиротливо семенящих ребятишек. Момо с серьезной физиономией восседала на муже. Крепко зацепившись ногами за покачивающиеся вверх-вниз плечи Рэя, она окинула взглядом бегущих внизу детей, а затем устремила свой взор вдаль прямо перед собой.

— Посмотрите-ка, у нас тут и папа, — раздался голос из рупора. Это директор садика комментировал происходящее на площадке.

— Друзья, поднажмите. Все, все — давайте, давайте, — ласково подбадривал голос.

Малыши бежали по дорожке. Оставив идущего Рэя, далеко позади, они один за другим пересекли финишную черту. Он же, так и неся Момо на плечах, продолжал невозмутимо шагать вперед.

«Не забирай у меня Момо», — пронеслось в голове. Или, может быть, я подумала: «Не забирай у меня Рэя»?

От одной мысли, что нас троих могут разлучить, в груди бешено заколотилось сердце. Тело покрыл липкий пот. Невыносимо палило солнце. Момо бросилась ко мне. Она уже слезла с плеч отца на финише.

— Мамоська! — закричала она.

— Кэй, что с тобой? — подбежал Рэй. Вдруг я почувствовала, что мое тело рассыпается на мелкие кусочки. Я повалилась на покрывало и закрыла глаза.

— Всё-таки ты слабая, — проговорила женщина.

— Правда? Я слабая? — переспросила я.

Я всё еще была в Манадзуру. Тело истончилось, пейзаж перед глазами менялся с бешеной быстротой, не вызывало сомнений лишь то, что я в Манадзуру.

— А ведь ты можешь жить.

Да? Действительно ли я жила всё это время?

— Ну, по крайней мере, ты не умерла. Для нас это роскошь.

«Роскошь, — мысли вяло плавали в голове. — Значит, Рэй действительно умер».

— Пока не вспомнишь всё до конца, ты не сможешь встретиться с ним, с тем мужчиной.

— Что? — встрепенулась я. — Он жив?

— Ты должна вспомнить, — только промолвила она и исчезла. Всегда, всегда, она исчезает в самый ответственный момент.

Превозмогая усталость во всем теле, я побрела дальше. Я шла к берегу, шла очень долго. Вдоль дороги теснились съестные лавки, они по случаю праздничного гулянья развернули торговлю до самой ночи. Фонари на лавках излучали мигающее свечение.

Там был мужчина. Он прильнул к женщине. Там, на морском берегу, во тьме. Женщина сжимала его горло. Мужчина не сопротивлялся.

— Эй, — проговорила женщина. — Больно? Тебе больно?

— Больно, — ответил мужчина. Это был голос Рэя. Его спрашивал мой собственный голос.

Когда же я убила Рэя?

Женщина и мужчина тут же исчезли в темноте. Вместо них появился младенец. Его родила я. Нет, не родила. Рэй излившись в меня, зачал нашего ребенка. Но сразу после этого он ушёл, и я сделала аборт.

Сначала я не решалась сделать это. Думала, что он вот-вот вернется ко мне. Так же внезапно, как исчез. Рэй вернется. Уже почти отчаявшись, в тайне я продолжала надеяться.

Рэй пропал, когда на дворе стояли последние жаркие дни. Ещё трещали поздние цикады, а каждую ночь под утро лоб Момо становился мокрым от пота. На соревнования мы ходили в самом начале сентября, в середине того же месяца исчез Рэй. Он ушел, так и не узнав о моей беременности.

Этот ребенок не появился на свет, но сейчас я отчетливо видела, как он ползет по берегу. Линией волос надо лбом он сильно походил на Рэя, я услышала полный сил и энергии плач. Копошащийся на земле малыш издавал крик, который мог бы заглушить даже истошную трескотню цикад на исходе лета.

— Там нет этого ребенка, — попыталась сказать я, как женщина. Однако младенец не исчез. Мой голос напоминал голос женщины. В голове звучал её голос. Выходя наружу, он превращался в мой собственный.

— Я не убивала Рэя! — выдавила я из себя в темноту, словно лопнула натянутая струна.

Вдруг я опять оказалась на площадке у бассейна в гостинице. Висящий под потолком вентилятор в колониальном стиле медленно перемешивал тепловатый воздух.

Я сидела в поезде, уже готовом к отбытию, прислонившись щекой к оконному стеклу. Лето было в самом разгаре, но мне вдруг подумалось, что уже через полтора месяца повеет осенний ветерок, и насекомые запоют совсем другую песню. Визгливые цикады утихнут, а вместо них воздух наполнится печальным звоном осенних букашек.

— Манадзуру, — произнесла я вслух.

Поезд заскользил вдоль платформы. Сидя со стороны моря, я взглядом провожала уплывающий вдаль пейзаж. Ряды домов оборвались, а заросли деревьев на глазах становились все гуще и гуще. Спустя некоторое время поезд нырнул в тоннель.

Когда тоннель кончился, за окном Манадзуру уже не было. Бушевали волны. По шоссе вдоль самой кромки моря друг за другом ехали два автомобиля. Казалось, волны вот-вот захлестнут их вместе с крышей, но этого не происходило. Поезд мчался прочь от Манадзуру, унося меня всё дальше от его призрачных пейзажей. Там машины непременно бы смыло волной и затянуло на морское дно.

«Манадзуру», — произнесла я, а потом продолжила: «Токио». В этом поезде я могла, словно в капсуле, переместиться из одного пункта в другой. Капсула переносила меня из царства призраков в реальность и вновь обратно — из земного мира в мир потусторонний.

Я вспомнила про Сэйдзи.

«В Токио есть Сэйдзи. Как приеду, сразу с вокзала позвоню ему. Может, удастся встретиться хоть на чуть-чуть», — думала я. Субстанция, которую исторгло тело Рэя, там, в видении на берегу, всё еще колыхалась у меня внутри. Пальцы еще помнили, как они сдавливали его шею. Но и это ощущение становилось всё слабее и слабее. «Как доеду до Кодзу, наверное, совсем пройдет», — размышляла я.

Мелко подрагивая, поезд, а вместе с ним и я, ворвался во временное пространство реального мира.

Глава 6

Я тихонько отворила завешенную жалюзи дверь. Все в доме еще спали. Яцудэ, которая росла в нашем маленьком садике, распушила молодые листочки, а на единственном дереве хурмы уже завязались крошечные твердые плоды зеленого цвета. Опустившись на корточки, я рассеяно уставилась перед собой.

Я предложила Сэйдзи встретиться, но он отказался.

— Нет времени, — коротко объяснил он и повесил трубку.

Время в Токио бежало быстро. В школе прошел фестиваль культуры, после него у Момо было два выходных.

— Может, сходим куда-нибудь в кафе? — предложила я, но Момо мотнула головой:

— Не хочу. У меня есть всякие дела.

Сославшись на всякие дела, Момо, тем не менее, все выходные просидела у себя в комнате. Ненадолго отлучившись после обеда из дома, она вернулась с маленьким пакетом в руке. Там лежала книга или диск, а, может, что-то еще. Не спрашивая, я молча смотрела в спину удаляющейся в свою комнату Момо.

— Слышишь, с кем ты была на поле? — продолжала я допытываться уже без особого энтузиазма. С того дня Момо перестала ходить в библиотеку, и только едва уловимые признаки её присутствия вытапливались сквозь запертую дверь комнаты, где она сидела в полном одиночестве.

На хурму опустилась хиёдори[17] и пронзительно защебетала. Тут же подлетела еще одна. Усевшись на ветку по соседству, она на некоторое время замерла, а потом, вновь ожив, перелетела на ветку пониже. Туда же порхнула и первая птичка. Перекликаясь о чем-то своем, птицы беспокойно прыгали с ветки на ветку: то вверх, то вниз, то вбок. К ним присоединилась еще одна, и теперь уже было не понять, кто где сидит и кто из них пищит.

Солнечный свет был напоен свежестью. Наверное, оттого что на дворе еще стояло утро. Не успев выдубиться за день, свет лился в своем чистом, натуральном виде. Я почувствовала запах и вспомнила, что на кухне кипит кастрюля с замоченными с вечера сушеными анчоусами. Поспешив обратно на кухню, я убавила огонь. Анчоусы всплыли на поверхность. Там же плавала густая пена. Выключив плиту, я шумовкой выловила рыбу. На кухню ворвался порыв ветра, зашуршали прижатые к холодильнику магнитами бумажки. Дверь в сад я оставила открытой.