Удар катаны - Анатолий Анатольевич Логинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Против данного предложения выступил в первую очередь управляющий морским ведомством адмирал Чихачев, который упирал на необходимость развития в первую очередь Балтийского флота. Поскольку, доказывал он, флот имеет уже готовые порты, ремонтные и строительные мощности, то усиление его обойдется дешевле. А тихоокеанские и средиземноморские эскадры можно по-прежнему формировать посылкой кораблей с Балтики. Раньше получалось? Получалось. Ну и не стоит ломать сложившийся порядок, тем более, что и портов, соответственно оборудованных для базирования, на Тихом океане нет. Не размещать же корабли в недавно нами же разбитом порту Нагасаки? Создание же развитой портовой базы на приобретенном по мирному договору острове Цусима или в арендуемом порту Мозампо потребует слишком больших вложений. Что вынудит прекратить ассигнования строительства порта и крепости в Либаве…
В разговор вмешался генерал-адмирал, заметивший, что вопросы базирования флота будут рассматриваться позже. А сейчас надлежит выработать кораблестроительную программу. И что лично он, как генерал-адмирал, считает, что на «Балтике мы должны быть сильны по-прежнему, чтобы в нужный момент отстоять исконные свои задачи». Пришлось вмешаться лично императору, который указал, что построенные три броненосца таранного типа остаются на Балтике, для их поддержки необходимо построить от четырех до шести броненосцев береговой обороны и не менее четырех крейсеров первого ранга. На Черном море ограничится уже имеющимися в строю и постройке кораблями, а для Тихого океана построить шесть больших эскадренных броненосцев океанского типа, не менее пяти — шести крейсеров первого и четырех крейсеров второго ранга, не считая минных кораблей и мореходных канонерских лодок. Создание же Северной флотилии следует обсудить на следующем совещании, которое состоится после коронационных торжеств. Никто возражать его величеству не осмелился, даже явно недовольный генерал-адмирал промолчал. Но попросил устроить перерыв, сразу после того, как окончательное решение по строительству было зафиксировано.
Во время перерыва, пока все присутствовавшие офицеры, морские и сухопутные, подкреплялись в столовой, император и его дядюшка скрылись в кабинете. Что и как они там обсуждали, никто в точности так и не узнал. Хотя стоявший на часах у входа в кабинет семеновец выглядел бледным и испуганным, словно его собирались немедленно расстрелять. А появившийся в столовой флигель-адъютант объявил, что третий вопрос совещания будет рассмотрен на следующем совещании, а сейчас все свободны. И добавил, что совещание прерывается из-за ухудшения состояния здоровья генерал-адмирала. Отчего у большинства из присутствующих появились сомнения, так как следовало ожидать скорее ухудшения состояния здоровья императора, больного, как всем было известно, чахоткой. Однако его величество вышел из кабинета и милостиво попрощался с отъезжающими офицерами. Напомнив при этом , что совещание всего лишь откладывается. И не забыв заметить лично адмиралу Чихачеву, что необходимо срочно организовать конкурс на проекты броненосцев и крейсеров, намеченных к постройке…
А на следующий день жители империи, включая, как показалось Петру, и самого генерал-адмирала, с удивлением прочли в газетах высочайший указ. Из которого узнали, что ввиду крайнего нездоровья великого князя Алексея Александровича, он выходит в отставку с должности генерал-адмирала и выезжает на лечение во Францию. Сама должность упраздняется, а почетный чин генерал-адмирала получает наследник-цесаревич. Вместо управляющего морским министерством вводилась должность военно-морского министра, которую получил контр-адмирал Ломен.
Отставной же генерал-адмирал Алексей выехал в Ниццу, где и зажил жизнью частного лица. Лечился, надо признать великий князь довольно своеобразно, не пропуская ни одной мелькнувшей около него юбки.
После всех этих событий между императором и его дядями наметилось явное охлаждение, причем вдовствующая императрица, похоже, встала на сторону великих князей. Отчего Петр, не слишком стремившийся попасть в жернова войны между родственниками и императором, уже подумывал об уходе с должности офицера для поручений. Тем более, что ему необходимо было выплавать очередной ценз для получения следующего звания. Но и уходить из свиты царя ему не хотелось. Даже не из-за флигель-адъютантских погон и роскоши придворной жизни. Просто сам по себе император оказался хорошим человеком, служить которому было легко и приятно. Если бы не его болезнь, из-за которой его царствование никак не могло продлиться долго. А что будет после Петр не мог даже представить. Потому что младший его брат и цесаревич Михаил выглядел, по мнению Анжу, совершеннейшим рохлей, отличавшимся исключительной доверчивостью и добротой. «Из такого государя любой находчивый придворный сделает куклу на троне и будет крутить судьбами России круче герцога Бирона[4], — мысленно подводил итог своим рассуждениям о наследнике-цесаревиче Анжу. — Что при этом ожидает соратников нынешнего императора — и придумать невозможно…»
Впрочем, все эти рассуждения и колебания не мешали Петру добросовестно исполнять свои обязанности. В данном случае — проследить, чтобы все погруженное на ломовые телеги было отвезено на суда. После чего доложить о выполнении задания дежурному флигель–адъютанту и отправиться в свою каюту на яхте «Александрия».
До отплытия он успел не только отдохнуть в каюте, но и сходить прогуляться на набережную. Резко опустевшую, в связи с тем, что большинство чиновников и гостей уехало в Москву, на предстоящие коронационные торжества. Поэтому Петр спокойно нашел свободный столик в турецкой кофейне неподалеку от набережной. И не торопясь, с удовольствием выпил настоящий турецкий кофе, горячий и крепкий, закусывая его свежим рахат-лукумом. Он пил, наслаждаясь каждым глотком и в то же время наблюдая за немногочисленными гостями кофейной. И уже собирался уходить, когда в кофейне, к его немалому удивлению, появилась семейная чета Дубровских. Они взаимно раскланялись и поздоровались, но задерживаться для разговора Анжу не стал. Извинился, сказав, что спешит на яхту, которая отплывает через полчаса. И ушел, чувствуя как в спину раскаленным кинжалом вонзается взгляд по прежнему прелестных глаз Марии Андреевны. По дороге Петр думал о превратностях судьбы и