Последний викинг. Сага о великом завоевателе Харальде III Суровом - Дон Холлуэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Харальда были деньги, чтобы купить себе место, возможно, даже в дворцовой страже. Тем не менее он записался в боевые отряды. Даже если он был шпионом, он не хотел привлекать особого внимания. Согласно «Гнилой коже», он зашел так далеко, что записался под вымышленным именем: «Харальд немедленно поступил на императорскую службу и представился Нордбриктом. Никому не было известно о его королевском происхождении. Напротив, он старался скрывать этот факт, поскольку чужестранцев из числа потомков королей старались не принимать [на высокие должности в страже]».
Скандинавы с топорами в городских стенах
(иллюстрация Джонни Шамэт, © Osprey Publishing)
Норд, разумеется, было отсылкой к северу. Брикт – мужское норвежское имя, означающее «яркий» или «сияющий», а также одна из форм старонорвежского brigd, что означало «ломать» или «преступать», или, по другой версии, «требовать своего права на конфискованную землю». Из этого можно заключить, что Харальд, дабы соблюсти интересы своих новых господ, заявил о разрыве с Севером, но в душе сохранил все свои притязания. Его личность не была особенным секретом и не вызывала у византийцев сильного беспокойства. Начальнику стражи, исландцу по имени Мар Хунродарсон, новоприбывшие показались подозрительными, и он начать вынюхивать информацию у двух земляков-исландцев, двоюродных братьев Болли Болласона, которые были у Харальда помощниками. «Оба были людьми невероятной силы и были превосходными воинами, – говорится в “Саге о Харальде Суровом”, – а также оба были приближены к Харальду».
Ульв Оспакссон, возможно, сражался на стороне брата Харальда Олава в Стикластадире. А Халльдор Сноррасон мог быть тем самым исландцем, которому мы должны быть благодарны за сведения о жизни Харальда и тех временах, поскольку он был предком Снорри Стурлусона и передал своим потомкам множество легенд об этом короле. Однако в тот момент ни один из них не заговорил – по крайней мере с Маром. «Мар хотел поговорить с Харальдом, – сообщается в “Гнилой коже”, – однако Харальд не хотел иметь с ним дел. Мар ничего не добился».
Аколуфу, как и большинству других командиров наемнических армий, было безразлично, кто его рекруты – преступники или короли, главное, чтобы они профессионально владели оружием. Когда же дошло до интриг, Харальд оказался новичком перед лицом всех тайн, заговоров и вероломства императорского двора.
В апреле 1034-го, за несколько месяцев до прибытия Харальда, на византийском троне сменился император, и отнюдь не мирным путем. Предыдущий император Роман III Аргир за пять с половиной лет правления проявил себя и как ничтожный военачальник, и как ничтожный супруг. Катастрофическое поражение от сарацинов в Алеппо оказалось не таким опасным для его здоровья, как неприятие его жены, императрицы Зои, и ее младшей сестры, Феодоры.
Обе были дочерьми предыдущего императора Константина VIII, обе «порфирородными», или «рожденными в порфире» – в родильной комнате Большого дворца с выложенными порфиром стенами, и несмотря на то что обе «императорской крови», на самом деле были полными противоположностями друг другу. Феодора была высокой и стройной, с темными волосами, непривлекательная, но легкая в общении, хоть и скупая. Светловолосая Зоя была с формами и получила известность за свою красоту, более осторожная в словах, нежели ее сестра, умнее и легко тратила деньги. (Евдокию, третью, старшую сестру, девочкой отправили в монастырь, и она никакой роли в истории не сыграла.) Большую часть своей беспечной жизни они вместе были заперты в императорском гинекее — женских покоях дворца – и в конце концов возненавидели друг друга.
Тем не менее события привели их на передовую императорской политической арены. Их отец Константин VIII был последним в македонской династии, основанной два века назад, и отчаянно хотел продолжить свой род. В ноябре 1028 года на смертном ложе он приказал Роману, шестидесятилетнему префекту (мэру) Константинополя, развестись с женой и отправить ее в аббатство, чтобы жениться на одной из своих дочерей. Феодора отказалась, мотивируя тем, что Роман был ее троюродным братом, что в те времена не считалось веским оправданием. Зое тогда было за пятьдесят, и она была известна тщеславием: личные покои превратила буквально в византийскую лабораторию с трубками, жаровнями и мензурками для изготовления особенных мазей и эликсиров красоты. Зоя приняла предложение и немедленно воспользовалась своим обретенным могуществом, под подходящим предлогом отправив Феодору, как и Евдокию, в монастырь. Если Зоя и считала себя королевским трофеем, то вскоре, однако, убедилась в обратном. Замужество с Романом не принесло ей ни детей, ни любви, и вскоре оно стало ей претить.
Между ними стоял карьерист из недостойной семьи Иоанн-орфанотроф (эта должность была учреждена в IV веке и заключалась в управлении императорским сиротским домом, однако ко времени воцарения Романа уже предполагала выполнение функций камергера или премьер-министра) родом из Пафлагонии, расположенной на северном побережье Турции. Михаил Пселл, в то время безвестный молодой придворный секретарь, а впоследствии выдающийся политик и историк, называл Иоанна «человеком низкого и отвратительного происхождения, одаренного исключительно гибким и сообразительным умом». Он всегда искал возможности для продвижения как своего, так и своих младших братьев, Константина, Георгия, Никитаса и особенно самого младшего, привлекательной наружности двадцатичетырехлетнего Михаила, которого он представил императорской чете.
«Не царского он рода и не царский сын, и, судя по его должности, он не принадлежал к именитым сановникам, – сообщает его современник из Армении летописец Аристакес Ластивертци. – Был он незначительным дворцовым служащим».
«Император мельком взглянул на него и из вежливости задал несколько вопросов, отпустив восвояси, но велел оставаться при дворе, – записал Пселл. –
