Один день без Сталина. Москва в октябре 41-го года - Леонид Млечин

В немецком плену оказались миллионы советских солдат. Из них абсолютное большинство — в первые месяцы войны. Не все попавшие в окружение бойцы и командиры пытались прорваться к своим. Те, чьи родные места были уже оккупированы немцами, думали, что Красная армия разгромлена, война закончилась, и они пробирались к своим семьям, в родные места. Мобилизованные из республик Прибалтики, западных областей Украины и Белоруссии, недавно присоединенной части Молдавии не горели желанием служить в Красной армии и защищать советскую власть.

Начальник политуправления Западного фронта дивизионный комиссар Дмитрий Александрович Лестев доложил в Москву:

«Среди красноармейцев — уроженцев западных областей Украины и Белоруссии — с первых дней боев вскрыты довольно распространенные пораженческие и антисоветские настроения… Все эти факты требуют, чтобы по отношению к этой неблагонадежной прослойке красноармейцев принимались организационные меры заранее, не выводя таких красноармейцев на фронт. Правильным решением будет: отправка их на службу в глубокий тыл, а по отношению к наиболее активной антисоветской части — решительные репрессивные меры».

То же докладывали командующий 30-й армией генерал-майор Василий Афанасьевич Хоменко и член военного совета бригадный комиссар Николай Васильевич Абрамов:

«Военный Совет армии, анализируя факты позорных для армии явлений — сдачи наших красноармейцев в плен к немцам, установил, что значительная часть сдавшихся в плен принадлежит к красноармейцам по национальности белорусам, семьи которых находятся в оккупированных немцами областях. Имеют место факты переходов к немцам из этой категории красноармейцев не только отдельных лиц, но за последнее время есть случаи, когда этот переход совершали организованно целые группы…»

Первый секретарь ЦК Белоруссии, член военного совета Брянского фронта Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко писал Сталину о ситуации с пополнением, идущим на фронт: «При первой бомбежке эшелоны разбегаются, многие потом не собираются и оседают в лесах, все леса прифронтовых областей полны такими беглецами. Многие, сбывая оружие, уходят домой… В Орловском округе из ста десяти тысяч человек призвано сорок пять тысяч, остальных не могут собрать…»

Официальные данные таковы: в Великую Отечественную органы госбезопасности задержали один миллион четыреста восемьдесят семь тысяч дезертиров. Иначе говоря, почти полтора миллиона человек бежали, чтобы не служить в Красной армии.

Писатель Виктор Платонович Некрасов, участник войны и автор незабываемой книги «В окопах Сталинграда», оказавшись в эмиграции в семидесятых годах, спрашивал себя: «Раскулаченные родители, голод, нищета, вранье. Стоит ли так уж всем из кожи лезть, чтоб защищать все это?»

И вот, казалось бы, подтверждение его слов.

Служить немцам пошел попавший в плен генерал-майор Василий Федорович Малышкин, который перед войной стал жертвой сталинских репрессий против офицерского корпуса Красной армии.

Комбриг Малышкин, начальник штаба 57-го особого корпуса, в августе 1938 года был арестован как участник мнимого «военного заговора». Ему повезло. В октябре 1939 года дело прекратили. Его выпустили и назначили старшим преподавателем Академии Генерального штаба. После начала войны, в июле сорок первого, Малышкина утвердили начальником штаба 19-й армии. Он все еще оставался комбригом и даже не успел узнать, что его аттестовали генерал-майором.

Но Василий Малышкин поначалу вовсе не собирался переходить на сторону немцев и мстить за свой арест. В плену он пытался выдать себя за рядового солдата. Когда это не удалось, решил не гнить на нарах, а извлечь какие-то дивиденды из своего высокого звания и изъявил готовность сотрудничать с оккупантами. Так что руководила им вовсе не обида на советскую власть. Генерала отправили на курсы пропагандистов, потом перевели в Берлин, где офицеры вермахта использовали его для работы по разложению советских войск. Здесь вместе с Власовым они подготовили первое обращение «Русского комитета».

В плен, как и Малышкин, попал командующий его армией генерал-лейтенант Михаил Федорович Лукин. Он был ранен в правую руку.

«Окружающие меня командиры штаба, — писал потом с горечью Лукин своей сестре, — в панике разбежались, оставив меня, истекающего кровью, одного. Кровь лилась ручьем, остановить ее не могу, а приближаются немцы… Пытаюсь достать левой рукой револьвер из кобуры, думаю, живой не дамся, последнюю пулю себе. Все попытки вынуть револьвер не удаются. Правая рука повисла как плеть».

Генерала Лукина спасли две девушки-санитарки, которые его перевязали и повели. Но не успели сделать несколько шагов, разрыв снаряда, и два осколка впились Лукину в ногу. Девушки все равно его не оставили, потащили дальше. Встретили группу из своей же армии. Но опять столкнулись с немцами. Лукин получил еще и две пули в правую же ногу; ее ампутировали.

В немецком полевом госпитале генерал-лейтенанта Красной армии допрашивали сотрудники отдела 1-Ц (разведка и контрразведка) штаба группы армий «Центр».

Михаил Лукин высказывался очень откровенно и демонстрировал презрение к советскому режиму. Он даже рассуждал и на тему о возможности создания нового русского — антикоммунистического — правительства (подробнее см. «Военно-исторический архив», № 6/2002).

Кто мог бы войти в такое правительство, спросили его немецкие разведчики, интересовавшиеся мнением русского генерала.

— Есть только два человека, являющиеся одновременно и популярными, и достаточно сильными, чтобы изменить существующий порядок, — это Буденный и Тимошенко, — ответил генерал Лукин. — Буденный — это человек из народа, но достаточно культурный и обстоятельный. Но им еще, пожалуй, не забыта опала у Сталина, в которую он попал в 1938 году! Если бы вам удалось заполучить этих людей, то удалось бы избежать большого кровопролития в будущем. Поэтому создание русского альтернативного правительства возможно. Ни Буденный, ни Тимошенко не являются апологетами коммунистических принципов. Конечно, они смогли высоко подняться, но они были бы за иную Россию, если бы им представилась такая возможность…

Характерно, что сам Лукин, не сильно любивший советскую власть, в услужение к немцам не пошел, хотя ему первому предлагали играть ту роль, которую взял на себя другой генерал-лейтенант Красной армии, Андрей Андреевич Власов. Он, кстати, уговаривал искалеченного Лукина действовать вместе.

— Из моего опыта в немецком плену, — ответил Михаил Федорович Лукин, — я не верю, что у немцев есть хоть малейшее желание освободить русский народ. Они не изменят свою политику. Поэтому всякое сотрудничество с немцами пойдет на пользу Германии, а не нашей родине…

Тем не менее повсюду на оккупированных территориях нацисты полагались на местное население. И везде находились предатели и пособники. Соседи выдавали немцам антифашистов, подпольщиков, евреев, охраняли арестованных, участвовали в казнях, рыли могилы для расстрелянных и вообще делали всю грязную работу. Если бы не эти многочисленные помощники нацистов, сотни тысяч, а может, и миллионы остались бы живы. Немцы не успели бы убить такое количество людей без помощи местных жителей. Без поддержки местного населения оккупационный режим был бы невозможен.

Вот мы и утыкаемся в вопрос, который не хочется задавать. Вопрос: почему? Почему они убивали? Почему служили немцам?

Одни просто хотели выжить, но другие-то служили нацистам по собственной воле. Карателями в полицейский батальон или охранниками в концлагерь шли добровольно — только те, кто этого хотел. Они не только выслуживались перед немцами, но и в своем садизме выходили далеко за рамки приказов. А в концлагерях на одного немца приходился десяток местных помощников. Особенно много было украинцев. Поначалу их использовали для охраны. Потом отправили «очищать» гетто во Львове и в Люблине. Они проявили себя неустанными тружениками на ниве уничтожения людей. И наконец, они сменами по восемь часов трудились в лагерях уничтожения. Немцы не могли нарадоваться на своих украинских помощников, которые работали как часы.

Объяснений может быть множество. Наслаждались абсолютной властью над заключенными? Надеялись нажиться? Охранники концлагерей продавали крестьянам вещи, которые принадлежали убитым узникам, расплачивались ими с проститутками в окрестных селах. Преступников по натуре, от рождения, по призванию не так уж много. А что же остальные? В их грехопадении виноваты обстоятельства? Война?

В сорок первом году немецкие войска еще не успевали вступить в прибалтийские города, а местные жители уже убивали коммунистов и устраивали еврейские погромы.

27 июня 1941 года немецкий полковник проезжал по литовскому городу Каунасу. Он увидел огромную толпу. Люди хлопали и кричали «браво». Матери поднимали детей повыше, чтобы они все видели. Полковник подошел поближе. Потом он описал, что именно предстало его взору: «На асфальте стоял молодой светловолосый парень лет двадцати пяти. Он отдыхал, опираясь на деревянную дубину. У его ног на асфальте лежали полтора или два десятка мертвых или умирающих людей. По земле сочилась кровь. Рядом — под охраной — стояли будущие жертвы. Одного за другим этих людей убивали дубиной, и каждый удар толпа встречала радостными возгласами».