Тайра. Путешествие на Запад (СИ) - Хонихоев Виталий

— Ну, милочка, не надо скромничать. Все знают о прекрасных воительницах, что в состоянии отбить стрелу голой рукой и лезвие в воздухе пальцами остановить. А давайте проверим? — барон потянулся к поясу и извлек из ножен свой кинжал, больше похожий на маленький меч. Тайра подняла бровь.

— Отойди-ка в сторону магикус… ага, вот так. Ты готова, милочка? На всякий случай я не в тебя кидаю, а рядом, но все равно… — бурчит барон, подкидывая кинжал в руке. Кинжал взблескивает сталью в свете факелов, горящих на стене.

— Я всегда готова, господин барон — кивает она и барон, с неожиданной для его веса и возраста скоростью — разворачивается и коротко взмахивает рукой, в воздухе взблескивает стальная молния… чтобы остановиться в руке у Тайры. Она держит кинжал за лезвие, но ни капли крови не стекает по ее предплечью.

— Вот так. — барон грузно опускается прямо на нагретый за день камень стены и облокачивается спиной на парапет бойницы: — вот так. Госпожа Амазонка у нас в гостях. Ну, теперь-то я спокоен. Слышь, старая перечница, мы спасены. Можешь перестать уже кислую рожу делать. Она в состоянии нас всех на фарш пустить, с самого начала. А я-то, старый дурак, думал ее за тебя замуж выдать.

— Мы спасены только в том случае, если Госпожа Амазонка решит нас спасти — хмуро отвечает сержант: — а ты ее подвесить решил в подвале.

— Ох, твоя правда — вздыхает барон и протягивает руку сержанту, тот помогает барону встать на ноги.

— Непростые вы путники, ой непростые. — качает головой барон: — видел я что непростые, да не понял ничего, дурак я старый. Вы уж меня простите, Госпожа Амазонка, ежели Вам и Вашему магикусу ущерб какой нанесли… я же понимаю, что вы по Императорской Воле сюда к нам в Пустоши пожаловали, понимаю, что дело секретное, но все же — ежели Западные Врата падут, то Империи несдобровать. Останьтесь на денек, спасите людишек моих, а если уж обиду затаили, так меня старого и покарайте, чего уж там. Как вы там говорили — сердце из груди у еще живого человека вынуть можете? Только вот людишки мои вам никакого зла не желали и обиды не нанесли, не за что им помирать тут завтра. Что скажете, Госпожа? Так вы и дело для всей Империи сделаете и людей спасете, а если обиду испытываете — так и взыщете ее в полной мере…

— Ты чего говоришь, твое баронство⁈ — шипит на него сержант: — а кто потом будет замок держать, если тебе сердце вынут? Ты чего⁈ Да тут без тебя все на завтра развалится! Госпожа Амазонка! Ежели обиду испытываете, так вы меня и карайте, это все моя вина, усомнился я в мудрости Императора и в Вашей приверженности Ему, не разглядел! Только старого барона помилуйте, он уже и сам не ведает что балакает! Без него не устоять Западным Вратам, а у него и наследника нет!

— И меня казните! — падает в ноги дворовая девица, которая стояла с подносом, всхлипывая и начиная подвывать в голос: — не троньте господина барона! Добрый он! И сержанта тоже! Давеча Ганьку беспутную простили, а ревизору сказали что сбегла она в Пустоши, а сами выходили дурочку!

— Так — повышает голос Сокранос: — а ну-ка все заткнулись. Никто не будет умирать. — он смотрит на Тайру и поправляется: — по крайней мере — сегодня.

Глава 13

Глава 13

— Мы никогда не брали такие крепости, Бано-ага. — говорит Булим и глядит вдаль, на освещенную редкими факелами каменную стену Западных Врат Империи.

Бано молчит. Он знает все, что Булим хочет ему сказать. И про каменную кладку мастеров древней империи, которая не поддается огненным заклинаниям и не горит, про то, что у них не хватает стальных шаров для метателей, а окованный металлом камень намного более хрупкий и не сможет проломить эту кладку. Что Западные Врата стоят вот уже почти пятьсот лет и за это время никогда Семья не брала ее приступом. Пробовала неоднократно, но каждый раз потери были катастрофическими. И что вот уже лет сто как Семья ограничивалась редкими разведывательными рейдами. Что Имперские маги — намного крепче в бою чем маги пустошей и шаманы. Булим всегда был осторожен. Потому он его и терпит рядом несмотря на то, что все косятся и бормочут насчет «этого ворчуна» и «труса» Булима-бакши.

Булим — не трус. Он — осторожный. Если бы Бано не прислушался к нему пять лет назад во время набега на Западный Мо — он был бы уже мертв вместе со своим отрядом Летучих Драконов. Если бы вылез раньше срока на курултай и бросил вызов старому Басиму двадцать лет назад — тоже был бы мертв. Нет, Кхан Великой Орды не может быть опрометчивым. Хотя не может быть и трусом.

— Хорошо говоришь, Булим-бакши… — хмыкает Судутэй, коренастый крепыш с редкими усиками на лице. Кладет руку на свое колено, подпирая себя и ставит на ковер чашу с колой — перебродившим молоком каплеобаса.

— Гладко говоришь. Ай не надо на крепости ходить. Надо по Пустошам ходить. — продолжает Судутэй, прищуривая глаза: — зачем напрягаться? По Древнему Кругу как и завещали наши предки. Вот прямо завтра с утра и снимемся лагерем и по Кругу, по Кругу… да?

— Тц… — морщится Булим и дергает щекой: — ну чего ты опять, Судутэй-ага? Знаю я, что у нас выхода другого нет. Знаю. Все знают. Просто я говорю, что кровью наши батыры умоются завтра. Большой кровью.

— А то. Как иначе. Когда крепости берешь — завсегда кровью умываешься. — хмыкает Судутэй: — как иначе? Вот с утра женщина твоя идет каплеобаса доить — так коленки грязные. Потому как вставать на коленки приходится. Собрался на к Летучим Драконам присоединится в разведке — так лицо будет обветренное, если тряпкой не замотаешь. Наложницу новую взял из Костяных Людей — так лицо у тебя наутро будет расцарапано… если руки ей не свяжешь за спиной.

— Сладость сделать горьким очень легко — качает головой Булим: — горькое сделать сладким — очень трудно. Прав ты, Судутэй-ага, у всего есть свои последствия. Надо нам Западные Врата распахивать, потому что жизнь Семьи — там, за воротами. Но… я просто должен уверится, что мы сделали все, что возможно, чтобы сохранить жизни. И силы. По ту сторону Врат — Империя. Мы собираемся воевать с их Богом? С нашими силами?

— У нас иного выхода. — упрямо выпячивает челюсть Судутэй: — и эта крепость не остановит нас. Мы сровняем ее с землей и отворим Врата. Мы пройдем по тракту, мы разорим земли Империи и выйдем к южным морям! Если мы не будем стоять на месте и тратить время на бессмысленные разговоры — то мы сделаем это прежде, чем их Бог-Император поднимет свои легионы…

— То есть вся наша надежда на то, что их Бог — медлителен? Слабоватая стратегия… даже в степных шахматах нельзя рассчитывать на ошибку соперника. — отвечает Булим и качает головой. Бано кладет руку на свой боевой топор, его пальцы касаются гладкой, отполированной поверхности… он молчит. Когда Бано молчит — это значит, что его бакши и башары — могут говорить. Булим-бакши, как и любой из советников — осторожен. Судутэй, будучи башаром, главой десяти тысяч Отважных — был порывист и зол, горяч и готов к бою. Вечное противостояние между советниками и военачальниками. Но что же скажут шаманы? Бано гляди на Тугрига, желая узнать и его мнение.

Шаман кивает головой и встает. Звенят, шелестят и побрякивают многочисленные побрякушки, висящие на скрученных кожаных шнурках его одеяния — тут и сухой птичий череп, маленький и хрупкий, и золотые монеты Западного Мо и ракушки трилобитов из южных морей, коралловые бусы и клыки ворв-червей, здесь же и высохшая фаланга указательного пальца его бывшей жены, старой Лоа, которая умерла два года назад и завещала свое тело как защиту для племени. На голове у шамана — костяной шлем, сделанный из черепа старой Лоа и увенчанный рогами единорога пустошей, много единорогов пали ради этого украшения.

— Вождь. — вытягивает сухую руку Тугриг и Бано морщится. Он не любит формального обращения, но он терпит и самого Тугрига и все шаманское племя внутри Семьи, потому что польза от них неизмеримо больше, чем раздражение. Они знают друг друга с детства, они вместе играли высохшими катышками братьев-каплеобасов, а вот теперь он обращается только «Вождь», подчеркивая свой статус духовного лидера.