Снежный ангел - Николь Баарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда мой ангел был готов, папа, как обещал, ухватил меня за пояс и выдернул, точно репку, чтобы я не испортила белоснежное совершенство. Потом мы повторили это еще раз, и еще – у нас во дворе и на улице. Я падала, папа меня поднимал, а на снегу, словно по волшебству, оставался новый четкий рисунок.
Мы изрисовали ангелами весь квартал. Наконец папа в последний раз протянул ко мне руки. Щеки у меня горели, а пальцы заледенели. Папа взял их в свои огромные лапищи и загадочно улыбнулся. А потом он так удивил меня, что долгие годы я считала, что вся эта дивная ночь мне приснилась.
Он нагнулся, поцеловал меня в щеку и прошептал:
– Ты мой снежный ангел.
Глава 11
Рэйчел
20 октября
Сайрус укатил в Калифорнию, и мы с Лили перебрались в нашу с ним спальню. Захватили из детской лавандовую подушку, несколько медведей и, забравшись на громадную кровать, смотрели сказки. Вот бы Сайрус рассвирепел, узнай он, что я покрасила Лили ногти на ногах! Прямо на покрывале! Но мне было наплевать. Заново пережив «ночь снежных ангелов», я чувствовала себя совершенно разбитой. От давно забытых эмоций все во мне звенело.
Лили у меня под боком то ахала, то хихикала, следя за похождениями маленькой красавицы, которая нашла-таки своего принца. Это здорово помогало прийти в себя. Но еще больше помогала мысль, что у моей дочери останутся только приятные воспоминания о детстве. Никаких злоключений, подобных тем, что выпали на мою долю. Я приложила немало усилий для того, чтобы у Лили была спокойная и счастливая жизнь. И мне это удалось, думала я, глядя на ее нежный профиль. По крайней мере, отчасти.
Мы с ней играли в снежки. Я пекла ей печенье, говорила, что она красивая, красила ей ногти. И хотя Сайрус был не самым образцовым отцом, Лили он не обижал. Он, можно сказать, почти не замечал ее. Но я-то знала, какой может быть отцовская любовь. Растревоженную душу еще жгло воспоминание. И я жалела, что Лили никогда не узнает этой любви. Даже на короткий, как вспышка, миг.
– Лил? – спросила я, когда на экране пошли титры. – Тебе хорошо?
Дочь повернулась ко мне, наморщила нос.
– Еще как! У меня красные ногти! – Она помахала ногой.
– Нет, я не о ногтях. Я имею в виду…
Но как объяснить, что я имею в виду? Слишком это сложно для юной души.
Лили, заметив мои колебания, уселась по-турецки и серьезно посмотрела на меня.
– Есть кое-что… – осторожно начала она. – И тогда мне будет совсем хорошо.
– И что же это?
– Я хочу увидеть дедушку.
Я криво улыбнулась:
– Милая, я много лет не видела твоего дедушку.
– Почему?
В самом деле, почему? Трудный вопрос. Ответа на него у меня не было. Бог знает как далеко мы ушли от того места, где разошлись наши дороги. Как растолковать Лили, что любые мелочи имеют свойство накапливаться? Одна за другой они собираются в увесистый ком, который в состоянии разъединить даже близких родственников. Если взять каждую нашу размолвку в отдельности, скажешь: чепуха. Но если сложить их в кучу, они станут неприступной стеной.
Не говоря уже о том, что я давным-давно сделала свой выбор. Явился Сайрус, мой личный прекрасный принц, и папе автоматически досталась роль злого отчима. В сиянии нестерпимо жаркого романа все, что он говорил или делал, казалось темным, подозрительным. Он старается для моего же блага? А раньше он обо мне заботился? В моем незрелом сердце еще жила обида – мать была для него важнее, чем я. Он выбрал ее. Ну так я выбираю Сайруса.
Я вздохнула:
– Столько воды утекло. Я не могу вернуться назад, даже если бы захотела.
– Почему?
Я терла лоб, подыскивая слова. Как объяснить, что Сайрус запретил мне встречаться с родным отцом? Он называл папу быдлом, голодранцем, с которым у Прайсов не может быть ничего общего. А я была наивна и с готовностью верила каждому слову своего новоявленного возлюбленного. Теперь-то я со стыдом вспоминаю об этом – как можно было принять за чистую монету грязные измышления Сайруса о моей семье? И как признаться в этом дочери?
– Почему мне нельзя к дедушке? – гнула свое Лили. – Ты сама спросила. А я и говорю: поедем к дедушке, тогда мне будет хорошо. Хочу к дедушке!
– Я не дедушку имела в виду, когда спрашивала, а твоего папу.
– А папа тут при чем? – удивилась Лили.
– При всем! – Я раздраженно всплеснула руками. – Я из сил выбиваюсь, чтобы тебе было хорошо. Чтобы тебе жилось лучше, чем мне в твои годы. Но я же не волшебница, я не могу быть тебе папой.
– И дедушкой не можешь быть!
Я зажмурилась, застонала:
– Отлично! Твоя правда. И дедушкой не могу быть.
Лили надолго замолкла, потом повозилась на кровати и затихла. Я открыла глаза. Лили лежала на спине, уставившись в потолок.
– Наверное, тебе надо перестать выбиваться из сил, – проговорила она. – И не стараться быть всеми сразу.
– А по-моему, идеально налаженная жизнь – это счастливая жизнь.
– Идеальной жизни не бывает, – глубокомысленно изрекла Лили.
– Я и не знала. – Откинувшись на свою подушку, я повернулась лицом к дочери: – Я тебя подвела, да? И в один прекрасный день все это всплывет на консультации у психолога?
Лили фыркнула:
– Уж будь уверена! Только ничего ты меня не подвела. Просто мне нужно то же, что и всегда: правда. Я пойму, мам.
– Ты ее получила. Воз и маленькую тележку правды. Пакость, верно?
– Да, иногда.
– И ты хочешь еще?
– Хочу. – Лили положила руки под щеку, не сводя с меня глаз. – Я не боюсь. И потом, меня Бог бережет. Можешь не волноваться.
Я вскинула бровь. Однако мудрая у меня дочь. Удивительный ребенок.
– Откуда ты знаешь, что Бог тебя бережет?
– В псалмах так написано.
– С каких это пор ты читаешь псалмы?
Прайсы всегда были примерными прихожанами, но чтобы цитировать Святое Писание? Такого за нами не водилось.
– Сара читает нам молитвы перед репетицией живых картин. Вчера про это рассказывала. Это такой обет. Сара говорит, Бог мой заступник и спаситель.
– А мне казалось – я твой заступник.
Лили молчала.
– Ладно. – Я убрала прядь волос у нее со лба. – Я все поняла. Ты растешь. Ты сильная, и мудрая, и удивительная. И ты достаточно взрослая, чтобы знать, почему тебе нельзя к дедушке.
– Я взрослая?
– Да. Я думала, ты еще маленькая. Но похоже, ошибалась. И не только в этом.
* * *Смерть матери оказалась ударом. И не только из-за своей внезапности. Во мне боролись самые разные чувства – горе, шок и еще кое-что, в чем не очень-то хотелось сознаваться: облегчение. После смерти матери сквозь тучу, всю жизнь висевшую надо мной, забрезжил какой-то свет. И хотя дом без нее опустел, помрачнел даже, но в тихих комнатах поселилось спокойствие. Такой вот побочный эффект.