Ангрон: Раб Нуцерии - Иэн Сент-Мартин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Машины что-то говорят на квакающем языке хозяев планеты, который Ангрон постепенно начинает понимать. Многие слова еще неясны, но он вычленяет фразу «горячая пыль», когда машины стеной выстраиваются позади гладиаторов и ведут их вперед по тоннелю, выставив перед собой потрескивающие шокеры.
Коридор заканчивается воротами, втрое выше самого крупного гладиатора. Резкими ударами машины подгоняют рабов к створкам. Ангрон оказывается в центре толпы. Чем ближе к воротам, тем явственнее ощущается вибрация стен и пола. Слышится невнятный шум. Ритмичный грохот, словно бой барабанов. Барабаны и рев толпы.
Из трещин в потолке сыплются мелкая пыль и песок. Гладиаторы начинают реветь, колотить себя кулаками по груди и сталкиваться головами, глухо лязгая мятыми доспехами. Створки ворот распахиваются, и Ангрон щурится за неровной Т-образной прорезью шлема, когда на рабов обрушиваются слепящий свет и грохот.
— Доброй тебе смерти, — говорит редкозубый гладиатор, оглядываясь на Ангрона с уже знакомой безобразной улыбкой на лице.
Рабов выталкивают на свет, и Ангрон видит, что снова попал на арену, где вынес пытку дьяволовыми слезами. Зиккурат исчез, и не осталось никаких следов жгучей воды. Вокруг Ангрона расстилается огромная чаша спекшегося, растрескавшегося под солнцем грунта, над которым гуляют пылевые облачка.
Вокруг рабов — гораздо больше людей, чем тогда, когда они карабкались по зиккурату и гибли в кислоте. Многие тысячи зрителей, сбившихся в тесные ряды на скамьях, и ярусы амфитеатра забиты до отказа. Оглушительный рев вздымает над раскаленным песком арены пыльные буруны. Ангрон чувствует безудержное остервенение толпы, ее неутолимую жажду крови.
Глаза Ангрона еще не успевают привыкнуть к свету, как рядом с ним умирает человек. На лицо юноши брызжет горячая кровь, которая почти ослепляет его, но все же он успевает отскочить в сторону от падающего тела. Сильнейшие гладиаторы сбились в стаю, разделяя и истребляя слабых и плохо вооруженных рабов, топчущих горячую пыль рядом с ними.
Ближайший боец с ревом обрушивает на юношу топор. Но его рука опускается медленно, невероятно медленно, и Ангрон с легкостью отступает от лезвия, как и от следующих трех размашистых ударов. Юноша замечает, что движения гладиатора уже сковывает усталость, с него ручьями льет пот, к которому белесой коркой липнет пыль. Ангрон уклоняется еще раз, дожидаясь, пока противник не вытянется слишком далеко, и позволяет инстинкту взять свое.
Он резко выбрасывает кулак и бьет гладиатора в сердце. Кость гнется и трескается со сдавленным хрустом. Гладиатор отчаянно хватает ртом воздух, но ему больше уже не вздохнуть. Удар оставляет в груди глубокую вмятину, и, когда юноша отводит кулак, его соперник валится на землю в предсмертных судорогах. Ангрон разжимает коченеющие пальцы на рукояти топора и вовремя успевает заблокировать летящую на него шипастую булаву.
В бою он почти не слышит рева толпы. Шум стихает до отдаленного шелеста прибоя на океанском берегу, чувствуется теплом на спине, которое вспыхивает каждый раз, когда топор Ангрона отнимает чью-то жизнь.
Тетис осязает омывшую его руки и грудь кровь — вязкие капли стекают по подбородку. Ощущения мальчика становятся его собственными: от дрожания топорища в руке, когда клинок сокрушает черепа, до жестокого болезненного укола глубоко в груди — отражения боли каждого убитого противника.
На землю повержен последний гладиатор. Он лишился оружия и рычит проклятия, уползая прочь по горячей пыли. Ангрон, стоя над ним, чувствует, как от покрытого шрамами ветерана бесчисленных побоищ волнами исходят отчаяние и страх. Это тот самый беззубый воин из оружейной. Поэтому юноша на миг колеблется и замечает нож лишь тогда, когда тот вонзается ему в живот по самую рукоятку.
Лезвие обжигает Ангрона холодом, и в тот же миг приходит боль, а затем и ярость. Ногой он отталкивает гладиатора в пыль, вынимает нож и бросает его на песок. Из бессвязных возгласов зрителей выделяется единственное слово — имя юноши.
«Ангрон! Ангрон! Ангрон!»
Юноша почти не чувствует веса оружия — оно лежит в руке как влитое. Сомнения уходят. В ушах грохочет кровь, и Ангрон опускает топор.
Видение содрогается. С земли поднимается пенящаяся волна тьмы и накрывает Тетиса. Мир переворачивается. Мощный поток подхватывает библиария и разбивает его хрупкое воплощение на множество мелких фрагментов, но в следующую секунду зрение рывком возвращается.
Арены больше нет. Чужой кожей Тетис ощущает прохладу и слышит тихий стук капель, падающих откуда-то сверху. Тьма здесь почти кромешная, но глазами отца библиарий четко видит свое окружение.
Сбившись небольшими группами, на полу сидят мужчины и женщины в изорванных одеждах и рабских кандалах. До него доносятся робкие голоса. Кто-то всхлипывает во сне.
Рядом с Ангроном сидит пожилой человек. Его лицо, перерезанное сетью застарелых шрамов, обрамляет клочковатая борода цвета стали. Человек протягивает Ангрону тряпицу, чтобы тот стер с лица пыль и свернувшуюся кровь.
Тетис не знает, сколько времени прошло с момента, когда Ангрон нанес тот смертельный удар. Время в воспоминаниях течет вяло и постоянно меняет направление. Отец легиона вырос, стал выше и сильнее, и ранее непонятная речь теперь бегло льется с его губ.
— Кто эти люди, Эномай? — шипит Ангрон и сверлит взглядом потолок пещеры, будто может пронзить его взглядом до самой арены. — Что за чудовища способны заявиться сюда, чтобы позабавиться нашими муками?
— Чудовища? — Старый боец, которого он назвал Эномаем, тепло улыбается, что совершенно не вяжется с его лицом, изборожденным давними ранами. — Ты дитя с гор, верно? Ты в своей жизни не видел ничего, кроме вершин, пещер и горячей пыли. Ты не видел, где те, кого ты называешь чудовищами, спят и в каких условиях влачат существование.
Эномай меняет позу. Его суставы жалобно щелкают, и воин с ворчанием откидывается на стену пещеры рядом с Ангроном.
— А я видел. Я родился среди них. В трущобах, где царит одно лишь отчаяние. Каждый день мне приходилось драться с сородичами за кусок хлеба, меньший, чем вчера, зная, что выхода нет. — Он потрясает кулаком, позвякивая цепями. — Как и отсюда, будь уверен.
