Новые идеи в философии. Сборник номер 14 - Коллектив авторов

Но различие между ними, – правда, незначительное, – в телеологическом отношении проявляется с следующих точек зрения. Во-первых, чисто натуралистическая этика хотя и вносит в оценку факта жизни точку зрения ценности, все же хочет быть только биологической дисциплиной, не обращая больше никакого внимания на различие между фактом и ценностью, а без всякой критики отожествляя их. Поэтому она также без дальнейших размышлении принимает догму единства норм и законов природы. Этика же успеха, желающая вместе с тем быть технологией и учением искусства жизни, производит это отожествление сознательно, на основании определенных рассуждений, и потому ее приходится признать, несмотря на все ее телеологические попытки, более антителеологичной и натуралистической, ибо менее наивной, чем грубый натурализм. Она сознательно принижает с этой точки зрения значение норм до значения законов природы.

Во-вторых, телеологические порывания этики успеха проявляются и положительно, сознательно возвышая, с другой стороны, значение законов природы до значения норм и, как учение об искусстве жизни, действительно изменяя в большей степени, чем этический натурализм, чисто механической точке зрения. Изменил ей, как мы говорили уже выше, правда, только implizite, своей оценкой жизни, этический натурализм. Но вполне определенно это делает этика успеха, когда она в своем дальнейшем развитии вынуждена исследовать натуралистические точки зрения и естественно возникшие этические точки зрения со стороны целесообразности их для жизни. Хотя телеологическая точка зрения присуща всякой этике – бессознательно даже натуралистической, – тем не менее, этика успеха претендует на исключительное право на это название, чтобы скрыть, по-видимому, свой собственный натурализм и отмежеваться, насколько это вообще возможно, от натурализма обыкновенного.

Если отвлечься от противоречий в этих попытках – противоречий, выступивших, однако, довольно ясно, – это вряд ли есть принципиальное различие между обоими направлениями. Как в том, так и в другом механическая и телеологическая точки зрения взаимно переплетаются. Разница только в том, что в дальнейшем развитии этих идей, которое мы находим в этике успеха, телеологическая точка зрения яснее выступает, чем в натурализме, вместе с которым она объявляет жизнь последней и высшей целью.

Третьим, еще более внешним, пожалуй, различием можно признать именно это развитие в целую систему. Натурализм, как таковой, большей частью не выходит за пределы своих натуралистических принципов, между тем как этика успеха развивает эти принципы в применении к специальным формам жизни и с точки зрения успеха их в жизни.

Порождением натурализма так называемая этика успеха остается во всяком случае. Корни ее следует искать в натурализме. Как бы она ни отдалялась до сих пор и еще более в будущем от материалистически-натуралистического мировоззрения, как жизневоззрению ей никогда не удастся скрыть своего происхождения.

Лучше всего подтвердит сказанное взгляд на характер и метод исследования этой теории. Согласно собственному ее заявлению, этика есть не что иное, как учение о формах жизни, приноровленных к жизни человеческой, учение о том, как следует пользоваться вещами так, чтобы они были полезны для жизни. Очевидно, следовательно, что и эта теория ставит во главу своего исследования жизнь как последнюю ценность, точно так, как это делает натуралистически-биологическая этика. Она даже заявляет, что этика относится к биологии так, как техника к физике25. Очевидно, следовательно, что она стремится все-таки кое в чем углубить натуралистическую этику. Стремление к самосохранению, заявляет она, привело уже к формам общежития, в которых существование индивида обеспечено. Это – «естественные законы» социальной жизни. Натурализм возводит эти законы – скорее бессознательно и наивно – в правила социальной этики. Ничего другого, а то же самое, лишь с бóльшим сознанием, делает в сущности и этика успеха. Для натуралистической более бессознательной тенденции она пытается найти и основания и полагает, что она совершает этим философскую работу великой важности. Но в чем же, собственно, заключается это философское размышление? Ни в чем ином, как в том глубоком замечании, что нарушение тех биологически-этических правил вредит жизни, а исполнение их полезно для жизни. Но эти точки зрения и обыкновенному натурализму не чужды. Однако сторонники этики успеха – и в этом именно заключается шаг вперед, углубление натурализма и философская основа их попыток! – стараются применить эти общие точки зрения к различным частным случаям жизни, и именно здесь обнаруживается значительный шаг вперед в сравнении с обыкновенным натурализмом. Так, например, сторонники этики успеха заявляют, что натурализму убийство и воровство, гнев и ненависть, недоверие и враждебность представляются предосудительными совершенно инстинктивно, потому что развитие общества должно с абсолютной необходимостью привести к исчезновению их, как опасных для этого развития. Этика же успеха углубляет эту точку зрения, вполне ясно уразумев, что убийство, воровство и т. д. вредно для жизни; они грозят опасностью имуществу и даже жизни человека и потому достойны осуждения. Прилежание же, честность, доверие, миролюбие полезны для жизни и потому суть добродетели. Так биологически-антропологические правила вырастают в этике успеха в нравственные нормы; она вполне ясно «думает» об «обязанностях», которые натурализм признает скорее безмолвно.

Можно, разумеется, усомниться в том, является ли, действительно, это «ясное уразумение» сторонников этики успеха углублением натурализма или натурализм скорее стал более плоским, если бы дал такое применение своим принципам. Сущность обоих направлений все же остается одним и тем же: кто нарушает общие биологические правила или – что одно и то же – моральные заповеди, того постигают весьма тяжкие бедствия. Кто же соблюдает моральные заповеди, т. е. приспособляется к общим биологическим правилам, тому очень хорошо живется. Общераспространенная народная мудрость: «не делай другому того, чего ты не хочешь, чтобы делали тебе» и глубокие пифические изречения этики успеха в последнем счете совпадают.

Мы не станем, однако, заниматься здесь критикой ценности отдельных тенденций. Попытаемся сначала еще больше разобраться в теории этики успеха. Сначала она пытается собрать всевозможные биологические правила такого рода, и затем дать им этическую оценку под именем обычая: жизнь создала обычай, указывающей на требования, которые она ставит отдельному лицу. Следует поэтому a priori ожидать, что обычай должен иметь величайшее значение для жизни: ведь он представляет собой самую общую форму социальной жизни человечества и потому является важным предметом изучения этики, которая ставит себе задачей изучение приспособленности форм жизни к человеческой жизни.

Множество отдельных индивидов, рассуждает эта теория, несмотря на это множество, все же до известной степени равны между собой как с точки зрения своей природы, так и с точки зрения внешних условий жизни. И именно поэтому существует и равенство условий полезного для них устроения жизни. Отсюда с необходимостью вытекают обычаи различных общественных групп. И именно в обычаях отдельный индивид находит направляющую нить для своего поведения; в них дано также общее этическое правило. Так этика успеха догматически отожествляет обычай с нравственностью, возводит его даже в принцип морали, изучает в деталях жизнь, согласно всеуравнивающим обычаям, как жизнь нравственную.

Принимаются также в расчет известные индивидуальные биологические группировки людей. Принимаются во внимание различия народов и рас, стран, климата, географического положения, как и различные ступени исторического развития народов. И при помощи понятия приспособления все эти факторы находят приложения к понятию обычая и тем самым становится очевидной возможность модификации этого понятия: в своем генетическом развитии обычаи зависят как от внешних условий жизни, так и от человеческой природы, которая именно в этих обычаях приспособляется к окружающей среде. Обычаи, таким образом, развиваются как естественные продукты вполне определенных исторических условий и приспособления к среде. В таком случае отдельные и частные обычаи и – что для этики успеха одно и то же – нравственные ценности сами с необходимостью признаются изменчивыми в отдельности и частности. Но обычай вообще сохраняет свое принципиальное значение, жизнь по обычаям, сохраняет значение нравственной жизни, понятие обычая – значение нравственного установления. И не только обычай вообще надолго сохраняет свое принципиальное значение, но и некоторые модификации его совершенно общего характера надолго сохраняют свое значение, не изменяясь в своей общности. Ибо – аргументируют далее – при всей и всяческой изменчивости все же существует известное постоянство самых общих условий, жизни во все времена и для всех народов и вскрытие этих условий есть самая важная задача этой этики. В них она, вместе с тем, усматривает самые важные постоянные этические правила всякого здорового и полезного развития жизни вообще. И она ставит себе задачей проследить эти самые общие правила с наивозможной полнотой. Она может проследить даже их модификации, чтобы изучить их значение не только для всей жизни тех человеческих групп, которые находятся под влиянием этих модификаций, но и для человеческой жизни вообще. Так, именно с этой точки зрения, этика успеха оказывается истинным учением, как жить, каким она хочет быть. Она может давать людям самые мудрые советы, как жить, может указывать самые мудрые приемы для полезного усовершенствована жизни. Она охотно дает советы и указания насчет пьянства и курения табаку, о том, сколько надо спать и сколько бодрствовать, как работать и как отдыхать, где проводить лето и в каком обществе вращаться, по вопросам кораблестроения и железнодорожного хозяйства, политики и биржи. А так как такие правила, число которых может быть доведено до бесконечности, вместе с тем являются общими естественными законами человечества, то именно поэтому они приводят к единственной и деятельной жизни «согласно природе». В них дана средняя формула жизни вообще – антропологически-нормальное. И именно поэтому они в своей общей форме являются обязательными не для того или другого отдельного человека, а для всего человечества вообще; и они не только обязательны с точки зрения этической, но вместе с тем определяют с точки зрения антропологической всю естественную историю человечества.