Личная жизнь шпиона. Книга первая - Андрей Борисович Троицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Может быть. Разгребу тут одно важное дело. Тогда отправят месяца на два. Иди, радость моя, пиши сочинение.
В комнате было душно, Орлов пошел в кухню, распахнул окно и стал дышать прохладным и сырым воздухом. Казалось, — теперь он знает, что делать дальше.
* * *
Следующие полдня Орлов провел в отделении милиции, копаясь в бумагах, которые имели отношения к Вере Игнатовой. Это заявления граждан, которые были поданы в милицию сотрудниками института, где в свое время Игнатова занимала должность освобожденного секретаря профкома.
В длиннющей цепочке оборонных предприятий этот «почтовый ящик» имел не только номер, — словно войсковая часть или колония, где держат преступников, — но еще и романтическое название «Клен–44». «Ящик» разрабатывал некие элементы системы наведения ракет наземного базирования РСД-10 «Пионер» или СС-20 по натовской классификации, и еще кое-какие приборы.
Заявления в милицию подали несколько сотрудников, — все женщины, — они утверждали, что из сумок или карманов верхней одежды, пропадали кошельки или косметички с деньгами. Как правило, эти безобразия происходили в день зарплаты. Еще у одной женщины исчезли облигации золотого займа на сумму тысяча восемьсот рублей. Они с мужем планировали продать облигации в ближайшей сберкассе, потому что подошла к концу двухгодичная очередь на румынский спальный гарнитур, полированный, под красное дерево, — мечта всей жизни. Облигации были оставлены без надзора буквально на пять минут, но вору большего не требовалось.
Орлов по-свойски, без угроз и крепких выражений, поговорил с начальником отделения милиции, по возрасту еще не старым мужчиной, но уже похожим на сухонького старичка. Начальник отделения в ту пору выяснил, что краж в «Клене-44» было значительно больше, но милиционеры убеждали гражданок забрать заявления: кошельки все равно не найдутся, надо лучше смотреть за своими деньгами, к каждому карману милиционера не приставишь… Для милиции любое нераскрытое преступление, даже самая копеечная кража, — это неприятность, лишение премии.
Три-четыре гражданки заявления не забрали, они в устной беседе без протокола показали, что подозревают в краже секретаря профкома Веру Игнатову, но боятся говорить открыто, потому что эта клептоманка — с большими связями, вредная и подлая, она может испортить биографию кому угодно.
Вскоре Орлов оказался в кабинете секретаря партийной организации «Клена-44», добродушного дядьки по фамилии Жуков, которому оставалось всего полгода до пенсии. Парторг думал, что какая-то нелепость, разговор на политическую тему или анонимка может лишить его персональной пенсии, которую он высиживал столько лет. Парторг боялся сплетен, анекдотов на любую тему, даже о евреях. Боялся критики, похвалы тоже боялся. Поэтому сейчас, он быстро оценил все «за» и «против» — и решил не врать. Опустив глаза, повторил, что все подозревали Игнатову в воровстве, но никто эту сучку за руку не поймал.
Жуков не мог допустить, чтобы безобразие и дальше тянулось. Собрав все мужество, он вызвал Игнатову и провел с ней беседу, трудную для них обоих. Через час она написала заявление по собственному и расплакалась. Жуков поднялся, запер дверь кабинета, чтобы любопытные не заглядывали. Вынул из сейфа папку без номера, выписал в столбик на бумажку имена потерпевших, а в другой столбик приблизительные суммы денег, которые были украдены. А потом упал в кресло и накапал в стакан валерьянки.
Глава 13
Все утро Алексей Разин потратил на то, чтобы оторваться от слежки. К полудню он убедился, что сопровождение потерялось, вышел из машины, нырнул в метро на станции Профсоюзная и вынырнул на Фрунзенской. Прошел пару кварталов, пересек сквер, зашел в подъезд и поднялся на шестой этаж. Пропел мелодичный звонок, послышались шаги с той стороны. Его долго разглядывали через глазок и спрашивали, к кому и по какому вопросу пришел, наконец загремела цепочка и щелкнул замок.
Разин вошел в просторную прихожую, слева вешалка, на стене перед дверью деревянные маски, видимо, африканские, и полочка с книгами. Хозяином квартиры оказался мужчина лет сорока пяти в стеганном бордовом халате и войлочных шлепанцах. На носу очки в золотой оправе, мужчина улыбался, но светлые глаза смотрели недобро. Разин пожал вялую ладонь Гриценко, отступил на шаг и сказал:
— Значит, вы и есть Валерий Иванович?
— Он самый.
— Вы письмо получили?
Гриценко молча кивнул.
Разин представился вымышленным именем, показал удостоверение сотрудника Разноэкспорта и скороговоркой выдал, что иногда бывает во Америке в краткосрочных командировках. С Платтом познакомился через приятеля американца и согласился без долгих раздумий, когда тот попросил о небольшой услуге. Действительно, почему бы не подработать, если дел на две копейки, а выручка…
— Я вас понимаю, — ответил Гриценко. — Сначала мне тоже показалось, что деньги легкие. Но все легко и просто только на словах. Сейчас чертовски опасно встречаться с новым человеком. Дома или на улице — все равно. Везде глаза, уши. Всегда надо помнить, что каждое слово может быть услышано. И неправильно понято. А я прежде всего искусствовед, человек творческий, думающий. А какое тут творчество, когда вся жизнь соткана только из страха. Когда боишься каждого шороха. Пойдемте…
Они оказались в проходной комнате с красными креслами и телевизором на длинных ножках. На двух стенах висели иконы в окладах и без, большая фотография Хемингуэя и календарь с обнаженными красотками. Гриценко показал гостю на кресло, а сам присел на диван. Нагнувшись, вытащил с первого яруса журнального столика бутылку коньяка и пару высоких стаканчиков. Разин отрицательно покачал головой, ему показалось, что в соседней комнате кто-то передвинул стул.
— Мы не одни? — он кивнул на дверь.
— Кроме меня тут никого. А там кошка.
Гриценко плеснул коньяка в стаканчик, выпил одним махом, будто спирт, и сказал:
— Может быть вы в курсе: я недавно с женой расстался. Да, двенадцать лет брака псу под хвост.
— Нет, не в курсе. Как раз хотел спросить…
— Мы с подругой уже подали заявление в загс. Зарегистрируют через полтора месяца. На работе пообещали, как только улажу все формальности с женитьбой, мне разрешат выезд за границу. Ждать недолго осталось. Однако, если вы насчет новых заказов… Сразу говорю, что мои услуги подорожали. Эксперты капризничают. Хотят больше. Раньше оценка одного предмета стоила пятьдесят долларов, теперь — сто двадцать.
Разин решил, что Гриценко привирает, выпрашивает деньги себе, а не экспертам. Хозяин квартиры сразу не понравился Разину.
Гриценко принял вторую порцию коньяка и сказал:
— Две недели назад, когда получил письмо от Платта, был немного удивлен. От него вестей давно не было. Если честно, я даже не рассчитывал, что
