Форс-мажор (сборник) - Алексей Калугин

Только теперь я сообразил, что на голове у меня темный мешок. И запах пряности прятался в его швах.

— Снимите мешок!

Требование мое прозвучало скорее как униженная просьба. Но она тут же оказалась выполнена. С головы моей стянули мешок, и я зажмурился от яркого света, ударившего по глазам.

Я находился в темном помещении. В трех шагах от меня стоял письменный стол. На столе – лампа с круглым абажуром, направленная мне в лицо. Справа от стола сидел человек. Я мог видеть только его ноги, закинутые одна на другую, обутые в узконосые лаковые ботинки.

— Если вы обещаете, что не будете пытаться встать со стула, мы развяжем вам руки, – все тем же искаженным голосом произнес мужчина за столом.

— Да, конечно, – с готовностью согласился я.

Кто-то подошел ко мне сзади и перерезал веревку на руках.

Я машинально потер запястья. Не потому, что затекли, а потому, что так полагается после того, как тебя развяжут.

— Приношу вам свои извинения, Петр Леонидович, за причиненные неудобства. Поверьте, мы не желаем вам зла. И как бы ни закончилась наша беседа, вы выйдете отсюда живым и невредимым. Давайте считать, что вы просто пришли к нам в гости.

— Странный способ приглашения, – буркнул я в ответ. – Да и на вечеринку не похоже.

А, собственно, какие у меня были основания верить тому, что говорит этот тип за столом? Почему я должен ему доверять, если он прячет свое лицо и даже голос меняет?

— Боюсь, у нас не было другой возможности встретиться с вами. Вы ведь и сами знаете, что находитесь под постоянным наблюдением Госбезопасности.

— Кто вы такие?

Понятное дело, мой вопрос остался без ответа.

— Быть может, вы что-то хотите? – спросил незнакомец за столом. – Чай? Кофе? Может быть, сэндвичи?

— Водки грамм сто пятьдесят.

— Вы это серьезно?

Даже сквозь скрип и скрежет искажающих голос помех я услышал недоумение.

— Если есть, давайте, – махнул я рукой.

— Ну, хорошо…

На секунду из темноты выскользнула рука незнакомца, сделавшая кому-то знак. Рука как рука, ничего особенного. Ногти не накрашены, колец и перстней нет.

Сзади послышалась какая-то возня.

— Не оборачивайтесь, – предупредил таинственный хозяин.

Я безразлично дернул плечом – мол, не очень-то и хотелось.

К моему стулу слева придвинули широкий табурет, выкрашенный белой масляной краской. На табурет поставили граненый стакан, на две трети наполненный прозрачной жидкостью. Рядом – блюдечко с голубой каемочкой. На блюдечке – нарезанный кружками соленый огурец, пять зубчиков маринованного чеснока и три кусочка селедки. На краю – маленькая двузубая вилочка для фруктов.

— Прошу вас, – вновь выскользнувшая из темноты рука сделала приглашающий жест.

Я взял в руку стакан.

— Компанию не составите?

— Простите, не могу, Петр Леонидович. Здоровье не позволяет.

— Ну, тогда за ваше здоровье!

Я сделал глоток. Ничего, вполне приличная водка. Сделал еще глоток. Поставил недопитый стакан на табурет. Наколол на вилку кусочек селедки и отправил его в рот. Селедка оказалась не в моем вкусе – пересоленная и с душком.

Выпив, я почувствовал себя чуть бодрее. Ничего хорошего от этой встречи я, понятное дело, не ждал. Хотя, с другой стороны, если бы меня хотели убить, так зачем тогда водкой поить? Или же это такой особо изощренный способ глумления?..

А, черт с ними!

Я звонко хлопнул в ладоши.

Звук хлопка укатился куда-то вдаль и исчез, как будто у помещения, в котором мы находились, не было ни стен, ни потолка. Только пол – я на всякий случай глянул под ноги, – да, пол имелся. Серая растворная стяжка.

Поскольку хозяин не подавал никаких признаков жизни, я еще раз хлопнул в ладоши.

— Ну, так о чем мы?

Носок левой ноги таинственного незнакомца едва заметно качнулся.

— Видите ли, Петр Леонидович, вопрос, который мы хотим с вами обсудить, настолько деликатный… Что я даже не знаю, с чего начать.

— Может быть, для начала представитесь? – предложил я.

— Имя мое ничего вам не скажет.

— Но я должен вас как-то называть.

— Называйте меня Ахавом.

— Ахав, значит, – насмешливо кивнул я. Тоже мне, знатоки классики! – Я прежде знавал человека, который просил называть его Исмаилом. Он плохо кончил.

— Я постараюсь не повторять его ошибок, – ответил Ахав.

— Так вы его знали?

— Слышал о нем.

— И что же о нем говорят?

— О ком?

— Об Исмаиле.

— О нем уже не говорят. Его забыли.

— Но прежде…

— Очень прошу вас, Петр Леонидович, не употребляйте в своей речи слов, значения которых не понимаете.

— О чем вы? – удивился я.

— Когда вы говорите «прежде», то подразумеваете, что было и «после». Но, если «после» уже было, то где же «сейчас»?

Я немного растерялся. Потому что не мог понять смысл произнесенной Ахавом фразы.

— Это имеет какое-то значение? – спросил я.

— Огромное! Настолько, что вы даже представить себе не можете!

— Хорошо, поверю вам на слово, – не стал спорить я. И, дабы сменить тему, спросил: – Вы экотеррорист?

— Нет.

— Но с властями вы не в ладах?

— Почему вы так решили?

— Потому что вы не хотите, чтобы я видел ваше лицо и слышал ваш голос.

— Причина совсем иная.

— Настолько глубокая, что я не могу ее даже вообразить?

— Можно и так сказать.

— Позволите задать еще пару-тройку вопросов?

— Конечно.

— Сегодня тот же день, что и вчера?

Это была откровенная провокация. Но Ахав уверенно ответил:

— Да.

Уверенность его мне понравилась.

— В ресторане «Острова Длинного Ганса» на меня напали ваши люди?

— Нет.

— А сегодня? Темно-пурпурная «Тойота»?

— Да, это были мы.

— Вашей целью был я или полковник Ворный?

— Мы хотели встретиться с вами наедине.

— Я имел в виду, в кого вы стреляли?

— Вы полагаете, стреляя с трех метров из автомата по двум неподвижно стоящим людям, можно промахнуться?

— Я не знаток оружия.

— Тогда посмотрите сюда.

Рука, явившаяся из темноты, указала влево.

Там, куда она указывала, возникло яркое, светлое пятно, в считаные секунды растянувшееся в стороны и превратившееся в квадратный экран размером примерно метр на метр. Но это был не телевизионный дисплей и не экран для демонстрации фильма с кинопроектора. Казалось, изображение висит в воздухе. К тому же, подчиняясь едва заметным движениям пальцев руки Ахава, оно легко меняло ракурс, и не скачком, как если бы происходило переключение на другую камеру, а плавно, будто камера летала в воздухе, выписывая самые невероятные пируэты.