Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии - Дмитрий Яковлевич Травин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такого же рода широкие коалиции, по мнению авторов книги, возникали во всех исторических случаях, когда абсолютистские институты заменялись более плюралистическими и инклюзивными. История учит: чтобы с тобой считались, нужно и тебе считаться с другими. У нас в России пока так еще не было. Поэтому как революции с революционерами, так и реставрации с разного рода реставраторами, консерваторами и профессиональными патриотами у нас совсем не славные.
Как при входе в коридор не разбить нос о косяк
Советы Дарона Аджемоглу и Джеймса Робинсона по построению демократии
Книга Дарона Аджемоглу и Джеймса Робинсона «Узкий коридор» (М.: АСТ, 2021) может считаться, наверное, вторым томом их нашумевшего исследования «Почему одни страны богатые, а другие бедные». Если в «первом томе» авторов интересовал в большей степени вопрос о том, в чем причины неудач, то во «втором» – как все же можно добиться успеха. Краткий ответ состоит в том, что необходимо пройти по узкому коридору между слишком слабым государством, не способным поддерживать порядок, контролировать насилие, следить за исполнением законов, и слишком сильным, то есть таким, которое будет постоянно вмешиваться в жизнь общества, стремясь навязать ему ложные правила поведения [Аджемоглу, Робинсон 2021: 12]. Лишь в таком узком коридоре возможно формирование инклюзивных институтов.
Поиск оптимального Левиафана
Если государство не способно выполнять свои функции, то собственность и торговые сделки не будут защищены от бандитских наездов. И тогда бизнес потеряет стимулы к работе. Быть абсолютно свободным от государства – «значит быть цыпленком среди ястребов, добычей для хищников» [Там же: 45]. Если же государство будет обладать большой неконтролируемой властью, то оно само начнет прибегать к наездам с теми же последствиями для бизнеса. По мнению авторов «Узкого коридора» деспотизм Левиафана чуть лучше отсутствия Левиафана, но ненамного [Там же: 212].
Поэтому государство необходимо, но оно должно быть поставлено под жесткий контроль общества. Получается, что демократия – это важнейшее условие развития, поскольку иного способа контроля за государством не существует. Если оно растет быстро, а общество – медленно, невозможно обуздать Левиафана. Если же общество прогрессирует, но государственные институты слабы (нет возможности собрать умеренные налоги и создать хотя бы минимальный бюрократический аппарат), Левиафан не справится с защитой бизнеса.
Авторы «Узкого коридора» выводят даже своеобразную закономерность из своих исследований.
Очертания европейской истории, как и во многом истории остальных частей света, – пишут они, – в очень большой степени определяет эффект крупных потрясений, но критически важным при этом оказывается баланс сил между государством и обществом [Там же: 387].
Проще говоря, старый порядок рушится не потому, что мы хотим провести реформы, а по объективным причинам. Но вот возникнет ли на развалинах демократия, анархия или автократия, зависит от того, кто «перетянет канат», кто накопил больше сил в предшествующие эпохи. Более того, существует своеобразная зависимость от пройденного пути. Если ваш Левиафан давно уже деспотический, избавиться от деспотизма становится значительно труднее, поскольку даже на развалинах старого порядка проще воспроизвестись сильному государству, чем сильному обществу [Там же: 108].
Самое интересное у Аджемоглу и Робинсона – это многочисленные примеры того, как в разных частях мира в разные времена осуществлялись попытки сформировать в меру упитанного, но не обнаглевшего Левиафана. В «Узком коридоре» мало теоретических рассуждений, но много конкретики. И это большое достоинство книги, написанной для широкого читателя, а не для узкого круга коллег, ссылающихся в своих трудах на авторов и тем самым увеличивающих индекс цитируемости, необходимый ученым для успешной университетской карьеры. «Узкий коридор» посвящен актуальной проблеме и написан так, что всякий, кто ею интересуется, сможет понять, о чем идет речь, не продираясь сквозь заумные формулировки.
Впрочем, достоинства порой оборачиваются недостатками, что особенно часто случается при попытке в одной книге обозреть сразу весь мир и все эпохи его развития. Аджемоглу и Робинсон полагают, что успешное продвижение в узком коридоре возможно в том случае, когда различные политические силы склонны к поиску компромиссов. И с этим вполне можно согласиться. В качестве своеобразного образца успешной политики компромиссов авторы приводят Швецию. И с этим тоже согласиться можно, поскольку Швеция – одна из немногих стран, обошедшихся без революций в Новое время. Разные конфликтующие стороны договаривались там между собой, и потому среди шведов не было таких проигравших групп интересов, которым нечего было бы терять, кроме своих цепей.
Но от чего зависит сговорчивость сторон при заключении компромисса? Существуют ли рецепты движения по узкому коридору? Понятно, что мы не можем вывести единый закон для всех случаев жизни. Многое зависит от конкретных людей и их поведения. Но в целом Аджемоглу и Робинсон проводят в своей книге мысль, что поляризации политических сил легче избежать в том обществе, где нет большого разрыва между богатыми и бедными. Например, в Пруссии с ее большими юнкерскими хозяйствами земельная аристократия не хотела договариваться с иными политическими силами [Там же: 384]. Неудивительно, что Пруссия была авторитарной страной и что в Германии (созданной на прусской основе) возник нацистский тоталитарный режим. Но вот вопрос: в Англии ведь тоже были крупные хозяйства лендлордов, возникшие в результате огораживания. И тем не менее Англия стала в Европе образцом демократизации, достигнув политического и экономического успеха раньше всех других стран за исключением Голландии. В общем, похожая структура собственности привела к совершенно иным политическим результатам.
Во Франции же крупное землевладение было сильно подорвано еще в революцию 1789 года, когда дворяне эмигрировали, а крестьяне захватили все, что «плохо лежит». Вроде бы произошло выравнивание. Но Франции прошлось пройти еще через три революции (1830, 1848 и 1870), прежде чем разные непримиримые силы смогли худо-бедно примириться и сформировать устойчивую демократию.
При чем здесь первобытная демократия
В общем, вопрос о том, какова логика вхождения в коридор, у Аджемоглу и Робинсона явно не доработан. Похоже, авторы, скорее, исходили из своей симпатии к миру относительного равенства, чем из фундаментального анализа проблемы. В итоге создается впечатление, что основной способ вхождения в коридор демократии – это несколько раз разбить себе нос о косяк (довести дело до революций), после чего уйдет былая лихость и сформируется естественная осторожность (склонность к достижению компромиссов). Подобное впечатление, конечно, это не окончательный вывод, но из «Узкого коридора» иной вывод сделать сложно.
Еще больше претензий к Аджемоглу и Робинсону возникает, когда они переходят к фундаментальным обобщениям. Почему именно в Европе создались условия для большого экономического подъема? В поисках ответа на этот вопрос авторы уходят далеко в историю, утверждая, что началось все с завоевания Европы в V веке германскими племенами с демократической организацией, ориентированной на общие собрания, и с нормами совместного принятия решений [Там же: 224]. При чтении «Узкого коридора» создается впечатление, будто демократия была свойственна европейцам с давних времен и они смогли пронести эту традицию через века. Но, увы, как минимум два факта, приводимых Аджемоглу и Робинсоном, явно не укладываются в эту концепцию. С одной стороны, первобытная демократическая организация была свойственна и народам, жившим в Индии, но эта страна так и не стала развитой. С другой стороны, замечательные демократичные германцы через пятнадцать веков после своего прихода в Европу построили тоталитарный нацистский режим, в котором не осталось даже малейших признаков народной власти.
Никакой связи между первобытной демократией и современным успехом тех или иных стран не существует. Долгий исторический путь может привести «демократов» к самым разным политическим и экономическим системам. Все дело в деталях этого исторического пути, о чем Аджемоглу и Робинсон совершенно верно пишут в девятой главе – самой удачной во всей книге. Если мы хотим понять причины успехов и неудач конкретной страны, нам надо долго и кропотливо копаться в ее истории. А ссылка на демократическую или, наоборот, тоталитарную культуру того или иного народа – это «наука» для ленивых. То есть для тех, кто хочет быстро получить желательный ответ. Непонятно, зачем авторы хорошей книги, демонстрирующей на многочисленных примерах, как разнообразные исторические повороты могут влиять на судьбы стран, прибегли к необоснованному утверждению о связи нынешних успехов Европы с германской культурной традицией отдаленного прошлого.
Одному Аллаху известно
Еще одна проблема книги состоит в том, насколько можно доверять собранным в ней интересным фактам. Размышляя о том, какую позитивную роль сыграло правление пророка Мухаммеда в Медине, авторы отмечают, что созданное
