Улыбнись, малышка - Эдриан Маршалл

— Да, он вспыльчивый, — согласилась я. — Иногда высокомерный. Может быть, немного странный. Но вроде бы нормальный. Хотя кто из нас нормальный, Мэтью?

После выходки Майлса настроение у меня упало окончательно. Да и Мэтью Соммерс как будто был чем-то огорчен. Поэтому, увы, свидание наше превратилось в копию моих посиделок с Лесли: три порции виски, смешанного с вишневым соком — разумеется, для меня; три порции чистого виски — разумеется, для него, и долгая беседа о том, как непросто хорошим людям живется на этом свете.

Мэтью, как истинный джентльмен, проводил меня до дому и даже стал свидетелем взбучки, которую мне устроила мисс Пейн. Я обещала своей старушке, что вернусь к ужину, поэтому мясо в брусничном соусе и пирог с яблоками дожидались меня в девственно холодном состоянии. Но я была слишком уставшей и мрачной, чтобы оправдываться, поэтому улеглась спать, а все извинения решила отложить на потом. Дженевра выглядела обиженной, и это, конечно, не добавило мне радости.

Наверное, Майлс прав, подумала я, засыпая. Писатели ужасно необязательные, непунктуальные и неряшливые люди. Но что же делать, если я никогда не была другой?

8

Мэтью Соммерс поступил довольно мудро, отправив меня в городскую библиотеку: во-первых, я временами наведывалась туда, чтобы найти кое-какие книги, из которых черпала сведения для своих романов, а во-вторых, не пренебрегала я и чтением старых газет, где порой встречалось кое-что любопытное, что можно было вставить в роман в качестве эпизода.

Мысль о библиотеке приходила в голову и мне, но, честно признаюсь, мое тщеславие — а как еще можно назвать это чувство? — жаждало подвига более деятельного и яркого, нежели поход в самую обыкновенную библиотеку. И все же мое тщеславие было заперто в темный чулан, а я, позавтракав чудесным яблочным пирогом, не утратившим, своих вкусовых качеств за ночь, проведенную в печи, бодро катилась на велосипеде в сторону библиотеки.

Дорогой я размышляла о Майлсе и его странном поведении в полицейском участке. Сказать по правде, проснувшись сегодня утром и выпив чашечку кофе, я даже подумывала ему позвонить, но потом решила это не делать. Это выглядело бы так, словно я навязываюсь своему кузену в друзья, а мы вовсе ими не были. Мы стали партнерами, соавторами, но только не друзьями.

И потом, не я отказалась сотрудничать с ним, а он со мной. Так что, если уж Майлс решил расторгнуть наш маленький договор, пускай. Он горд, но я горда не меньше его. Поэтому, решила я, кузену не следует считать, что из-за нескольких славных часов, проведенных в его обществе, я растаю и буду бегать за ним как бездомная собака, обласканная случайным прохожим.

Вместо звонка Майлсу я позвонила Лесли, сидевшему в медицинском центре рядом с Мэгги Даффин, которой вчера ночью на ногу наложили гипс. Хотя читатель знает, что я не так уж и любила свою дорогую кузину Мэг, тем не менее я почувствовала большое облегчение, когда узнала, что с ней все в порядке и уже через две-три недели она будет как новенькая.

Я предложила Лесли поучаствовать в оплате операции на правах родственницы, но мой друг был слишком щепетильным в подобных вопросах. Я отнеслась к его решению уважительно и поинтересовалась, когда смогу заехать в больницу, чтобы привезти Мэгги корзину хрустящих адамсовских яблок.

В этом, к моему удивлению, тоже не было нужды. Лесли заявил, что уже завтра заберет Мэгги из больницы и перевезет ее в свой дом. Разумеется, я не могла не полюбопытствовать, как Лесли намеревается справляться одновременно с больной Мэгги Даффин и маленьким «ангелочком». В ответ я услышала вполне решительное и твердое: «Я с этим разберусь».

Предложив Лесли свою помощь, к которой он обещал прибегнуть в случае необходимости, я уповала лишь на остатки его терпения и то упрямство, с которым он обыкновенно добивался поставленной цели.

Подъехав к библиотеке, я оставила своего двухколесного друга на маленькой парковке, отведенной специально для велосипедов, и направилась к зданию. В глаза мне бросилась до боли знакомая машина, которая совсем еще недавно так удивила меня своей непохожестью на транспорт наших горожан: неподалеку от входа в библиотеку красовался «лендровер», опоясанный оранжевым пламенем.

На такой машине мог приехать только… ну догадайся же, читатель! Разумеется, мой дорогой кузен Майлс. Сердце в моей груди начало выплясывать что-то вроде ирландского танца. Почему ирландского? Я как-то видела, что ирландцы танцуют, плотно прижав руки к телу, словно рук у них вовсе нет. У сердца тоже нет рук, потому оно и плясало свой ирландский танец в моей груди.

Не могу объяснить, какое из чувств охватило меня в тот момент: радость или удивление? Наверное, я чувствовала и то и другое. Что он здесь делает? Зачем сюда приехал? Моя невесть откуда взявшаяся интуиция подсказывала мне, что причина его приезда — я.

Впрочем, моя уверенность быстро сменилась разочарованием. Майлс мог направиться в городскую библиотеку с той же самой целью, с какой там бывала и я. Он надеялся найти что-нибудь интересное для своего детектива.

Значит, не из-за меня, подумала я, уже вовсе не бодро шагая, а вяло передвигая ноги по ступенькам. Я чувствовала себя разочарованным ребенком, лишившимся обещанного подарка.

Да, Майлс действительно находился в библиотеке. Но пришел туда вовсе не из-за моей скромной персоны. И это ужасно омрачало ту преждевременную радость, что внушила мне моя псевдоинтуиция.

Сняв плащ, карман которого Дженевра умудрилась отстирать от чернил каким-то чудо-средством, я прошла в зал, вознамерившись сделать вид, что не замечу моего дорогого кузена. И все-таки заметила его, потому что он сидел на самом видном месте, с которого открывался обзор на весь зал.

Словно почувствовав, что я вошла, он поднял голову. Наши взгляды встретились. Он посмотрел на меня вовсе не холодно, как я того ожидала, а, напротив, очень тепло и дружелюбно. Наверное, именно тогда я впервые увидела, какие красивые у него глаза: лучисто-серые, словно насквозь пронизанные светом. Наверное, именно тогда я смогла разглядеть его лицо полностью, ибо до той минуты я видела только маленький шрам над уголком верхней губы, придававший выражению его лица ту легкую надменность, которую я терпеть не могла в Майлсе.

Да, он действительно был красив. Но не той неприятной, холодной красотой, которую я замечала в нем раньше. Он был красив по-настоящему, как только может быть красив человек, от встречи с которым твое сердце отплясывает бешеный ирландский танец.

Майлс поднялся из-за стола и помахал мне рукой, чтобы не потревожить громким голосом посетителей, собравшихся в библиотеке. Хотите спросить, куда подевалась моя гордость, о которой я писала с такой непоколебимой уверенностью? Не знаю. Увидев его обрадованное лицо, я позабыла обо всем на свете и пошла к нему, как та самая собачка, с которой не хотела себя сравнивать.