Не плачь - Наталья Николаевна Вишнякова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только сегодня я ощутила, что все они чувствуют, оставшись без жизненно важного предмета. Для меня им оказался телефон. Условием последнего испытания было заточение без гаджетов, и теперь я буквально чесалась от разлуки с моей прелестью. Как будто я подключена к нему: нет его – теряю энергию, зато если он здесь, в кармашке, мне спокойно и легко на сердце.
В яме было реально темно. Я надеялась, что глаза со временем привыкнут к темноте и начнут различать всё вокруг. Хотя, честно говоря, там нечего было различать. Разве что мышь придет. Или слизень. Не-е-ет! Сиди, слизень, там, на своей стороне доски, не лезь, слизень, ко мне, уйди, уйди, слизень…
Вот до чего доводит жизнь без гаджетов – сразу впадаешь в народное творчество. От слизней спасаешься наговорами. И это я только пять минут просидела. А дальше что будет? Шаманские пляски?
В деревне и так всегда тихо. А ночью, под крышкой, и вовсе была нулевая слышимость. Или, может, я оглохла? Я хлопнула в ладоши. А! Как громко! Как будто звук включили. Подозреваю, мне время от времени придется издавать звуки или щипать себя, чтобы проверять происходящее на реальность.
Холодно здесь, однако. Темнота, тишина, сырость. Тлен, прах. Бред. Зя-я-ябко!
Не расслабляться, Юля! Мы знаем, для чего здесь сидим!
Буду сидеть, пока смогу. Или стоять. Или прыгать.
Сколько времени прошло, интересно? Час или десять минут? Или, может, пора вылезать? Надо бы проверить. Вдруг уже рассвет?
Я попыталась открыть крышку. Ничего. Сверху посыпалась земля – и всё.
Ну ладно. В конце концов, бабушка просыпается рано, выйдет в огород, я ей покричу, и она меня вытащит. Наверное.
Невыносимо. Уже правда невыносимо. Теперь мне кажется, что меня заживо похоронили. Это ужас, настоящий ужас. Он пришел неожиданно. Еще минуту назад я была на позитиве, и вдруг – обрыв и ужас. Нет, надо выходить! Мне уже хватит!
Я начала биться руками об стены, как будто от этого они расступятся передо мной, откроется освещенный тоннель и выведет меня прямо к моей теплой кроватке.
Вот я торможу! Ломик же есть!
Я стала шарить в потемках по земле. Ничего. Ломика нигде нет. Никакого ломика здесь нет. Он остался с той стороны. С той стороны, где мягкая кроватка, вкусный ужин и добрая бабушка. Где всё хорошее. Где нет и, возможно, никогда уже не будет меня.
Закричать? Зачем? Никто всё равно не услышит.
Единственный выход – попытаться самостоятельно сдвинуть эту проклятую крышку. Наверное, я что-то делала не так. Надо просто попытаться по-честному. Моя цель – выбраться на свободу. Моя цель – выбраться на свободу. Выбраться. На. Свободу. Я вытянула руки вверх, собралась и изо всех сил набросилась на крышку. А! Больно! Но никакого результата.
Ладно, не проблема. Еще раз. Только аккуратнее. Рука уже болит.
А! Снова ничего, никакого движения наверху.
Еще! Не сдаваться! Еще раз! Да что же это такое! Я уже плакала в голос, как никогда в жизни. Мне страшно! Мне очень страшно! Вытащите меня кто-нибудь! Я даже что-то такое орала, совсем детское: «Я больше не буду!» Еще разок! Раз-два, бью!
И тут наверху что-то изменилось. В могильной тишине появился какой-то новый звук. Неужели мне удалось сдвинуть крышку? Я прислушалась, пытаясь понять, в каком месте она дала слабину. Буду бить в это место и в конце концов наверняка смогу пробиться наружу. Другого плана нет.
Вроде бы сюда надо бить… Бедные мои руки… Мне жарко… Ну! Раз, два…
Не успела я наброситься на крышку, как она сдвинулась сама. Первое, что я увидела, – ужасно близкое звездное небо. А потом – насмерть перепуганное лицо бабушки.
– Господи! Юля! Ты как сюда… Да что ж это такое? Вылезай немедленно! Ты что тут делаешь?!
Я очень хотела выбраться на свободу. Очень хотела. Больше всего на свете. Поэтому я села прямо на земляной пол, привалилась спиной к полусгнившему дереву стены, уткнулась лицом в коленки и тихо-тихо заплакала. Чтобы бабушка не услышала.
Но она всё поняла.
– Юленька, детка! Ты что? Испугалась, да? Ты поранилась? Где болит? Где болит?! Покажи, где болит?!! Посмотри на меня! Юля! Лисенок!
Меня так давно не называли Лисенком, что я еще больше размазалась по коленкам. По идее, слезы во мне должны были закончиться, пока я бросалась на крышку.
Бабушка, задыхаясь, поставила ногу на ступеньку железной лестницы. Ой-ой-ой! Сколько раз она говорила, что, если спустится сюда, уже не сможет подняться!
– Стой, баушка! Я выхожу!
На твердой земле бабушка схватила меня в охапку. Если бы я была поменьше, наверное, уже сидела бы у нее на руках.
– Скорее, скорее! Идем отсюда! Бежим в дом!
Курица, спасающая цыпленка? Кошка с котенком в зубах? Нет, это больше было похоже на коршуна и мышку. Бабушка затащила меня в дом в считаные секунды. Затащила и скорее закрыла дверь на засов, как будто за нами кто-то гнался.
– Чаю! Надо выпить горячего сладкого чаю!
Но я не смогла бы теперь усидеть на лавке. Мне захотелось спать. И только спать. Пить, есть, думать – этого не существует. Последняя наночастица силы дотащила меня до кровати, куда я и рухнула, грязная, зареванная и ничего, просто ничегошеньки не чувствующая.
Хотя нет, в последний момент до сна какое-то трудноуловимое чувство все-таки было… Проще всего это выразить так: звездное небо и бабушкино лицо.
16
– Ты зачем в погреб полезла?
Мы сидим на веранде. На перилах – свежий букет. Бабушка с утра нашла его здесь и поставила в воду.
Я молчу.
– Сто лет в него никто не лазил. И вот здрасьте!
Молчу.
– Только не говори, что ты там любовалась пейзажем. На ночь глядя! В темноте!
– Я просто провалилась.
– Ага. Через закрытую крышку! И бочка, которую я сверху поставила, волшебным образом откатилась! Юлия!
– Ну… Я хотела…
– Чего ты хотела? Ты смерти моей хотела? Вой такой из-под земли шел, у меня волосы дыбом встали!
– Я не хотела твоей смерти.
– Значит, так. Или ты мне сейчас всё рассказываешь, как было на самом деле, или я сейчас же звоню твоим родителям, и пусть они приезжают и сами разбираются! Ты думаешь, я буду тут сидеть и слушать, как ты мне врешь?
