Небо остается чистым. Записки военного летчика. - Сергей Луганский

Мы чокнулись осторожно, словно боялись спугнуть настороженную тишину. Чокались мы не кружками, а пальцами, которые сжимали кружки. В этот миг мы почувствовали тепло рук друг друга. И мы, живые, уцелевшие, которым еще жить и драться, выпили за того, кто не вернулся на родной аэродром…

После ужина мало-помалу завязался разговор.

Разбирая сегодняшний бой, ребята говорили, что излюбленный немцами маневр – вести бой на вертикалях.

– Правильно!- воскликнул я. Мне тут же припомнилось все, о чем я устало думал сразу же после жестокого боя. Значит, не только я, но и все ребята заметили особенность немецких истребителей навязывать бой на вертикали.

– Так конечно,- сказал Кузьмичев, чуточку разгоряченный после водки,- «мессершмитт» легче нашего истребителя. Он всегда уйдет от тебя на вертикали. А тебе отнего не уйти.

И я снова, словно наяву, увидел, как пошел вверх самолет командира полка, как его догнал и распорол «мессершмитт». Теперь не только мне, но и всем стало ясно, что ошибка И. И. Попова заключалась в том, что он после атаки пошел на вертикаль. Положи он машину в глубокий вираж – остался бы жив… Нет, нам нужно навязывать свой маневр боя, а именно — на виражах. Правда, летчик при этом сильно страдает от перегрузок, но это пока единственное средство измотать противника, лишить его маневренности.

Русский солдат всегда навязывал противнику свою манеру боя. Недостатки в вооружении он восполнял отвагой, беззаветной смелостью. Штыковые атаки русской пехоты вселяли ужас в любого противника. Нам, летчикам, хорошо известно, что немцы не выдерживают лобовых атак, уклоняются от боя на виражах, избегают правых разворотов, чаще всего применяют левые фигуры. Значит, врагу надо навязывать такие положения, при которых дают себя знать конструктивные недостатки «мессершмитта», несколько зависающего на вертикалях. К примеру, немецкий самолет взмыл вверх. Гнаться за немцем бесполезно: «мессершмитт» быстроходнее. Лучше уйти в сторону и встретить врага на вираже, атакуя в лоб.

– На виражах! Только на виражах!- настаивали ребята.- Да и смелей надо! Прямо в лоб! Они молодцы, когда стаей, а ты иди ему прямо в лоб – он и струсит.

Маневр самолета на виражах, надо сказать, принадлежит нашей, русской авиации. Еще в свое время Нестеров настаивал на выполнении виражей и разворотов с обязательным креном – тем более глубоким, чем круче разворот. Он тогда был пионером во многих фигурах высшего пилотажа,- не только автором знаменитой «мертвой петли». До Нестерова многие летчики и даже инструкторы опасались сколько-нибудь значительных кренов и любой разворот выполняли «тарелочкой». И понадобилось время, чтобы виражи стали обязательной и самой обыденной фигурой в арсенале любого летчика.

Так что в этом нам следовало лишь смелее развивать отечественную традицию и навязывать немцам в бою свой маневр.

Правы были ребята и в том, чтобы идти смелее в лоб. Здесь я должен немного отвлечься. На эту тему — о таране – во время войны и после нее долго не затухали страстные споры. В том, что такой поступок героичен, сходились все, и фамилии мастеров таранного удара до сих пор окружены в нашей авиации заслуженной славой. Спор шел о другом: выгодно ли идти на таран? Ведь счет получался равный: сбитый противник и поврежденный самолет у нас. И это при превосходстве немцев в технике! Простой арифметический подсчет говорил вроде бы против тарана: для немцев потеря одного самолета легче, чем для нас. У нас их и без того не много. Но тут следовало учитывать факторы, которые не поддаются холодным арифметическим подсчетам: моральное состояние, боевой дух, решимость. И в самом деле: фашистские летчики прекрасно знали, что наши без колебаний идут на таран. Здесь сталкивались как бы две психологии: захватчика и защитника. И захватчику не было расчета гибнуть. Немцы явно не любили, когда наш истребитель начинал энергично сближаться, тут им бывало уже не до выполнения задания, и они отворачивали в сторону. Для нас это был большой козырь, и в тяжелый период начала войны мы его бросали в игру без колебания.

Интересно, что по мере того как наша авиация становилась многочисленней, получала более совершенные самолеты с мощным пушечным вооружением, случаи тарана становились все более редкими, пока не прекратились совсем. В них просто не было больше нужды.

Что же касается маневрирования на виражах, то, забегая вперед, скажу, что маневр вести бой на глубоких виражах скоро усвоили все наши летчики. И даже впоследствии, когда у нас появились более быстроходные и облегченные машины, мы зачастую оставались верны испытанным и проверенным приемам воздушного боя, естественно, каждый раз внося в них необходимые элементы новизны, творческой смекалки.

Еще в октябре, когда на заседании Военного совета армии обсуждался вопрос об эвакуации важнейших предприятий и организаций из Ростова, было решено создать специальную эскадрилью истребителей, которая надежно прикрыла бы от вражеских бомбардировок железнодорожный узел. Такая эскадрилья была организована. Базировалась она на аэродроме под Ростовом, и летчикам ее помимо охраны железнодорожного узла часто приходилось принимать участие в воздушных боях на близких подступах к городу.

Одной эскадрильи для выполнения такой ответственной задачи оказалось мало. Но война тем временем подошла к Ростову почти вплотную, и прикрывать город стала вся авиация, которая только была у нашего командования.

В первые дни ноября, сосредоточив значительные силы артиллерии и танков, противник перешел в наступление на Шахты с тем, чтобы в последующем ударами с севера и северо-востока овладеть Ростовом. В северных районах области начались ожесточенные бои на земле и в воздухе.

В те дни в нашем полку родилась интересная идея.

Педантизм немцев недаром вошел в поговорку. Мы об этом знали, читали, а затем убедились сами. Верны себе они оставались и на войне.

Взошло солнце – война началась, зашло – войне конец, пора на отдых. Так, по крайней мере, было в первый период.

Новый командир нашего полка майор Федор Телегин умело воспользовался этим слепым педантизмом противника.

Федор Телегин пришел к нам в полк из другой части. Старый и опытный летчик, он понимал, что назначение к нам ставит его в очень сложное положение. Он знал, что погибший Иван Иванович Попов пользовался у нас огромным авторитетом, его беззаветно любили не только летчики, но и мотористы. Новому командиру предстояло заменить погибшего. На первых порах Федор Телегин вел себя вроде бы незаметно. Но летчики, ревниво следившие за новым командиром, сразу же отметили его высокое летное мастерство, отвагу и находчивость. Федор Телегин, новый командир полка, оказался летчиком высокого класса.