Художник зыбкого мира - Исигуро Кадзуо

Немало новых домов уже выросло у подножия нашего холма. И дальше у реки, где год назад был всего лишь поросший травой пустырь, городская корпорация тоже строит многоквартирные дома для своих будущих сотрудников. Эти дома пока не достроены, и, когда солнце висит низко над рекой, их можно принять за оставшиеся после бомбежек руины – таких еще много в некоторых районах города.

Но с каждой неделей руин становится все меньше, и теперь, чтобы их увидеть, нужно, наверное, отправиться в самый северный наш район, Вакамия, или в ту часть города между Хонтё и Касугамати, которая особенно сильно пострадала от бомбежек. А ведь еще год назад весь город лежал в руинах. Например, этот район за Мостом Сомнений, бывший наш «веселый квартал»… В прошлом году он напоминал пустырь, заваленный мусором, а теперь там работа так и кипит и каждый день происходят какие-то перемены. Прямо перед заведением госпожи Каваками, где когда-то толпы искателей наслаждений с трудом протискивались по узкой грязной улочке, прокладывают широкую асфальтированную дорогу, по обе стороны которой уже виднеются фундаменты новых просторных офисов.

И когда – не так давно – госпожа Каваками сообщила мне, что та же строительная корпорация предложила выкупить ее помещение за кругленькую сумму, я воспринял это совершенно спокойно, ибо полностью уже смирился с тем фактом, что рано или поздно ей все равно придется закрыть свой бар и переехать.

– Не знаю, как мне и поступить, – говорила она мне в тот вечер. – Нет, это просто ужасно – ведь здесь прожито столько лет! Я всю ночь не спала – только об этом и думала. А с другой стороны, сэнсэй, теперь, когда Синтаро-сан ко мне больше не ходит, единственным моим надежным клиентом остались только вы. Нет, я просто теряюсь в сомнениях!

И действительно, сейчас, пожалуй, кроме меня у нее постоянных клиентов и не осталось; Синтаро и носа не кажет в ее заведение после того эпизодика прошлой зимой – у него явно не хватает мужества встретиться со мной лицом к лицу. Не повезло госпоже Каваками, она-то не имела к тому, что произошло между мной и Синтаро, ни малейшего отношения.

Прошлой зимой мы с ним, как обычно, выпивали вечерком у нее в баре, и Синтаро впервые упомянул о том, что его заветное желание – получить место преподавателя в одной из новых средних школ. Он поведал мне, что, оказывается, уже подал несколько заявлений в разные школы. Прошло уже много лет с тех пор, как Синтаро был моим учеником, и у него, естественно, не было ни малейших причин спрашиваться у меня, устраивая свои дела; да и по части рекомендаций, я прекрасно понимаю это, есть много других людей – теперешний работодатель Синтаро, например, – к которым ему уместнее обратиться. И все же, признаюсь, меня несколько удивило, что он даже не посоветовался со мной насчет своего желания работать в школе. А потому, когда зимним днем, вскоре после Нового года, Синтаро возник на пороге моего дома, нервно хихикая и повторяя: «Ах, сэнсэй, я понимаю, что это просто наглость с моей стороны – явиться к вам без приглашения!», я испытал даже некоторое облегчение: все снова возвращалось на круги своя.

Я разжег жаровню в гостиной, и мы уселись к ней поближе, грея руки. Я заметил, что на старом поношенном пальто Синтаро тают одинокие снежинки, и спросил:

– Что, снова снег пошел?

– Чуть-чуть, сэнсэй. Не такой ужасный снегопад, как утром.

– Извини, что у нас в гостиной так холодно. По-моему, это вообще самая холодная комната в доме.

– И совсем тут не холодно, сэнсэй! У меня дома куда холоднее. – Он счастливо улыбнулся и потер руки над жаровней. – Как это мило с вашей стороны, сэнсэй, что вы меня приняли. Вы всегда были очень добры ко мне. Мне и не сосчитать, сколько вы для меня сделали.

– Ну довольно, Синтаро. На мой взгляд, я как раз маловато уделял тебе внимания в прошлом. Так что, если есть что-то, чем я могу загладить эту свою вину перед тобой, охотно послушаю.

Синтаро рассмеялся и снова стал растирать руки.

– Ей-богу, сэнсэй, это же просто смешно! Да вы столько сделали для меня, что мне и не сосчитать!

Я внимательно посмотрел на него и спросил:

– Ладно, Синтаро, говори, в чем дело? Чем я могу тебе помочь?

Он удивленно вскинул на меня глаза и снова рассмеялся:

– Простите, сэнсэй, я тут у вас так хорошо согрелся, что и позабыл, зачем пришел сюда и имел наглость вас потревожить.

Он рассказал, что у него имеются все основания для оптимизма: из надежного источника он узнал, что к заявлению, поданному им в старшую школу Хигасимати, начальство отнеслось в высшей степени благожелательно.

– Но понимаете, сэнсэй, похоже, есть все же одна или две маленькие зацепки, которые несколько смущают комиссию.

– Вот как?

– Да, сэнсэй, и мне, наверное, следует говорить с вами откровенно. Эти два крошечных пятнышка на моей биографии связаны с моим прошлым.

– С прошлым?

– Да, сэнсэй, именно с моим прошлым. – Синтаро нервно хихикнул. Затем, с трудом подыскивая слова, продолжил: – Вы ведь знаете, сэнсэй, как высоко я вас ценю и уважаю, ведь я столь многому у вас научился. Я всегда буду гордиться тем, что вы удостоили меня своей дружбой.

Я кивнул, и он, переведя дух, снова заговорил:

– Дело в том, сэнсэй, что я был бы очень вам признателен, если бы вы сами написали в комиссию – просто чтобы подтвердить некоторые сделанные мной заявления.

– И какие же заявления ты имеешь в виду, Синтаро?

Синтаро снова глупо хихикнул и, вытянув руки над жаровней, пояснил:

– Это ведь только для того, чтобы успокоить комиссию, сэнсэй! Вы, возможно, помните, как мы однажды спорили с вами – по поводу моей работы во время китайского кризиса?

– Во время китайского кризиса? Я что-то вообще не помню, чтобы мы ссорились, Синтаро.

– Простите, сэнсэй, возможно, я преувеличиваю. Настоящей ссоры действительно не было. И все же я проявил определенную неучтивость и позволил себе выразить несогласие с вами – короче говоря, я сопротивлялся вашим предложениям, касавшимся моей работы.

– Извини, Синтаро, но я совершенно не помню, о чем ты говоришь.

– Естественно, это же такая мелочь! Она легко могла выпасть из вашей памяти, сэнсэй. Но, увы, в данный момент для меня это очень важно. Может быть, вам будет легче вспомнить, если я подскажу, что случилось это на вечеринке по случаю помолвки господина Огавы – по-моему, в отеле «Хамабара». В тот вечер я, наверное, выпил больше, чем нужно, и имел наглость откровенно изложить вам свою точку зрения.

– Я смутно припоминаю этот вечер, но деталей совершенно не помню. И все же, Синтаро, какое отношение к сегодняшнему дню имеет какая-то крохотная давнишняя размолвка меж нами?

– Простите, сэнсэй, но, оказывается, все же имеет. Кое в чем комиссия должна быть абсолютно уверена. В конце концов, нужно ведь, чтобы американские власти были довольны… – Синтаро нервно запнулся. Затем сказал: – Я умоляю вас, сэнсэй, попытайтесь вспомнить! Я всегда был – и останусь! – вам благодарен за все, чему у вас научился, но мои взгляды порой несколько не совпадали с вашими. И я, пожалуй, без преувеличений могу утверждать, что у меня возникали сильные сомнения относительно того направления, какое избрала в свое время наша школа. Вы, наверное, помните, что, хотя я в итоге всегда следовал вашим указаниям, но у меня имелись определенные опасения насчет плакатов, посвященных войне с Китаем, и однажды я даже изложил их вам…

– Плакаты, посвященные войне с Китаем? – пробормотал я. – Да, да, я припоминаю твои работы. Для нашей страны это был критический период, когда от каждого требовалось раз и навсегда твердо решить, чего именно он хочет. Насколько я помню, ты хорошо нарисовал, мы твоей работой даже гордились.

– Нет, сэнсэй, я не о том. Вы же должны помнить, что я действительно сомневался в правильности той работы, которую вы мне поручили! Ну, постарайтесь вспомнить: в тот вечер в отеле «Хамабара» я ведь открыто поспорил с вами по этому вопросу. Еще раз прошу вас простить меня, сэнсэй, за подобную назойливость.