Мастерская хирурга - Яков Цивьян

Разная научная молодежь. Разные люди. Ох, какие разные! У некоторых подсознательно или сознательно возникает уверенность в том, что у них весьма скромное число обязанностей, но достаточно много различных прав. И этими правами они довольно умело порой пользуются. А об обязанностях забывают. А у иных вместо научного таланта и работоспособности — особый вид «практичности», заключающейся в довольно тонком знании личных взаимоотношений авторитетов института между собой и умении использовать эти знания для своих корыстных целей. И зачастую небезуспешно!

Бывает и так. Работающий над кандидатской диссертацией или молодой кандидат наук что-то знает более других, что вполне естественно и закономерно. Если это нормальный, адекватный, понимающий человек, то все в порядке. А то вдруг человек меняется. Он начинает чувствовать себя крупным «авторитетом», знатоком, хотя по сути дела просто является пока носителем информации. Не будучи в состоянии творчески ее использовать и не имея опыта, он быстро проникается чрезвычайным самоуважением и прочими другими малоприятными свойствами и качествами. И очень горько и обидно бывает за то, что выращен тобою такой «авторитет».

Разные люди… За редкими исключениями, поработав в клинике, они трансформируются в людей вполне приемлемых, порядочных и приятных. А те немногие, которым это не под силу, уходят.

Мне думается, что максимальные возможности и наиболее благоприятные условия в клинике должны предоставляться наиболее талантливым и активно работающим молодым людям.

И еще о науке. Следует ли «новоиспеченному», молодому кандидату давать тему для докторской работы — следующего шага на научной стезе? Видимо, общего ответа на этот вопрос не будет. Он должен решаться индивидуально. Докторская степень дает большие права и открывает перед человеком большие возможности, и даваться она должна человеку, который достоин всего этого, и своей работой и жизнью оправдает и доверие, и права.

Если бы можно было как-то классифицировать молодых научных работников, то я свел бы всех их в четыре группы.

К первой группе я причислил бы людей с комплексом неполноценности. Это нормальные и порой очень толковые люди, но не уверенные в своих силах и своих возможностях. Они требуют поддержки и внимания со стороны руководителя больше, чем другие. Как правило, со временем этот комплекс проходит, и из них получаются хорошие, нужные специалисты.

Во вторую группу я отнес бы «нормальных» научных работников. Все у них нормально. Нет самоуверенности. Нет чувства неполноценности. Они адекватны возможностям и требованиям. И из них, как правило, выходят хорошие специалисты и научные работники.

Третью группу составляют люди, неадекватные своим возможностям. О них я говорил ранее. Неприятная категория сотрудников. С неожиданностями. От них можно ждать неприятных сюрпризов. Такие сотрудники не способствуют работе клиники. Они мешают ей. И, наконец, четвертая группа. В нее входят все, кого нельзя определить в три первые. Естественно, что среди людей этой группы встречаются самые разные.

У читателя не должно сложиться впечатление о том, что среди молодых научных сотрудников много моральных уродов, людей с пороками, людей неприемлемых. Это не так. Большинство моих учеников люди интересные, высокопорядочные, дельные, толковые, приятные в общении, эрудированные. Это норма! О норме особенно распространяться не принято. Вот и рассказал я о тех редких «отклонениях от нормы», которые встречаются среди моих, да, наверное, не только моих учеников. А хороших очень много. Рассеяны они по всей нашей стране — и в Средней Азии, и на Украине, и в Сибири, и в Москве, и в Белоруссии и в других местах. Ушли из клиники по разным причинам, но главное потому, что нет возможности предоставить им должность, которой они соответствуют. Вот и ушли из клиники в поиск.

Помощники — те же ученики. Ученики, которые остались в клинике, без которых я обойтись не могу. Они — моя опора, они — часть клиники.

Первый и главный из них — это Н.

В клинику она пришла восемнадцать лет тому назад. Очень хорошо помню ее появление в институте. Это был июль 1965 года. Дмитрий Петрович был в отпуске. Я, будучи в те времена его заместителем по научной работе, исполнял обязанности директора. В конце рабочего дня в дверь кабинета раздался стук. Открыла дверь и вошла изящная, красивая молодая женщина. Она представилась и довольно независимо сообщила, что директором ей предложено место анестезиолога в институте. Подумав, она (благосклонно?!) дает согласие на это, но при одном условии. Условие заключается в том, что сейчас же ей будет предоставлен двухмесячный отпуск. Что греха таить! Внешним обликом и этим категорическим требованием Н. и запомнилась мне. Создалось о ней впечатление как о человеке, уверенно идущем по жизни, может быть, избалованном судьбой, независимом и своевольном. Обещание директора Метелкина всегда было для меня законом, так же, как и он всегда выполнял мои просьбы.

Через два месяца в коллективе института появилась новая сотрудница, несомненно обратившая на себя внимание и внешним видом, и манерой держаться.

Прошло немного времени, и Н. заявила о себе как толковый и серьезный врач, врач думающий, склонный к научной работе. Она получила тему по обезболиванию и жизнеобеспечению пациентов при операциях на позвоночнике. Н. очень быстро стала прекрасным анестезиологом, умным, волевым, знающим. Защитила кандидатскую диссертацию. Стала старшим научным сотрудником. И вот с тех пор она всегда рядом со мной.

В ней я уверен. Уверен в ее искусстве. Уверен, что до последней возможности она будет бороться за жизнь больного человека. Не раз она вызволяла людей из небытия. Многие обязаны ей жизнью. Очень я ее ценю и дорожу ею. В клинике она старший анестезиолог. Что это значит? На ее плечах лежит ответственность за допуск пациентов к оперативным вмешательствам. За необходимую подготовку к ним. Оспорить ее решение могу только я — руководитель клиники. Н. — человек контактный, умеющий убедить. На этой почве никаких острых ситуаций в клинике не возникало. На Н. лежит ответственность и за работу других анестезиологов в других операционных клиники. В случае каких-либо отклонений от нормы в течение наркоза, при осложнениях она приходит на помощь, советует, а при надобности берет управление наркозным сном в свои руки. Отвечает она и за ведение всех оперированных в клинике пациентов в раннем послеоперационном периоде, то есть в первые часы и дни после операции. Все перечисленные вопросы, естественно, согласовываются со мною, контролируются мною. Думаю, что мог бы не делать этого. Мой старший анестезиолог не подведет. Ей смело можно довериться. Просто уж характер у меня такой, стиль работы такой. Все в клинике должен знать, быть в курсе всех дел.

Я всегда удивляюсь, когда слышу от своих коллег из других клиник или читаю о проблемах, возникающих между хирургом и анестезиологом. Этому посвящена специальная литература. Она часто обсуждается на конференциях, съездах. Оказывается, на этой почве возникает целый ряд недоразумений и конфликтов, порой серьезно осложняющих хирургическую деятельность клиники. Хирурги и анестезиологи не могут разграничить свои права, главенствующее положение и то, за кем из них последнее слово! Меня это изумляет. Ведь и хирург, и анестезиолог творят общее дело на благо больного. Какие же при этом могут быть споры и недоразумения. У меня в клинике таких споров и недоразумений не возникало ни разу.

Мой старший анестезиолог — статная и красивая женщина. Это приятно. А если еще учесть, что эта женщина тактична, умна, эрудированна, высокообразованна, прекрасно владеет своей специальностью, начитанна, терпима к окружающим, то это вдвойне приятно. Н. выполняет еще роль клинического фармаколога. Это люди, хорошо знающие лекарственные средства и их детальное воздействие на организм и системы человека. Необходимость возникновения такой специальности вызвана появлением большого количества лекарственных веществ с весьма сложным и многообразным действием. Врач, зная, что нужно сделать для выздоровления человека, страдающего той или иной болезнью, не может до тонкостей знать, как лучше, какими средствами этого достигнуть. Вот это и делает клинический фармаколог. Допустим, в терапевтической клинике идет профессорский обход. Осматривая больных, профессор-клиницист устанавливает диагноз, говорит, что нужно сделать для выздоровления больного, а какими лекарственными средствами этого добиться, в какой дозировке давать эти лекарства и как долго их давать, решает клинический фармаколог. Хоть у нас и не терапевтическая клиника и основным методом лечения является хирургический, все же и лекарственное лечение имеет большое значение. Вот Н. и решает, какие лекарства данному пациенту применять лучше, эффективнее, выгоднее для его здоровья.