Дорогая, где Бобстер? - Эдриан Маршалл

Ванесса редко выпускала приемного сына из детской, объясняя это тем, что отец, Сэмюел, не любит, когда кто-то слоняется по дому и мешает ему работать. Судя по всему, это объяснение было единственной разумной отговоркой, которую Ванесса смогла придумать, чтобы не напугать ребенка.

Как-то раз маленький Стив — кажется, ему было около десяти — заглянул в комнату к Генриху Крейну, деду, куда категорически воспрещалось заходить всем обитателям дома, кроме главы семьи. «Дедушка серьезно болен, к нему нельзя», — только и слышал мальчик от своей приемной матери. Генрих Крейн к тому времени уже был прикован к постели и никогда не выходил из своей комнаты. Для него привозили специально обученных сиделок, но они не задерживались в доме надолго. Сбегали они или увольнялись, Стив не знал, но три сиделки, уже немолодые женщины, покинули дом каким-то удивительно быстрым и таинственным образом.

Когда наняли четвертую, Стив удивился тому, как она молода и хороша собой, но с ее появлением и без того частые ссоры между приемными матерью и отцом участились. Стив никогда не был свидетелем этих ссор, но часто замечал, что Ванесса возвращалась после них бледной и постаревшей на несколько лет, словно кто-то выпивал из нее силы и жизнь. Через какое-то время красивая сиделка исчезла. Стив решился спросить у Ванессы, куда же она подевалась, но та, еще больше побледнев, приложила палец к губам и попросила Стива никогда и никого больше об этом не спрашивать.

В комнате деда он оказался именно после этого странного происшествия. Дверь в комнату в кои-то веки оказалась приоткрытой, и мальчишка не устоял перед любопытством в ней побывать. То, что предстало перед глазами Стива, превзошло даже самые смелые его ожидания: дед, которого мальчик уже не помнил, лежал в кровати, как в гробу. Выражение его изжелта-серого лица было до того зловещим, что Стив еще долго видел его во сне.

Когда Генрих Крейн почувствовал, что кто-то находится в комнате, он повернулся к мальчику. И тут Стив увидел окровавленные губы и страшный оскал клыков, которые едва ли можно было назвать зубами. Но, кроме этого, мальчик заметил, что рядом с кроватью деда стоит дорожная сумка, с которой приехала во владение молодая сиделка.

Когда Сэмюел Крейн зашел в комнату, он был вне себя от ярости, увидев, что его приемный сын нарушил запрет. Вытащив мальчика в коридор, он жестоко избил его. На крик прибежала Ванесса, и только ей удалось успокоить разъяренного Сэмюела, правда не без вреда для себя: в порыве гнева он больно ударил Ванессу по лицу.

После рождения законного наследника Крейнов и смерти Ванессы Стив начал готовиться к побегу. Это оказалось нетрудно: занятый поиском нянек и кормилиц, приемный отец снова перестал замечать Стива. Самая большая сложность заключалась даже не в том, чтобы сбежать, а в том, чтобы не быть возвращенным назад, в страшный дом.

Единственным человеком, к которому Стив мог обратиться, была Гертруда Мобивиш. Из всех жителей Бервика только ей разрешалось ступать на порог дома Крейнов, да и то лишь тогда, когда ее приглашал Сэмюел Крейн. Стив хорошо запомнил эту добрую женщину: она приходила в дом, пока ему не исполнилось десять, и сидела с ним, не выходя из детской.

Выбравшись из дома Крейнов, Стив первым делом бросился расспрашивать деревенских о том, где живет Гертруда Мобивиш. Ошеломленные его неожиданным появлением, местные жители немедленно проводили его в дом Гертруды. Стив с порога заявил, что не может больше оставаться у Крейнов, и попросил ее приютить его хотя бы на недолгое время. Сердобольная женщина, после смерти мужа оставшаяся в одиночестве, не отказала ему, но Стив не сомневался, что приемный отец явится за ним, о чем честно ей сказал.

Подозрения Стива очень скоро оправдались. Сэмюел Крейн, обнаружив его отсутствие, явился в деревню и потребовал, чтобы миссис Мобивиш немедленно вернула сына. Но на защиту подростка встали жители всей деревни.

Тогда Сэмюел Крейн пригрозил, что вызовет полицию.

Стив, ободренный поддержкой бервикцев, набрался смелости и заявил отцу, что если тот осмелится позвать полицейских, то всем в Бервике станет известно о том, что происходит в доме Крейнов и как сам Сэмюел Крейн обращался со своей женой и приемным сыном.

Крейн процедил сквозь зубы что-то вроде «ну и черт с тобой, щенок», после чего навсегда оставил мальчика в покое.

Через некоторое время миссис Мобивиш помогла Стиву дать объявление в уэльской газете — мальчик был намерен во что бы то ни стало разыскать своего отца, хотя не знал о нем ровным счетом ничего. В объявлении он подробно описал историю своего усыновления, указал больницу, откуда забрала его Ванесса Крейн, и попросил любого, кто имеет хотя бы смутное представление о том, кто его отец, телеграфировать Гертруде Мобивиш из Бервик-виллидж.

Прошло полгода, но на объявление так никто и не откликнулся. Но Стив не терял надежды, и они вместе с Гертрудой дали еще одно объявление, только теперь Гертруда почему-то решила указать в нем имена приемных родителей Стива. Через несколько месяцев за мальчиком приехал его настоящий отец, Фредерик Скипер.

Бедняга едва не расплакался, узнав, как жил его сын все эти годы. Фредерик попытался отблагодарить миссис Мобивиш за то, что она сделала для мальчика, но Гертруда сказала, что примет лишь одну благодарность: пусть Стив хотя бы изредка пишет ей о своей новой жизни. Надо сказать, Стив и ныне покойный Фредерик не только сдержали свое обещание, но и пригласили миссис Мобивиш в Уэльс. Гертруда приезжала к ним по праздникам, но насовсем переехать в Уэльс отказалась, потому что, каким бы ни был Бервик, она считает его своей родиной.

Трудно выразить чувства, которые я испытала, услышав эту страшную и горькую повесть человеческих страданий. И, хотя жизнь Стива в корне переменилась после того, как он бежал от Крейнов, я не сомневалась: он до сих пор несет на своих плечах непомерный груз своего ужасного детства. Стив подтвердил мои подозрения, закончив рассказ:

— Теперь, наверное, понятно, почему я выбрал для своих исследований такую странную тему. После того как я рассказал отцу обо всем, что увидел и услышал в доме своих приемных родителей, он нанял для меня психоаналитика. Доктор говорил, что в моей голове из-за перенесенных стрессов реальность путается со страшными фантазиями, поэтому отец посоветовал никому и никогда не рассказывать о том, что со мной происходило, из страха, что меня примут за сумасшедшего. Я действительно молчал много лет. Но теперь настал момент, когда я не могу молчать и бездействовать. Жаль только, что и сделать я ничего не могу. Мне остается только следить за тем, что происходит в Бервике. Я еще более жалок и бессилен, чем тогда, когда был ребенком. В те времена мое бессилие по крайней мере можно было объяснить возрастом.