Да здравствует ворон! - Абэ Тисато
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было очевидно, что он со страхом смотрел на Сумио, которого сам же чуть не убил. Съежившись, он цеплялся за посвященную. Та, напротив, не обращала на это внимания и выглядела совершенно спокойно. Не особо красивая, но и не уродина. Наверняка улыбка сделала бы ее личико милым, и все равно это была самая обыкновенная девочка, каких встретишь где угодно.
В то же время ее окутывала совсем не обычная атмосфера. Раздумывая над тем, что не так, Масухо-но-сусуки поняла: у посвященной особенный взгляд. Увидев Сумио, она не рассердилась, а, кажется, чуть не плакала – и плакала не так, словно смущалась при виде тяжелораненого, а как мать смотрит на то, что натворил ее ребенок, и винит себя, бледнея перед масштабом проступка. Она очень молода, а глаза у нее не девочки, но матери.
Догадавшись, что та собирается извиниться, Масухо-но-сусуки тут же остановила ее. Она знала, что трагедия произошла из-за побега посвященной, и все равно не могла винить ее. Наоборот, девушка испытывала огромную благодарность за попытку исцелить Сумио и незаметно для себя согнулась в поклоне.
– Покорно обращаюсь к вам с просьбой. Пожалуйста, спасите Сумио. Если вы сохраните ему жизнь, я сделаю все что угодно.
Поначалу девочка будто растерялась, но, когда молодой господин объяснил на ее языке, что хотела сказать Масухо-но-сусуки, серьезно обратилась к Ямагами. Тот послушно вышел вперед, посмотрел в глаза гостьи и слегка поклонился. И этот крошка уничтожил стольких ятагарасу?
Тихая и другие Ямаути-сю положили татами с Сумио в центр зала и тут же отошли назад, к молодому господину. Мимо них к раненому медленно подошел Ямагами. Масухо-но-сусуки чувствовала, как с каждым его шагом тяжелеет воздух.
Перед ним лежал без сил, судорожно дыша, юноша. Посмотрев на несчастного, Ямагами протянул к нему свою маленькую белую ручку – и вдруг с силой прижал ее к груди раненого.
Когда Ямагами заговорил, у Масухо-но-сусуки перед глазами вдруг все закружилось. Как будто сила божества наполняла все вокруг. Вокруг неестественно потемнело. Девушка невольно сжала руки в молитвенном жесте. Она просила только об исцелении. Никто, кроме Ямагами, не мог спасти его жизнь.
– Пожалуйста… Спасите Сумио… – прошептала она.
Не отрывая пристального взгляда от слуги и бога, молодой господин обнял ее за плечи. Дышать было трудно. Сердце колотилось как сумасшедшее. В ушах звенело, болела голова. Казалось, так прошла вечность. Вдруг она почувствовала, что воздух очистился. Девушка тряхнула затуманенной головой и посмотрела в центр комнаты.
Ямагами отошел от Сумио. Тогда она подбежала к раненому, в нетерпении сняла повязку – и, взглянув на ожоги, в ужасе застыла: никакого исцеления не произошло. В тот же миг она ощутила, как внутри нее сломался какой-то стержень, что поддерживал ее все это время. Ей хотелось верить, что все ее действия не будут напрасны, но теперь она остро почувствовала, насколько была заносчива.
Теперь этот бедный юноша непременно умрет. На пороге смерти он всего лишь попросил взять его за руку – и тут же почувствовал, что даже это было ошибкой. Он такой маленький, такой храбрый, такой несчастный…
Масухо-но-сусуки прижала к себе его оставшуюся руку, чего не сумела сделать раньше, и зарыдала. Она сама, если честно, не знала, что чувствует к этому юноше. Поэтому очень хотела побеседовать с ним – пусть лишь раз.
Неизвестно, сколько девушка так просидела.
– Госпожа Масухо!
Когда молодой господин окликнул ее и она подняла глаза, девочки и Ямагами уже не было.
– Ничего не вышло, да? – Голос звучал так жалко, что Масухо-но-сусуки не поверила, будто он принадлежит ей.
Молодой господин хотел что-то сказать, но вдруг поднял глаза. На его лице появилось непривычно жесткое выражение. Она прислушалась: откуда-то из глубины священных земель раздавались шаги.
– Ваше Высочество! – Рядом оказался Тихая.
И не только он. Ямаути-сю, которые до сих пор держались позади, заметно напряглись и окружили их, словно пытаясь защитить.
– Госпожа Масухо! Сюда!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Молодой господин встал перед ней, закрывая собой, и из-за двери, что вела вглубь священных земель, из-под высохших лоз глицинии вынырнула черная тень. Она была огромна и явно принадлежала большой обезьяне. Даже несмотря на то, что она согнулась в поклоне, смотреть на нее приходилось снизу вверх.
Жесткая на вид шерсть, морщинистое лицо, ярко-желтые зрачки. Глядя на девушку, обезьяна ухмыльнулась, и Масухо-но-сусуки передернуло. Она сразу поняла, что это он пожирал ятагарасу и подстрекал Ямагами.
– Все бесполезно. Бесполезно, бесполезно, – словно пропел он хриплым стариковским голосом, который неприятно царапал уши.
Молодой господин молча смотрел на обезьяну.
– Что за взгляд? Ты, кажется, готов сопротивляться? – обезьяна весело захихикала.
Ямагами, который погубил их друзей, оказался просто ребенком, но эта обезьяна выглядела как-то странно. Неестественно. Было в ней что-то жуткое, будто она с легкостью переступила ту черту, которую живым существам переступать нельзя.
– Теперь уже поздно, что бы вы ни делали. Ведь ваш драгоценный хозяин отведал человеческой плоти.
Обезьяна явно забавлялась, и молодой господин ответил сдавленным голосом:
– Если это все, что ты хочешь сказать, уходи. Сейчас все складывается иначе, чем в прошлый раз. У тебя не выйдет так легко настроить Ямагами против нас.
– А это мы еще посмотрим.
Обезьяна вдруг замолчала. К входу, где она стояла, подошла посвященная и Ямагами. У их ног крутился белый песик, которого Масухо-но-сусуки до сих пор не замечала.
Когда обезьяна увидела собачку, на ее виске дрогнула жилка. Она поприветствовала божество и быстро вышла, а девочка, наоборот, шагнула внутрь. Молодой господин обменялся с ней несколькими словами, и лицо его просветлело.
– Они говорят, что попробуют еще раз.
Судя по горькому опыту, рассчитывать было не на что, и все же само желание Ямагами исцелить больного вселяло слабую надежду.
Его Высочество вместе с телохранителями отошли к стене. Посвященная же осталась, стоя прямо за спиной божества. Ямагами засучил рукава и глубоко вздохнул. Потом он с еще более серьезным видом, чем раньше, протянул руки к Сумио. Когда мальчик начал молиться об исцелении ран, воздух снова сгустился.
Даже Масухо-но-сусуки ясно видела, что Ямагами искренне старается. На лбу у него выступил пот, вокруг пальцев затрещали бело-голубые искорки.
Однако раны Сумио ничуть не изменились. Девочка, словно пытаясь подбодрить Ямагами, подошла к нему, но тот уже чуть не плакал. Напряжение внезапно исчезло из воздуха. Божество опустило руки. Масухо-но-сусуки хотелось крикнуть ему: «Не сдавайся!» – но она и сама поняла, что ничего не выходит.
Видимо подумав о том же, посвященная преклонила колени, словно прося прощения, и тоже протянула руки к Сумио. И в этот миг все изменилось. Раздался грохот – будто в центре зала лопнул стеклянный шар, сдерживавший внутри ветер. Казалось, они попали в гигантский водоворот. Застоявшийся воздух разом очистился, точно их облили невидимым потоком воды.
На один миг сумрачная каменная пещера словно оказалась на дне озера, под слоем голубой воды. Откуда-то поднялись пузырьки, светясь белым, и устремились к центру зала, щекоча руки и ноги. Они двигались к Сумио.
Раненый изогнулся под давлением искрящейся пены. Масухо-но-сусуки затаила дыхание, испугавшись, что ему больно, но прекрасный сон тут же прервался. Она очнулась, а вокруг была все та же пещера. Однако дышать явно стало легче. Воздух полегчал. Вонь от ожогов, уже ставшая привычной, исчезла.
Поняв это, девушка бросилась вперед. Растолкав все еще застывших от изумления Ямаути-сю, она подскочила к Сумио, рядом с которым стояли Ямагами и та девочка. Дрожащей рукой Масухо-но-сусуки подняла повязки – под ними виднелась розовая кожа. Не сочилась из ран дурно пахнущая жидкость, дыхание больного успокоилось. Она сняла бинты с лица – шрамы остались, но боль уже не искажала его черты: это было лицо спокойно спящего юноши.