Изумрудный лебедь - Джейн Фэйзер

Это произошло, когда яд безумия и одержимости Шарлоттой медленно проник в него.

Он был так отчаянно влюблен в нее, так рабски предан своей красивой, но напоминавшей ядовитую змею жене, что его сестре оставалось только беспомощно стоять в стороне, наблюдая, как дюйм за дюймом он отдаляется от мира, который уже начал было завоевывать. Он больше не слушал ее. Пропускал мимо ушей все ее советы и предложения. Она видела его отчаяние и боль, но не могла понять, почему он не делает попыток избавиться от опозорившей его женщины. Никто не осудил бы его, если бы он отправил ее в сумасшедший дом. Даже если бы развелся с ней. Вместо этого он позволил ей уничтожить и погубить себя самого.

Имоджин хранила молчание. Лицо ее казалось каменным, но под этой маской суровости она изнывала от горя и ярости, сердце ее обливалось кровью. Она страдала от своей беспомощности. И, видя, как гибнет человек, в счастливую судьбу которого она верила, которого, как ей казалось, она сама создала, чьи успехи должны были послужить не только ему, но и всей их семье, Имоджин гибла сама.

Даже после смерти Шарлотты Гарет не стал прежним. Пустая жизнь придворного сделала его еще более одиноким и замкнутым. И страдания Имоджин возросли во сто крат. Она верила — она должна была верить! — что, если источник всех бед перестанет существовать, раны Гарета постепенно зарубцуются. Она совершила единственное, что могло бы залечить нанесенные Гарету раны. Но все оказалось напрасным.

Майлз смотрел на свою жену, читая ее мысли. Их долгий безрадостный брак научил его хорошо понимать ее. Он быстро примирился с исключительным положением Гарета в сердце и мыслях Имоджин, примирился с тем, что брат был для его жены единственным источником радости и гордости, и знал, как страдает она от его столь долгого отсутствия. К сожалению, ее печаль тяжким бременем ложилась на всех домашних.

Он вытянул ногу и с радостью отметил, насколько клиновидные каблуки на пробковой подошве башмаков идут к его тощим ногам, отчего икры, обтянутые черно-желтыми штанами с подвязками крест-накрест, выглядят намного привлекательнее. Он поднял глаза и встретил презрительный взгляд жены.

— Я удивлен, что ты не следуешь последней моде, моя дорогая, — сказал он неуверенно. — Почему ты не носишь высоких каблуков? Они прибавляют роста и значительности, а это никогда не помешает.

Имоджин еще больше помрачнела. Лицо ее теперь выглядело уничтожающе-насмешливым. Уж если она в чем-то и могла положиться на знания и инстинкт своего мужа, так это в вопросах моды.

— Ты и в самом деле так думаешь?

— Да, — решительно ответил он, обрадованный возможностью отвлечь ее хоть на минуту от тяжких мыслей. — Я слышал, что ее величество заказала три пары туфель с такими каблуками — кожаные, из розового шелка и синего атласа.

Леди Имоджин задумчиво провела рукой по шее. Кожа ее была желтая, как пергамент.

— Тогда и я закажу пару к своему новому черному атласному платью. Думаю, они будут ярко-красного цвета.

— Превосходный выбор, мадам, — рассыпался в похвалах Майлз. — Мы ждем гостей к ужину?

— Ты отлично знаешь, что твоя сестра и ее хамоватый увалень-супруг собираются к нам. Он, как всегда, напьется до бесчувствия, а твоя глупая гусыня-сестрица будет ныть и скулить из-за всякой ерунды.

Милая беседа закончилась.

— Ты можешь посадить мою сестру рядом со священником, — предложил Майлз.

— Конечно, так я и сделаю. Кому еще под силу вынести такое бедствие?

Имоджин вернулась к своему занятию — стала вновь с мрачным видом наблюдать за тем, что происходило внизу, во дворе.

— Ах, как я рада, моя дорогая Имоджин. застать вас дома! И лорда Дюфора тоже. Желаю вам доброго утра, милорд, и приятного дня.

Леди Мэри Эбернети впорхнула в длинную галерею, присела в реверансе перед лордом Дюфором и прижалась холодной щекой к щеке леди Имоджин.

— Я останусь всего на минуту. Королева вернулась ночевать во дворец Уайтхолла, и, пока она с лордом Сесилом , у меня есть немного свободного времени. Я приехала прямо к вам узнать, есть ли новости о лорде Харкорте.

Она с волнением смотрела на Имоджин.

— Я начинаю беспокоиться за него. Он так долго отсутствует.

Имоджин покачала головой:

— Пока никаких новостей.

Она выбрала леди Эбернети в жены Гарету не только потому, что та, безусловно, подходила ему по рождению и обладала привлекательной внешностью. Она была вполне достойна стать женой могущественного и влиятельного человека. Но была еще одна причина: леди Имоджин считала, что Мэри будет плясать под ее дудку. Ей-то точно не удастся похитить у нее Гарета, ослабить ее влияние на брата.

Имоджин похлопала Мэри по руке и ободряюще сказала:

— Нет никакой пользы в том, чтобы волноваться и пугаться, моя дорогая. Мы должны молиться и ждать.

Майлз погладил подбородок, раздумывая о том, что, пожалуй, у леди Мэри есть все основания беспокоиться. Гарет был ее последней надеждой на выгодный брак. Ей почти тридцать, она вдова. Муж ее умер от оспы всего через год после их свадьбы, и ни для кого не было секретом, что она уже отчаялась выйти замуж снова. Состояние ее мужа должно было перейти к его брату, а на ее собственное имущество без зазрения совести претендовал ее дядя под тем предлогом, что будто бы хотел сохранить приданое на случай ее второго брака. Королева предоставила ей пост фрейлины. За маленькое жалованье она прислуживала королеве в спальне. И долгие годы после смерти мужа леди Мэри томилась рядом с королевой. Все знали, что дядя приданого так просто не отдаст, а вдова, да к тому же бесприданница, никого особенно не привлекала.

Но вдруг Имоджин заинтересовалась леди Мэри и сочла, что та будет прекрасной женой Гарету. Гарет отнесся к ее идее без воодушевления, с полным равнодушием, но позволил сестре заняться устройством его брака.

Для Майлза было ясно как день, что после Шарлотты Гарет едва ли будет способен испытывать какие-либо чувства к другой женщине, но раз уж мужчине полагалось иметь жену, то выбор Имоджин был вполне достойный.

— Лорд Харкорт непременно пришлет гонца, как только доберется до Дувра, — сказала леди Мэри, и голос ее прозвучал жалобно, впрочем, Майлз замечал эту особенность ее речи и прежде. Он считал это весьма раздражающим.

— Надо надеяться, — ответила Имоджин, решительно кивая. — Как только я что-нибудь услышу о нем, немедленно пошлю весточку вам.

Леди Мэри из-под веера улыбнулась бледной улыбкой:

— Я на коленях буду молить Господа о его благополучном возвращении.

— Как и все мы, — сказала Имоджин. — Королева отпустит вас сегодня вечером поужинать с нами?