Эд, граф Парижский и король Франции (882-898) - Эдуард Фавр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таковы были притязания Арнульфа, которые он сохранял также в отношении Эда, а позже — в отношении Карла Простоватого. Нет сомнений, что Эд их признавал. Рассказ «Ведастинских анналов» не очень ясен; однако, судя по нему, именно Арнульф вызвал к себе Эда; тот, поколебавшись, прибыл по требованию Арнульфа, который принял его милостиво[572], а потом отослал; уже этот рассказ предполагает верховенство Арнульфа. «Фульдские анналы»[573] еще сильней акцентируют эту ситуацию: согласно им, Эд в 888 г., не желая нарушать верности, какой был обязан Арнульфу, покорно приехал к нему; позже, в 895 г., те же анналы, которые были официальными анналами Восточно-Франкского королевства, говорят, что Эд выполнил свой долг «верного» и прибыл к Арнульфу с дарами. Составителей этих анналов можно было бы заподозрить в пристрастности, если бы другие авторы не использовали аналогичные термины[574] для характеристики отношений Эда и Арнульфа. Наконец, Фульк, свидетельство которого обладает неоспоримой ценностью, называет Эда «homo» (человеком) Арнульфа[575]. Слово «homo» означало того, кто совершил «commendatio»[576], то есть вложил в знак подчинения сложенные руки в руки сеньора, присягнул ему на верность и тем самым объявил себя его «vassus», «верным», вассалом. Эд, по словам Фулька, совершил в отношении Арнульфа «commendatio», признал его сюзеренитет, а Арнульф взамен признал за ним королевскую власть.
За несколько лет до того Людовик Прованский тоже сделался «homo» Карла III, который — и это следствие выглядит неизбежным — признал за ним королевские права[577]. Тот факт, что эти события произошли почти одновременно и описывались в сходных терминах, позволяет отождествить ситуации Эда и Людовика Прованского.
Позднейшие события дают еще одно доказательство верховенства Арнульфа над Западно-Франкским королевством: в 893 г. Фульк возвел на престол Карла Простоватого и написал Арнульфу, что, если бы тот позволил, он хотел бы сделать этого нового короля «верным» последнего, чтобы как король, так и его королевство были Арнульфу подчинены[578]. Этот план Фулька провалился, потому что Арнульф поддержал Эда против Карла Простоватого; позже все переменилось, Арнульф принял сторону последнего, признав за ним все права на Западно-Франкское королевство; взамен Карл дал ему обещание, которое могло быть только присягой на верность[579]. Таким образом, если уж Карл, легитимный Каролинг, признал сюзеренитет Арнульфа, то Эд, выскочка, и подавно должен был это сделать.
Нужно ли говорить, что Эд был вассалом Арнульфа? Нет, это грозило бы создать ложные представления. Королевский вассал был обязан нести службу, о которой в отношениях между государями не могло быть и речи[580]. Это грозило бы также создать впечатление, будто традиция, утверждающая на основе представлений о феодализме, что Эд получил свое королевство от Арнульфа во фьеф, имеет какое-то отношение к реальности; а ведь в IX в. феодализм существовал только в зародыше, о фьефах речи еще не было и вассалитет не обязательно предполагал держание бенефиция[581]. Кстати, во время встречи в Вормсе Эд уже вполне легитимно владел своим королевством, ведь Арнульф не мог сам назначить Западно-Франкскому королевству государя, лишь бы тот поклялся ему в верности[582]. Рассматривать отношения Эда и Арнульфа как отношения частных людей, пытаясь в конечном счете выявить детали, о которых не думали современники, значило бы зря потратить силы и прийти к полной неопределенности или к ошибочным выводам.
Короче говоря, Арнульф прибегнул в отношении Эда к принципу сюзеренитета, который был придуман церковью, чтобы спасти догму о единстве империи, и впервые применен императором Карлом III к Людовику Прованскому. Взаимные обязательства, какие предполагал такой сеньорат Арнульфа, «моральный сеньорат», как было сказано[583], были расплывчатыми и неопределенными[584], кроме одного — обязательства поддерживать мирные и дружеские отношения[585]. Оно одно и обратило на себя внимание анналиста из Сен-Вааста, потому что для франкского населения было важней всех остальных. Это была точка соприкосновения между системой единства и тем, что пожелали назвать режимом согласия, — первая привела к появлению второго, и пределы их уточнить трудно[586]. С воцарением Арнульфа принцип единства вышел на сцену еще раз, и Арнульф стал его последним воплощением.
Итак, встреча в Вормсе имела два главных результата: с одной стороны, оба государя определили свое взаимное положение в империи, Арнульф отстоял свой сюзеренитет и легитимировал королевскую власть Эда — последний больше не был узурпатором; с другой стороны, был обеспечен мир между обоими королевствами, Западно-Франкским и Восточно-Франкским «Успешно и к обоюдному удовлетворению уладив все дела», они расстались.
Эд вернулся к себе в королевство, став сильней: его королевская власть утвердилась окончательно, отныне все должны были признавать его легитимным государем, ведь он был королем с согласия Арнульфа[587]. Самое время было вернуться к защите своих подданных от норманнов[588]. Последние, опустошив земли до Бургундии, до Реймса, Туля и Вердена и потерпев поражение под Монфоконом, воспользовались отсутствием Эда в июле-августе 888 г., чтобы подойти ближе к Парижу. По пути, а шли они, вероятно, по Марне, они наткнулись на Mo и осадили его[589]. Город как таковой, окруженный рекой, не имел крепостной стены. Население вместе с епископом Сегемондом укрылось в цитадели и перешло к обороне под командованием отважного графа Теутберта, брата епископа Анскерика Парижского. Норманны построили осадные машины, насыпали дороги, чтобы приблизиться к подножью стен. Теутберт героически сопротивлялся днем и ночью; во главе своих воинов он провел многочисленные и смертоносные вылазки; увы, в одном из этих боев он погиб вместе с большинством соратников. Отныне тяжкая задача обороны выпала епископу, а он был не чета Гозлену! Охваченный страхом, он велел замуровать ворота; население, изнуренное, изголодавшееся, удрученное столькими потерями, видя, что никакая подмога не подходит, капитулировало; оно сдало город на условии сохранения ему жизни и выдало заложников. Открыли ворота, и горожане вышли под руководством нескольких вожатых; они пересекли Марну, но едва отошли от Реки, как норманны бросились в погоню и захватили в плен епископа и всех жителей[590]; потом они вернулись, сожгли город, разрушили укрепления на всем протяжении, каком сочли нужным, и остались там до конца октября[591].
Отсутствие Эда ощущалось жестоко[592]; теперь под угрозой оказался Париж. Поэтому, чтобы предотвратить новую осаду, по возвращении Эд в августе-сентябре 888 г. собрал армию и стал лагерем в окрестностях города[593]. Это была не бесполезная предосторожность, ведь в конце октября норманны вышли в Сену из Марны; найдя Париж хорошо защищенным, они вновь поднялись по реке, разделившись по своему обычаю на два отряда, то есть сухопутную армию и флот; потом они прошли вдоль реки Луан[594] и на ее берегах стали на зимние квартиры.
На время опасность от Парижа была отвращена. Вероятно, во время пребывания в этом городе Эд в память о чудесах, совершённых святым Германом в период осады, подарил церкви Сен-Жермен-ле-Вьё золотой сосуд, украшенный драгоценными камнями, для хранения руки святого, которую монахи Сен-Жермен-де-Пре оставили в этой церкви в свидетельство признательности за гостеприимство, какое они там нашли[595].
После того как норманны удалились, Эд направился в Реймс для встречи с посланниками Арнульфа. Тот, отправляя к нему посольство, хотел публично продемонстрировать, что Эд царствует с его согласия как сюзерена и что между ними установился мир; он хотел также добиться примирения между Эдом и частью его противников, главой которых был Фульк и центром действий — Реймс, и обеспечить благосклонность монарха тем, кто возвращался в милость, — условие, которое он, похоже, принимал близко к сердцу[596]. 13 ноября на торжественном собрании, которое было созвано в церкви, посвященной Богоматери, Эд принял этих посланников, привезших ему дары[597] и, возможно, корону[598], которую он надел на свою голову в окружении народа, провозгласившего его королем. Только так и надо расценивать это событие, значимость которого чрезвычайно преувеличили. В нем усматривали вторую коронацию Эда, которую якобы совершил Фульк посредством золотой короны, специально для этого присланной Арнульфом[599]. Но почему первая коронация Эда должна была оказаться недействительной? Зачем бы вторая коронация Эда понадобилась Арнульфу, который не требовал ее от других монархов, позже признавших его сюзеренитет? Правда, он как сюзерен отправил посланников на коронацию Людовика Прованского, но этот король к тому времени еще не короновался. И неужели Фульк, если бы он в самом деле короновал Эда, даже не намекнул бы на это в письме Арнульфу, где кратко изложил все факты, относившиеся к становлению королевской власти в тот период?