Латвийский национализм на службе Западу - Владимир Герасимов

Стрелка 1 — направление движение рижского ОМОНа по бульвару Райниса.

Стрелка 2 — направление стрельбы мятежников.

Стрелка 3 — направление движения ОМОНа после начала стрельбы.

Похожий сценарий разыгрывался и в Вильнюсе во время штурма Телецентра 13 января 1991 г. Вся эта провокация была на руку лишь Народному фронту, который благодаря ей окончательно сформировался как политическая элита Латвии на время обретения независимости.

Клауцен также описывает еще один процесс, запущенный в марте того же года, — всесоюзный референдум за сохранение Советского Союза[152]. Новый состав Верховного совета республики, который был созван 3 мая 1991 г., после принятия Декларации независимости Латвии отказался проводить этот плебисцит, само собой, сославшись на эту самую Декларацию независимости.

Это шло вразрез с мнением еще действовавшей на тот момент Компартии Латвии, и совместно с Интерфронтом трудящихся ЛатССР было решено все же провести референдум на территории республики. Несмотря на подготовку, он так и не был проведен в полной мере по многим причинам, которые сводились к одному: советская власть на территории Латвии потеряла свои позиции. Референдум состоялся лишь частично, на территориях военных частей, на предприятиях и в профсоюзах[153].

По словам Клауцена, январские события в Риге и Вильнюсе стали первыми предвестниками августовских событий в России, а первопричиной этого была окончательная потеря авторитета М. Горбачева как главы государства. В действиях Горбачева очевидно было стремление сохранить свою власть путем преобразования СССР в конфедерацию и отказа от Прибалтийских республик, но эта наивная мысль в конечном счете привела к краху всего Союза. После вильнюсских событий рижские депутаты понимали, что следующий акт распада государства произойдет именно в Латвии. Самопровозглашенный 18 августа 1991 г. ГКЧП бездействовал, и в конце концов случилось неотвратимое. Создание отрядов Бесхлебникова, о которых также упоминает Клау-цен[154], знаменовало полный захват власти НФЛ. Деятельность этих боевиков, набранных в основном из жителей сельской местности, была направлена на провокации и диверсии, захват политработников и провоцирование конфликта между государственной властью и населением. Не правда ли, очень напоминает украинских футбольных фанатов из западных, тоже сельских и националистически настроенных регионов, доставленных в Киев для обострения ситуации на майдане осенью 2013 г.?

Ге трагические январские события также известны благодаря хорошо распиаренным «рижским баррикадам». Они сегодня в Латвии преподносятся как невероятный подвиг настоящих патриотов Латвии, которые сдерживали натиск «имперских» войск и боролись за волю и независимость латышского народа. Однако подобные красочные описания не совсем уместны в данном случае. Это всего лишь попытка героизации людей, которые способствовали приходу к власти нынешней элиты во главе с националистическим движением, а некоторые из них действовали в прямом противоречии со своими партбилетами и законами, давшими им власть.

По словам очевидцев, основной размах строительства баррикад пришелся на конец января, когда вывод советских войск из Латвии уже почти завершился. То есть мятежники хорошо рассчитали время выступления (или были осведомлены в силу своего служебного положения), сделанного в тот момент, когда у общесоюзной власти не осталось опоры, кроме ОМОНовцев. Кстати, от передачи республиканскому и сепаратистскому МВД рижских ОМОНовцев спасла только отставка Вадима Бакатина и назначение Бориса Пуго главой общесоюзного Министерства внутренних дел. Заняв это кресло 1 декабря 1990 г., Пуго шел против Горбачева, который фактически решил отпустить Прибалтику, так и не признанную США в составе СССР. В отличие от Горбачева, после Мальтийского саммита 1989 г. самоустранившегося от событий в трех северо-западных республиках СССР, Пуго «превратил ОМОН в боевой отряд латвийской Компартии»[155].

Отмечу, что «прибалтийский вопрос» стал предметом конфиденциальной дискуссии, последовавшей за первой встречей двух лидеров на Мальтийском саммите 2 декабря 1989 г. В ходе этой дискуссии, как свидетельствуют рассекреченные американские документы, Горбачев заявил, что «не настаивает на отказе Литвы от декларации о своей независимости [принятой 26 мая 1989 г.], а [настаивает] только на том, чтобы приостановить ее и вести переговоры в рамках советского законодательства», а вчерашний директор ЦРУ и действующий президент США Дж. Буш-старший заявил, что он не отказывается от «политики непризнания и поддержки стремления прибалтийских народов к самоопределению»[156]. Вы можете себе представить, чтобы Сталин обсуждал, как ему быть с сепаратистами, с президентом Рузвельтом? Да еще бы американец имел наглость в глаза заявлять, что он поддерживает этих сепаратистов? Но для Горбачева обсуждать территориальную целостность своей страны с ее врагом было в порядке вещей. Таким вот оно было, это «новое политическое мышление»!

В связи с рижскими событиями примечательны слова современной латвийской пропаганды о «коммунистическом империализме». Их можно напрямую отнести к акту о «порабощенных народах», принятому Конгрессом и президентом США в 1959 г.[157] при активной поддержке эмигрантского националистического лобби.

Стоит так же обратить внимание на расположение баррикад, и какие именно направления они перекрывали. Большая часть баррикад пришлась на центральный район Риги, в частности на Старый город. С тактической точки зрения он не имел, по сути, никакого значения. Другое дело символизм исторической «борьбы против восточного захватчика», на которую якобы поднялись все латыши. Было ли это так на самом деле? Давайте обратимся к противоположной стороне, а ведь она была.

5.4. Интерфронт и его идеи

7 января 1989 г. был создан Интернациональный фронт трудящихся ЛатССР (Интерфронт, ИФ). Организация, которая, по словам очевидцев событий и исходя из ее основных документов, была очень неоднозначной.

Устав Интерфронта до боли напоминает устав НФЛ. Поддержка «перестройки», отрицание сталинизма, путь к демократизации, борьба с бюрократией, даже продвижение латышского языка — все это в точности совпадало с идеями НФЛ. Было лишь одно ключевое отличие — Интерфронт ратовал за Советскую Латвию, не имея претензий на большую автономию Республики в рамках Советского Союза[158].

Несмотря на идею, которая должна соответствовать интересам советской власти и государственного строя, главным препятствием для деятельности Интерфронта стал не НФЛ, а ЦК Компартии Латвии. Обратимся снова к уже знакомому нам секретарю рижского горкома Компартии Латвии Арнольду Клауцену: «Как член бюро ЦК Компартии Латвии я могу свидетельствовать, что инициатива образования ИФ не исходила из ЦК, секретари Центрального комитета, отделы аппарата никаких документов по этому вопросу не готовили. Более того, общая атмосфера в ЦК партии была более благоприятной к НФЛ, нежели к ИФ. Неслучайно на учредительном съезде Интерфронта выступил А. Горбунов — член бюро ЦК КП Латвии, председатель Президиума Верховного Совета Латвийской ССР, а не первый секретарь ЦК Я. Вагрис, также принявший участие в работе съезда».

Одной поддержкой на словах и внутри Компартии не обошлось. Многие члены ЦК активно поддерживали НФЛ и даже