Урок четвертый: Как развести нечисть на деньги - Елена Звёздная

– Племяннику ее. – Гном сник окончательно. – Гурруд уже ходит тут, командовать пытается, на Ирфу мою… – снова пауза, – сил нет моих больше.

И вроде каждое слово поняла, а на дроу посмотрела вопросительно, Юр пояснил:

– Жених должен подарить невесте семейные драгоценности, у гномов они не просто признак состоятельности – это реликвии, передающиеся из поколения в поколение. Без семейной реликвии брак считается незаконным и дети, рожденные в таком союзе, не наследуют имущество отца, а это, скажу я тебе, совсем паршиво. Так что, заныкав драгоценности, эта милая почтенная гномиха фактически обрекла мастера Ойоко на бесплодную жизнь – раз и неприкаянную старость – два.

Жалко мастера-стекольщика так стало, до слез просто. И сидим мы с Юрао, друг на друга смотрим, а что тут сделаешь.

– В гроб с собой забрать она не могла, – произнес партнер, – там все строго, гномов с драгоценностями не хоронят.

– Дом обыскан от подвала и до крыши много раз, – грустно отозвался гном. – Первое время все надеялся, а после…

Мы с дроу снова переглянулись, я внесла предложение:

– А если использовать поисковую магию?

– Не выйдет. – Юрао барабанил пальцами по столику, где остывали так и не тронутые булочки. – Это семейные драгоценности, при магическом поиске фонить будет на мастера Ойоко и вести начнет ко всем местам, где есть хоть какие-то его вещи.

Откинувшись на спинку низкого кресла, я начала пристально рассматривать портрет суровой гномихи, Юрао поступил так же.

И как-то само собой началась игра в предположения.

– В Ардаме таких, взявших бразды правления в свои руки, десятка три, – первым заговорил Юрао.

– Знаю двух, – отозвалась я и, припомнив свою работу в таверне, добавила: – Почтенные гномы деньги всегда доставали из кошеля, что висел на поясе, а вот гномихи… – я запнулась, но все же выговорила это, – из-за корсажа.

– Ты имеешь в виду грудь? – посмеиваясь, спросил дроу.

– Декольте, – поправила я.

И действительно, была у них эта особенность – доставать кошель из необъятных форм.

– Допустим, привычка сработала и госпожа Ойоко использовала нечто подобное для сокрытия драгоценностей, вот только что?

Хороший вопрос, но суть в том, что:

– Мы не о том сейчас, Юр.

– Дэй, не отвлекайся, давай просто порассуждаем, – произнес Юрао и тут же добавил: – Ну, будь ты на месте госпожи Ойоко, где бы ты прятала самое ценное?

Пожав плечами, я напомнила:

– Не ценное, Юрао, а то, что хотелось бы спрятать так, чтобы никогда не нашли.

Мы задумались. Еще раз внимательно посмотрели на портрет, и партнер продолжил:

– Она прекрасно знала, что подвал и чердак будут осмотрены в первую очередь, причем с истинно гномьим качеством осмотра, следовательно, драгоценности не там. Сейф и тайники отпадают – мы говорим о гномах.

И после непродолжительного молчания я тихо спросила:

– Простите, мастер Ойоко, можно осмотреть комнату покойной?

Юрао поднялся тут же, бросив мне:

– А это идея, Дэй.

В доме мастера-стекольщика Ойоко оказались широкие коридоры и на удивление высокие потолки, что сам гном объяснил нам простым:

– Купили у человеческой пары… – И с затаенной грустью: – У них малышка такая очаровательная была, но болела, вот Вейты и продали дом, чтобы на юг переехать.

Для Ардама ситуация с продажей домов типичная – проще купить, чем новый построить. Но кое-что меня откровенно удивило – на лестнице, ведущей в жилые комнаты, словно скрытые от глаз посторонних, повсюду стояли большие и маленькие стеклянные статуэтки. По большей части они изображали детей, в основном одну гномочку. На первой ступеньке, притулившись к стене, маленькая девочка сидела и смотрела на цветок, в котором под лепестком пряталась бабочка. На пятой та же девочка, подскочив, протягивала ручки к взлетающей бабочке, на десятой малышка смешно морщила носик, на котором сидела эта бабочка.

– Как красиво, – не удержалась я.

– Мое баловство, – смущенно отмахнулся мастер Ойоко. – Стекольное дело изучать пришлось быстро, а это я так… баловался, пока выдувать учился.

Юрао присел перед статуэткой, осторожно прикоснулся к цветному стеклу и задал неожиданный вопрос:

– Малышка не из гномов, да?

– В конце улицы жила, – ответил гном после недолгого замешательства. – Мать у нее одна, без мужа. А девочка… полукровка.

– Похожа на лесных, вот только… – Дроу пристально разглядывал девочку. – Хорошая работа, мастер Ойоко, даже ушки остренькие подметили и коготочки на пальчиках.

Мастер нахмурился, я же стремительно нагнулась и присмотрелась к статуэтке – ушки действительно были остренькими, вот только не наверху, как у большинства лесных принято, а внизу. Похоже, папочка этой девочки – выходец из Миров Хаоса, а сама малышка…

– Поглощающая жизнь! – Юрао поднялся, вперил суровый взгляд в гнома: – Знали?

– Н-нет! – Мастер даже заикаться начал. – О-о-откуда?! Ликаси с мамой жила, милая девочка очень, тяжело им было, помогал как мог. Ругида против была, уж орала да грозилась, а я ж не мог мимо беды пройти, деньгами помогал, сколько мог, а потом…

– Госпожа Ойоко все узнала! – Не нравилось мне мрачное выражение лица дроу.

– Так от нее скроешь! Узнала, сам не ведаю как, но узнала. Я после работы к Ликаси зашел как раз, знаете, шел через кондитерскую Мелоуина и не удержался, набрал пирожных с каррисой, маленькая так любит их. И только пришел, Ликаси ко мне бабочкой припорхнула, обняла крепко так, знаете, маленькая, а ручонки сильные такие, и тут дверь распахивается – и на пороге Ругида с братцем…

Юрао вскинул руку и азартно поинтересовался:

– А подождите-ка, подождите, у меня вопрос – а старший брат госпожи Ойоко в добром ли здравии?

Гном удивился подобному обороту, но ответил:

– Помер он. В тот же год, как и Ругида, к Бездне отправился, болезнь у них наследственная случилась…

И тут меня словно громом поразило! Поглощающие жизнь – нечисть высшего уровня!

– Сообразила? – обернувшись ко мне, спросил Юрао.

Сглотнув, кивнула. Затем высказала:

– Могу предположить: если госпожа Ойоко портрету соответствовала, то обнаружив господина Ойоко в чужом доме, могла поднять скандал из ревности.

Икренне удивившись, Юр спросил:

– Причем тут ревность, Дэй? По мнению гномов, разбазаривание имущества – самое страшное преступление, которое только может совершить гном по отношению к своей семье. Ты вообще хоть раз видела гнома, подающего бедняку?

– Нет.

– То-то и оно. – Юрао повернулся к Ойоко. – Вы, многоуважаемый мастер, вероятно, и сами не осознали, что произошло. Малышка ваша, – он указал на статуэтку, – нечисть, причем нечисть крайне зубастая, скажу я вам. В свое время рассказывали нам, как один отряд этих клыкастеньких выпивал целые поселки за ночь. И жизни они поглощали сотнями. Не оставляя следов, не трогая тела жертв – просто выпивали. Жутко, да? Так станет еще более жутко – малышка вас явно любила, раз в руки давалась. Эти твари в руки никому не даются, так что как вам это удалось, я даже предположить не берусь. Пожирательница вас явно за своего признавала. Но что дальше происходит – врывается разъяренная госпожа Ойоко, видит следы вашего расточительства и вполне обоснованно приходит в ярость. Орала она на вас, полагаю, знатно, а может, и пристукнула пару раз со злости.

И почтенный гном побледнел, затем хрипло произнес:

– Она Ликаси ударить хотела, я не дал… Мне досталось кнутом по лицу.

Я переводила взгляд с гнома на дроу и все никак не могла понять, что мне в этой истории не нравится. Точнее, очень напрягает, и когда взгляд остановился на статуэтке, я вдруг поняла, что именно меня тревожит – личико девочки было похоже на лицо той самой домработницы мастера-стекольщика! А еще Ойоко сказал: «Набрал пирожных с каррисой, маленькая так любит их». Любит! В настоящем времени.

– Юрр-рао, – испуганно позвала я его, пытаясь привлечь внимание.

Но офицер Найтес встал на путь истины, и его было не остановить.

– Вас, многоуважаемый мастер Ойоко, ударили на глазах нечисти высшего порядка, на глазах той, что на кровном уровне воспринимала вас как своего. И знаете, что я скажу – наутро в спальне вашей жены было разбито окно, так?

Медленно сереющий гном потрясенно прошептал:

– Да… но ничего не было украдено и…

– Жизнь была украдена, мастер Ойоко, жизнь Ругиды. Ее попросту выпили, от ярости. А кто выпил, знаете? Ну, я полагаю, догадаетесь и сами. Более чем уверен, что спустя пару ночей стекло было разбито и в спальне старшего Ойоко, не так ли?! А вскоре он, как и госпожа Ойоко, начал болеть… Выпитые поглощающими жизнь сразу не умирают, знаете ли, уважаемый. Они начинают болеть, долго и беспросветно, потому как теряют всяческие жизненные силы.

Гном пошатнулся и теперь смотрел на Юрао огромными, почти круглыми глазами, а я… Я вдруг уловила движение в темном углу лестницы.