Братья Берджесс - Элизабет Страут

– Согласен, – произнес наконец Боб, – нормальному человеку это может показаться идиотизмом. Но все дело в наших предках-пуританах. Если подумать, они и правда были не слишком нормальными. Слишком ненормальными, чтобы жить в Англии. Пойми, пуритане многого стыдятся.

– У меня другие предки, – заметила Хелен, разглядывая кучу листьев. – Во мне четверть немецкой крови, две четверти английской – не пуританской! – и четверть австрийской.

Боб кивнул.

– Моцарт, Бетховен… Это все хорошо, только у нас, пуритан, музыка и театр не в чести, потому что приводят к «волнению чувств». Помнишь, Джимми? Тетя Альма нам про это говорила. И бабуля тоже. Они любили нашу историю. Я вот не люблю нашу историю. Скажем так, наша история мне глубоко безынтересна.

– Когда ты уже пойдешь в свою общагу? – Джим взялся за ручку двери.

– Джим, хватит! – одернула его Хелен.

– Как только допью виски, которым меня любезно угостила твоя жена. – Боб осушил бокал одним глотком. – Мы ведь празднуем то, что Зак явился перед судьей и остался жив, а Чарли добился для него лучших условий освобождения под залог и постановления о запрете передачи информации.

– А ты, значит, пел Сьюзан колыбельные? – Джим опять скрестил руки на груди. – Вы же друг друга терпеть не можете.

– Я не пел колыбельных, я поболтал с ней, пока она не заснула. И ты прав, мы друг друга терпеть не можем, так что это было особенно мило с моей стороны. Здорово, когда в жизни плохих людей случается что-то хорошее. И в жизни хороших людей тоже. Всех людей.

Боб встал, накинул куртку на плечи.

– Спасибо, что навестил, – спокойно произнес Джим. – Загляни ко мне в офис на следующей неделе, решим, что делать с демонстрацией. Ее все откладывают, но я думаю, скоро все-таки устроят. Кроме того, болван, мне нужна моя машина.

– Я уже тысячу раз извинился. И собрал некоторые факты для твоей прекрасной речи.

– Я не еду, – сообщила Хелен. – Джим хочет, чтобы я поехала, но я не еду.

Боб оглянулся на нее. Хелен сняла рабочие перчатки, швырнула их на кучу листвы и отбросила с лица волосы, в которых запутался бурый листок. Ее стеганая куртка распахнулась, когда Хелен уперла руки в бока.

– Она считает, что ситуация не требует ее присутствия, – сказал Джим.

– Совершенно верно, – подтвердила Хелен, проходя мимо него в дом. – Думаю, братья Берджессы на этот раз справятся без меня.

6

Начальник полиции Джерри О’Хар тоже не засыпал без снотворного. Он открыл банку, стоявшую у кровати, закинул в рот таблетку и проглотил. Причиной его бессонницы была не тревожность, а эмоциональный подъем. В этот день состоялась встреча в муниципалитете с мэром, девицей из прокуратуры, членами городского совета, представителями духовенства – и имамом. Джерри озаботился тем, чтобы имам получил приглашение на эту встречу, ведь сомалийцы разозлились, когда их не позвали на пресс-конференцию. Теперь Джерри докладывал обо всем этом жене, которая уже легла в постель. Он заявил собравшимся, что знает свою работу, и работа эта заключается в охране безопасности жителей города. Упомянул исследования, согласно которым межрасовые конфликты угасают там, где происходит вмешательство со стороны общественности. Кстати, он явно опередил в этом некоторых рьяных либералов типа Рика Хаддлстона и Дианы Додж (о чем Джерри сообщил жене, многозначительно кивая). Если же общественность игнорирует подобные инциденты, это воспринимается агрессивно настроенными гражданами как попустительство и поощряет их к совершению преступлений. Всем патрульным раздали фотографии Зака Олсона, так что если он подойдет к мечети на Грэтем-стрит ближе чем на две мили, его задержат.

Встреча длилась почти три часа, и атмосфера была очень напряженной. Рик Хаддлстон (болван возглавляет Комитет по борьбе с расовой диффамацией только потому, что у него нашлись деньги на учреждение этого самого комитета), разумеется, начал разглагольствовать об инцидентах, о которых не сообщали в полицию. Джерри не стал его слушать. «Это меня не интересует, – заявил он. – Я сейчас говорю об инцидентах, которые проигнорировала общественность». Однако поток красноречия Рика так просто не остановишь, он продолжал вещать про разбитые витрины сомалийских лавок, порезанные шины автомобилей, расовые оскорбления, травлю и драки в школах… «Вот только давайте не будем притворяться, что нам ничего не известно о внутренних распрях самих сомалийцев, – ответил Джерри. – Такие оскорбления вполне могли кричать коренные сомалийцы в адрес банту. Или в адрес представителей враждебного клана». Тут Рик Хаддлстон взорвался. У аккуратненького Рика Хаддлстона, выпускника Йельского университета, были причины так ревностно относиться к борьбе с преступлениями на почве ненависти. Несмотря на существование хорошенькой миссис Хаддлстон и трех очень хорошеньких аккуратненьких дочек, Рик наверняка скрытый гей. В общем, Рик взорвался и обвинил полицию в халатном отношении к защите сомалийского сообщества, вот почему – тут Джерри, порозовев лицом, так резко поставил стакан на стол, что вода выплеснулась через край, – вот почему это происшествие привлекло внимание прессы на местном, государственном и даже (как будто Джерри болван, который не читает газет и не смотрит новости) на международном уровне.

Представитель городского совета закатил глаза. Диана Додж, простая, как табуретка, слушала Рика, кивая. А потом Рик не удержался, вытащил носовой платочек и аккуратненько вытер со стола пролитую воду, чтобы не испортилась полировка – при том, что (тут Джерри подмигнул жене) стол этот старше прадедушкиного гроба и сделан из прессованной фанеры. Дэн Берджерон ляпнул, что всю шумиху вокруг этого дела спровоцировал вашингтонский Совет по исламским делам, который старается выжать свои пятнадцать минут славы из любого чиха.

Имам просто сидел, не вмешиваясь в дискуссию.

– А вы не боитесь, что демонстрация закончится массовой дракой? – спросила жена, втирая пахучий крем в мозоли на ноге. – Что там с этими активистами «превосходства белых»?

– Просто слухи, – отмахнулся Джерри, расстегивая пропахшую потом рубашку. – Ну кому охота переться в наш городишко из Монтаны? Если бы тем молодцам и правда хотелось драки, они бы скорее поехали в Миннеаполис, там этой братии сорок тысяч.

Он прошел в ванную и затолкал рубашку в корзину с грязным бельем.

– А правда, что приезжают братья Берджессы? – спросила жена из спальни.

Джерри вернулся из ванной и стал натягивать пижаму.

– Ага. Джимми будет выступать. Дело хорошее, лишь бы он не сильно чванился.

– Что ж, любопытно было бы послушать… – Жена вздохнула, взяла книгу и откинулась на подушки.

7

Контора Джима располагалась в деловом районе Манхэттена. На входе у Боба попросили водительские права, затем он терпеливо ждал в фойе у поста охраны, пока ему сделают временный пропуск. Получив карточку, Боб отдал ее дежурному в униформе, тот поднес ее к турникету, и вместо мигающего красного индикатора загорелся зеленый. На четырнадцатом этаже очень серьезный молодой человек нажал на кнопку, и большие стеклянные двери раскрылись. К Бобу вышла девушка и препроводила его к Джиму.

– К тебе непросто заглянуть мимоходом, – заметил Боб, когда девушка вышла, оставив его стоять перед двумя фотографиями Хелен и детей.

– Так и задумано, тупица. – Джим закрыл газету, снял очки. – Как прошел визит к зубному? Видок у тебя слюнявый.

– Я попросил добавить обезболивающее. Наверное, потому, что в детстве нам этого не позволяли. – Боб присел на край стула, не снимая с плеч рюкзака. – От вида оборудования меня пробрали мурашки, и тут я подумал: я ведь уже взрослый! И попросил добавить.

– Поразительно… – Джим поправил галстук, размял шею.

– Ну да, поразительно. Если посмотреть на это моими глазами.

– Слава Богу, я смотрю на жизнь своими глазами. Ладно, осталось две недели, пора решить, как поступим. А то у меня дел много.

– Сьюзан спрашивает, будем ли мы жить у нее.

Джим открыл ящик стола.

– Я не готов спать на диване. Особенно на покрытом собачьей шерстью диване в доме, где вечно пять градусов тепла и на верхнем этаже обитает чокнутая старуха, которая весь день расхаживает в ночной сорочке. Но ты, если хочешь, пожалуйста. Вы ведь со Сьюзан теперь неразлейвода. Наверняка у нее найдется что выпить, так что тебе будет комфортно.

Джим захлопнул ящик, взял газету и надел очки.

– Сам знаешь, что сарказм – оружие слабых, – заметил Боб, разглядывая кабинет.

Джим некоторое время смотрел в газету, потом поднял глаза на брата и произнес с расстановкой, еле заметно улыбаясь одними губами:

– Бобби Берджесс. Король глубоких изречений.

Боб снял рюкзак.

– Ты сегодня хуже обычного или всегда был такой скотиной? Я всерьез спрашиваю. – Он встал и пересел на низкий диван у стены. – Да, определенно хуже. Хелен уже заметила? Наверняка заметила.