Все еще Элис - Лайза Дженова

By the light of the silvery moon.

– У вас есть пациенты моложе шестидесяти лет?

– О нет, думаю, самому молодому семьдесят. Средний возраст – восемьдесят два, восемьдесят три. Больной «альцгеймером» моложе шестидесяти – большая редкость.

Такой больной как раз сейчас стоит перед вами, леди.

By the light of the silvery moon.

– Сколько все это стоит?

– Я могу предоставить вам полную информацию, но в январе содержание в специальном отделении для пациентов с болезнью Альцгеймера составляло двести восемьдесят пять долларов в день.

Элис произвела в уме грубый математический подсчет. Около ста тысяч долларов в год. Умножить эту сумму на пять, десять, двадцать лет.

– У вас есть еще какие-нибудь вопросы?

By the light…

– Нет, спасибо.

Элис прошла за своим гидом обратно к запертым двустворчатым дверям и стала наблюдать, как та набирает код.

Ноль, семь, девять, один, девять, два, пять.

Это место не для нее.

Был очень редкий для Кембриджа день. Сказка, о которой мечтают жители Новой Англии и в которой из года в год разочаровываются, – солнечный весенний день, семьдесят градусов по Фаренгейту. Небо синее, как раскрашенное, плащ точно не понадобится. Такой день нельзя просиживать в кабинете, особенно если у тебя болезнь Альцгеймера.

Элис удалилась от Гарвард-Ярда на пару кварталов и, дрожа от радостного возбуждения, как школьница, сбежавшая с уроков, вошла в «Бен энд Джерриз».

– Мне тройную порцию арахисового в рожке, пожалуйста, – сказала она.

Черт, я же на липиторе![15]

Она разглядывала гигантский рожок, словно это была статуэтка «Оскара», потом оставила сдачу в кувшине «Мелочь для колледжа» и продолжила путь к реке Чарльз.

Много лет назад она перешла на замороженный йогурт, теоретически более здоровый продукт, и совсем забыла, каким может быть мороженое и какое удовольствие оно может доставить. Элис лизала его на ходу и думала о том, что видела в медицинском центре в Маунт-Оберне. Ей нужен план получше, без настольных игр с Эвелин в центре по уходу и реабилитации. Джон не должен тратить целое состояние на то, чтобы поддерживать достойное существование женщины, которая перестала его узнавать и, что самое главное, которую перестал узнавать он. Элис не хотела жить в мире, где финансовое и эмоциональное бремя перевешивает все радости жизни.

Она совершала ошибки и старалась их исправлять, но при этом отлично понимала, что ее IQ неизменно приближается к среднему уровню. Но люди со средним IQ не убивают себя. Ну, пожалуй, убивают, только причина не имеет отношения к IQ.

Несмотря на усиливающуюся потерю памяти, ее мозг все еще прекрасно справлялся с самыми разными задачами. Например, в эту самую минуту она ела мороженое, и ни одна капля не упала ей на руку и не стекла по рожку. Она, не задумываясь, применяла прием «лизни – поверни», который усвоила еще в детстве и который, вероятно, отложился в подсознании где-то рядом с навыками, как ездить на велосипеде или зашнуровывать ботинки. Элис сошла с тротуара и начала переходить дорогу, а ее мозг тем временем решал сложное математическое уравнение: как переместить тело на противоположную сторону улицы, не споткнуться и не попасть под машину. Она уловила сладкий запах нарциссов, порыв ветра донес до нее аромат карри из индийского ресторанчика за углом. Она лизала мороженое, смаковала вкус шоколада и арахисового масла, убеждаясь, что зоны мозга, отвечающие за наслаждение, отлично работают – те самые, которые необходимы, чтобы получать удовольствие от секса или бутылки хорошего вина.

Но наступит момент, когда она забудет, как есть мороженое, зашнуровывать ботинки и переходить улицу. В какой-то момент нейроны удовольствия будут уничтожены агрегированными амилоидами, и она больше не сможет радоваться жизни. В какой-то момент уже не будет никаких моментов.

Она бы предпочла, чтобы у нее был рак. Не моргнув глазом, она бы поменяла «альцгеймера» на рак. Ей было стыдно, тем более что торг в этом случае был неуместен, но она все равно дала волю фантазии. Если бы у нее был рак, ей было бы с чем бороться. Есть хирургия, радиация, химиотерапия. С таким оружием у нее был бы шанс победить. Ее семья и гарвардское сообщество встали бы на ее сторону и сочли бы эту борьбу благородной. И даже если б она в итоге проиграла, то смогла бы в полном сознании посмотреть им в глаза и попрощаться, перед тем как покинуть этот мир.

Болезнь Альцгеймера – совсем другой зверь. Против него нет оружия. Принимать арисепт и наменду – все равно что стрелять из дырявого водяного пистолета по огню. Джон продолжал выяснять в клиниках, нет ли у них каких-то новых препаратов, но она сомневалась, что какие-то из них могут внести ощутимые перемены в ее жизнь, иначе он бы уже названивал доктору Дэвису и требовал, чтобы ей выписали что-то еще. Сейчас для всех, у кого болезнь Альцгеймера, будь то пациент медицинского центра в Маунт-Оберне или профессор психологии Гарвардского университета, исход один. Все мы сгорим. Никто не уцелеет.

Если облысевшая голова и бинты могут стать символом мужества и надежды, то ее ограниченный словарный запас и пропадающая память говорят о психической нестабильности и неизбежном слабоумии. Больные раком могут рассчитывать на поддержку своего окружения. Элис предстояло стать парией. Даже благожелательно настроенные и высокообразованные люди опасаются умственно отсталых и предпочитают держаться от них на расстоянии. Она не хотела стать тем, кого боятся и избегают.

У нее «альцгеймер». В борьбе с этой болезнью она может рассчитывать только на два малоэффективных препарата и не сможет поменять свою болезнь на какую-нибудь излечимую – это факты. Остается вопрос: чего же она хочет? Если доказано, что ЭКО приносит результаты, она хочет жить, чтобы подержать на руках ребенка Анны и понимать, что это ее внук. Она хочет увидеть Лидию в какой-нибудь достойной роли. Увидеть, как влюбится Том. Провести еще один творческий отпуск с Джоном. Прочитать все книги, какие только сможет, пока не разучилась читать.

Элис немного посмеялась над своим открытием. Это был сюрприз. В списке ее желаний ни один пункт не имел отношения ни к лингвистике, ни к преподаванию, ни к Гарварду. Она доела последний кусочек рожка от мороженого. Ей хотелось больше солнечных теплых дней и рожков с мороженым.

А когда ее бремя перевесит удовольствие от мороженого, она предпочтет умереть. Но хватит ли у нее – в буквальном смысле – ума, чтобы понять, что рубеж перейден? Ее беспокоило, что в будущем она не сможет ни вспомнить, ни осуществить свой план. Просить Джона или детей помочь выполнить его тем или иным способом у нее нет права. Она никогда не предложит им такой выбор.

Ей нужен план самоубийства, которое