Исход - Георгий Лопатин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Щек сверкнул глазами.
«Да ладно, действительно что ли психопат-маньяк?!» — изумился Рус.
Но если подумать, в этом не было ничего удивительного. Ощущение всесилия, власть над чужой жизнью очень многим крышу сносит. Кто служил тот знает ситуацию с «дедами» и их беспределом по отношению к «духам». А ведь у «дедов» власть всего-ничего, а как их корежит! А теперь представьте, что есть реальная власть над жизнью. Такая власть часто делает из людей монстров в человеческом обличье.
— Впрочем, это уже не важно…
Важным было то, как поступить. Любое решение так или иначе скажется в последствии не самым лучшим образом.
Понять и простить Рус не мог просто по определению. Стоит сейчас дать слабину и какая-никакая дисциплина рухнет, как карточный домик. Остальные братья решат, что и им можно забить болт на клятвы и пощипать местных степняков.
Наказать. А как?
Накажешь слабо — решат, что Рус боится мести и его авторитет упадет ниже плинтуса. А он ведь всю эту затею с Крымом затеял еще и для получения авторитета среди воинов, как удачливого и великого, а так же сурового воителя и полководца. На это было завязано много дальнейших планов.
Наказать жестко — проблемы с полянами. Плюс кровная месть от остальных братьев Щека — Кия и Хорива. Тоже не самая лучшая перспектива. В итоге выбирать нужно даже не из меньшего зла, а из равнозначно поганых вариантов.
— Проклятье…
Рус сплюнул, мысленно приняв самое суровое из возможных решение, но в попытке хоть как-то сбросить с себя часть груза, он решил переложить долю ответственности на жрецов. Тем более что они все равно должны сказать свое слово, ведь клятвопреступление это еще и преступление против богов.
Проблема заключалась лишь в том, что все жрецы являлись младшими и прямо скажем не самыми лучшими (отдавали по принципу: кого не жалко), по сути их обязанность сводилась к тому, чтобы «отпеть» павших, да заверить клятвы, ну и еще по мелочи, что в их компетенцию входит, наговоры там наложить, жертвы принести.
Опять же, жрецы представляли самых разных богов, в основном конечно Сварога и Перуна, но были и представители других богов к покровительству которых склонялось то или иное племя: Ярило, Стрибога, Даждьбога, Хорсу, Белобогу и другим. А те же поляне склонялись к признанию в качестве главного своего покровителя Велеса.
Через пару дней, когда по его приказу к князю прибыли все кроме тех, кто находился на охране пленников-кутригуров (главное, что братья все приехали, а так же жрецы) Рус вынес обвинение:
— Мой брат Щек, поклявшись мне перед богами в верности на время пока я являюсь князем похода, нарушил мой приказ и разгромил одно из становищ местных степняков с которыми у меня был договор о союзе и я гарантировал им безопасность своим словом. Щек преступил свою клятву и нарушил мое слово, за которое я обязан за платить кровью. Жрецы, подтверждаете ли вы перед богами виновность Щека в клятвопреступлении?
Жрецы переглянулись. Некоторые были откровенно не готовы к такому повороту.
— Ты не имеешь права меня судить Рус! — воскликнул Щек.
Он и его дружинники были привязаны к столбам.
— Имею.
— Нет! Меня может судить только каган и старшие жрецы! Не ты и не они!
— В данном случае могу я и они. Даже должен. Ибо если я не сделаю это здесь и сейчас, то гнев богов падет на нас. Поход, что благодаря их поддержке начавшийся так хорошо, закончится полным крахом.
Так-то действительно, захоти Рус спустить все на тормозах, мог свалить суд на Леха, но… это ударит по его авторитету. Да и проблемы с местными возникнут.
— Итак, ваше решение?
— Виновен… — произнес жрец Сварога, что привел с собой Рус.
Вслед за ним с явным облегчением подтвердили виновность Щека остальные жрецы.
Теперь осталось вынести конкретный приговор. И в таком случае имелось два варианта: изгнание или казнь.
— Какое наказание вы предлагаете?
И снова большая часть жрецов замялась. Чем воспользовался полянский жрец Велеса, сказав:
— Изгнание Щека будет достаточно суровой карой.
Остальные жрецы переглядываясь между собой, начали кивать головами. Но это было очень невыгодно Русу.
Дабы не портить сильно отношение с Кием и Щеком можно было выбрать вариант с изгнанием, но… это могло не устроить местных. И черт бы с ними, но опять-таки есть одно «но», заключающееся в том, что в этом случае можно сматывать удочки и валить из Крыма, и делать это быстро-быстро.
Почему? Ведь скифо-сарматы недостаточно сильны чтобы как-то серьезно нагадить славянам. Так-то оно так, да не так. Местные кочевники могли объединиться с какими-нибудь «материковыми» степняками, тем же утигурами или того хуже — аланами и тогда все…
Опять же изгнание в данном варианте будет несколько спорным с так сказать юридической точки зрения. Изгнать из рода могут только родовые жрецы и вожди.
Так в чемпроблема. Полянский вождь Велеса из числа родовых, вот только старшие жрецы под давлением вождей могут и отменить в итоге решение, а значит Щек легко оспорит это решение и… с большой долей вероятности отделается испугом.
Да даже если подтвердят старшие жрецы решение, то изгнание это еще не конец. Есть возможности вернуться в род. Ну а не сможет, так живой же, к тем же ромеям на службу уйдет, будет пить, жрать, с девками кувыркаться…
Мугель не дурак и прекрасно этот момент просечет и может решить, что его, мягко говоря, обманули и возжелает отомстить.
Рус кивнул своему походному жрецу, дескать твой выход. Зажигай. А то слишком уж сильно вмешиваться в решение жрецов не стоило. Благо он с ним поговорил с использованием методик гипноза вкладывая нужные идеи. Впрочем, стараться сильно не пришлось, жрец Сварога мыслил в том же направлении, единственное, что его пришлось ориентировать именно на самый жесткий вариант наказания, а то тоже хотел ограничиться лишь изгнанием Щека.
— Ты действительно считаешь, что столь серьезное преступление можно искупить лишь изгнанием?
— Да. Мы принесем богам обильны дары и жертвы.
— Желаешь откупиться от богов чужой кровью и побрякушками? Уверен ли ты, что они удовлетворятся такой малостью? А вы как считаете? — обратилась «торпеда» Руса к остальным жрецам. — Удовлетворятся боги такой подачкой?
Младшие жрецы чувствуя себя не в своей тарелке неуверенно загудели.
— Не окажутся ли они оскорблены таким отношением к себе еще больше и не
