Фантомас – секретный агент - Пьер Сувестр

Собеседник Фандора явно подчеркнул слово «полезны». Он запустил мотор и прыгнул в машину, сказав:

— Еще раз спасибо, капрал, за вашу помощь. Я не предлагаю довезти вас до Вердена, так как в моей машине только два места, но повторяю вам… до вечера!

Фандор повторил:

— До вечера!

«Никакого сомнения! Это шпион. Но я в жизни не видел этого человека, это совершенно новое лицо, я нисколько не продвинулся в своем деле. И что ждет меня сегодня вечером на этом проклятом свидании?»

Ровно в семь часов Фандор появился в типографии Норе, адрес которой нашел в городском справочнике. Он позвонил. Человек, открывший ему, спросил:

— О ком доложить господам?

— Скажите, что это капрал Винсон.

Несколько минут ожидания показались вечностью, и Фандор чувствовал, как сильно бьется сердце в груди. В конце концов, не следовало ли опасаться западни? Знал ли он точно, что произойдет?

Вскоре в комнату вошел высокий, стройный молодой человек с рыжей бородой.

— Здравствуйте, капрал! Наши общие друзья предупредили меня о вашем визите. Они еще не прибыли, но я думаю, нам не нужно ждать для знакомства формальных представлений? Как вы полагаете?

Фандор согласился, подумав: «А он симпатичный, этот шпион».

— Вы очень любезны, мсье.

— Ну, вот еще! Я тоже очень рад познакомиться с вами. Послушайте, в ожидании наших друзей не хотите ли посетить мастерские? Это интересно и полезно. В Париже всегда смеются над провинциальной промышленностью и имеют привычку считать, что в департаментах не могут хорошо работать — ни в торговле, ни в искусстве. Это ошибочно! Взгляните на наши машины!

Типограф долго водил журналиста по обширным мастерским.

— Вот ротационная машина, на которой печатается «Маяк Вердена», — объяснял он. — Это последняя модель. Вы знаете, как работают эти машины?

Фандору хотелось смеяться. «Как бы он удивился, если бы узнал, что мне каждый вечер случается проходить через машинный зал «Капиталь»!»

Норе повел журналиста в другой угол типографии.

— Вы знаете, что такое линотипы?

Фандору снова пришлось восхищаться, хотя на самом деле он как профессионал совсем не одобрял машины старых моделей, которые показывал ему хозяин. Наконец, типограф повел его в какую-то укромную комнату, похожую на чулан.

— Вот, — сказал он, — вот пресс, который, я уверен, вам понравится.

И когда Фандор, на этот раз весьма заинтригованный, стал рассматривать серую массу, под которой он угадывал что-то металлическое, типограф спросил, открывая машину:

— Вы знаете, что это такое, капрал?

— Нет.

— Машина для изготовления банковских билетов.

— Как? — У Фандора вырвалось изумленное восклицание. «Вот как? Значит, кроме шпионажа, эти люди еще и фальшивомонетчики?» — Это правда? Вы делаете банковские билеты?

— Ну, конечно, в шутку, для смеха… но они могут быть полезны.

И снова интонация типографа подчеркнула значение этого слова. Фальшивые деньги, которые могут быть полезны?

— Любопытно было бы посмотреть, как фабрикуются эти шуточные билеты.

— Но я именно это и хотел вам предложить.

Молодой типограф повернул рукоятку машины, завертелись шестерни, валы медленно заскользили один над другим.

— Попробуйте сами, капрал, возьмите в руки, вы увидите… Держите!

И Фандор с изумлением получил прекрасный банковский билет в пятьдесят франков, совсем новенький.

— Что скажете? — спросил типограф. — Хорошая имитация?

— Конечно, — отвечал журналист, который не мог оправиться от потрясения, рассматривая банковский билет.

— А вот и другие, держите! Возьмите!

Еще девять билетов упали в руки Фандора. Но у журналиста был острый взгляд. И потом, он ведь не впервые был в типографии. Он прекрасно знал все виды типографских машин. Теперь ему было все ясно.

«Черт возьми, это детский трюк! У меня в руках настоящие билеты, эта машина вообще ничего не печатает. Мой новый друг с ее помощью заплатил мне за будущие предательства — пятьсот франков — и для этого он сунул банковские билеты под валы. Одним словом, это способ мне заплатить, не компрометируя себя».

— А теперь, капрал, — предложил Норе, — мне кажется, что мы могли бы распить бутылку в честь нашего нового знакомства!

У журналиста вовсе не было охоты пить. Ему пришлось, однако, с фальшивой радостью принять предложение.

Наконец он встал, прося извинения:

— Мне нужно вас покинуть, мсье… Конечно, время моей увольнительной еще не истекло, но у меня есть дела.

Фандор спешил остаться один, поразмыслить, сопоставить свои наблюдения.

Типограф не удерживал его и, казалось, одобрял поведение молодого солдата.

— Вы еще придете, не правда ли? — спросил он. — Мы всегда в вашем распоряжении, мой брат и мои друзья — они будут жалеть, что приехали после вашего ухода. Имейте в виду, кстати, мы знакомы с некоторыми офицерами, и, если вам иной раз потребуется увольнение, вам надо только сказать нам об этом.

Оказавшись на улице, Фандор поспешил к центру города. Как и утром, он петлял, возвращался на то же место, делал круги. «Я дурак, — заявил он себе наконец, — зачем такие предосторожности? Ясно, что никто за мной не следит». И, ожидая часа возвращения в казарму, Фандор устроился в маленьком кафе, где долго и глубоко все обдумал.

Глава 16

НА БАЛУ В ЕЛИСЕЙСКОМ ДВОРЦЕ

Праздник был в разгаре. В ярко освещенных залах Елисейского дворца теснилась элегантная толпа. Здесь были известные парламентарии, представители высших коммерческих кругов Парижа, но и немало неизвестных, каким-то образом получивших пригласительные билеты на этот официальный прием.

Прошло пятнадцать дней с тех пор, как принц Ио представил свои верительные грамоты и был окончательно аккредитован в качестве посла микадо в Париже. Вот в его-то честь президент республики устроил в этот вечер прием. Благородный японец с усталыми чертами и тонкой улыбкой в углах рта, в национальном костюме, украшенном вышивками, стоял в центре последнего зала.

Старый дипломат с некоторым презрением рассматривал смешанную публику, которая, собравшись в залах Елисейского дворца, позволяла составить довольно дурное представление об аристократии Третьей республики. По-видимому, принц Ио с грустью вспоминал о праздниках, при дворе своего августейшего повелителя — праздниках, конечно, более изысканных, более тонких, более духовных, где встречалось только прекрасное, где малейшие события рассматривались с деликатностью, где все свидетельствовало об ультра-рафинированной цивилизации, восхитительной цивилизации старой Японии, по сравнению с которой наша парижская цивилизация было просто деревенским варварством. Несколько в стороне от залов, где толпились приглашенные президентом, пришедшие большей частью полюбопытствовать и повосхищаться дворцом, в салоне, вход в который охраняли два привратника — в дипломатическом салоне — находились важные лица, со скучающим видом обсуждавшие государственные дела. Те, кто проходили мимо этого салона, указывали на них пальцами и смотрели с любопытством. Эти лица были в каком-то смысле гвоздем празднества.

— Смотрите, это министры!

Президент республики, стоя у камина, разговаривал с одним из них. У него тоже был скучающий, пресыщенный вид, вид человека, вынужденного уважать глупые формальности неизбежного протокола.

Еще дальше, за рядами пальм, без малейшего вкуса расположенных в одну линию, приглашенные проходили в оранжерею Елисейского дворца. Туда охотнее всего удалялись те редкие женщины, которые оживляли своими вечерними туалетами слишком большое скопление черных одежд, официально принятых для президентских празднеств.

Повсюду, однако, виднелись яркие мундиры сухопутных и морских офицеров, служащих при кабинете, при посольствах, в военных органах президента республики, и во всех залах, несмотря на чарующую музыку оркестра, на всех лицах была гримаса скуки.

Те, кто пришли на прием президента просто из любопытства, постепенно начали уходить; теперь остались только лица, обязанные по своей должности, из вечного уважения к протоколу, оставаться на этом официальном празднике, где общий порядок, казалось, никого не забавлял. В салоне, где находился принц Ио, пренебрегавший протоколом и не находивший нужным разговаривать даже с министрами, два человека беседовали, тем не менее, очень оживленно.

— Вот что, лейтенант, — говорил первый из них, полковник Офферман, — у меня так мало времени было сегодня в министерстве, что я не смог с вами повидаться. Но, видит бог, я не забываю о порученных вам делах, они меня очень заботят.

Лейтенант де Луберсак наклонил голову в знак согласия.

— Понимаю, полковник, этими делами нельзя пренебрегать.