Я жил в суровый век - Григ Нурдаль

— Кто был вашим непосредственным начальником?

— А это вас касается?

— Будьте вежливы, прошу вас. Где вы сражались?

— Во Франции.

— В каких операциях вы принимали участие?

— А вы? Что вы делали?

— Я был с генералом де Голлем, и я вам не позволю…

— Я тоже вам не позволю, — говорит Рэймон, повывшая голос. — Я сражался, чтобы быть свободным человеком.

Он побледнел.

— Ладно, ладно, оставьте, — успокаивает сидящий рядом с офицером человек в штатском. — Следующий…

— Недурной у тебя вид, — смеётся Рэймон над своим другом Робером, который примеряет в раздаточной пиджак. — На тебе он сидит, как на корове седло.

Робер плавает в огромном клетчатом пиджаке, доходящем ему до коленей.

— Говорят, лучше не подберёшь. Остальное всё слишком коротко.

— У вас нет ничего другого? — спрашивает Рэймон.

— Нет, все одинаковы. Прислали из Америки.

— Да в этом же нельзя ходить.

— Мы не виноваты.

— Не сомневаюсь.

— Из того, что предназначалось для вернувшихся из концлагерей, вы могли быть полностью обеспечены. А взамен министерство присылает нам никуда не годное барахло.

— Да, я вижу.

— И даже этого не хватит на всех.

— Ничего. Не огорчайся. Мы видали виды.

— Приходи через несколько дней на базу, на улицу Артуа. Может, там что-нибудь найдём тебе.

— Что нам ещё полагается?

— Нижнее бельё вы получили?

— Да.

— Зубную щётку? Мыло?

— Нет ещё.

— Подожди, я позову товарища. Он вас проводит. Вам, наверно, осточертело всё.

— Спасибо, товарищ.

— Ничего не поделаешь, возьму этот, — говорит Робер, остановившись на пепельно-сером костюма. Брюки, правда, доходят ему до щиколоток. Но пиджак годится.

— Да, сидит на тебе как влитой, — насмешливо улыбается Рэймон.

— Скажи-ка, — спрашивает Рэймона в коридоре один из бывших заключённых, — тебя уже опрашивали?

— Да.

— Что там за субъекты сидят? Один из них вписал мне в карточку: «Явиться в свой полицейский участок для удостоверения личности».

— Мне тоже.

— Я согласен, что бдительность нужна, но всё-таки это уже слишком. Чем они занимаются, эти типы?

— Не знаю, но вроде бы догадываюсь.

— Я вам не советую здесь болтать, — говорит женщина, услышавшая их разговор.

— Правильно, — говорит Робер, — выйдем отсюда. На бульваре Распай обоих друзей окружает толпа.

Их снова засыпают вопросами.

— Вы не знаете Андрэ Форга?

— Он откуда?

— Из Банье.

— Чем занимался?

— Металлург.

— Он жив, он едет следующим поездом.

— Спасибо, спасибо.

— Мне сказали, что Рэймон Фуко приехал с вами, — говорит кто-то в толпе. — Где он?

Рэймон резко поворачивается.

— Да пропустите же меня, — кричит молодая женщина, она готова разрыдаться.

— Марсель!

Марсель, плача и смеясь, покрывает поцелуями лицо мужа.

— Как же ты прошёл? Я тебя не видела.

— Мы переменились. Ты меня не узнала.

— Да нет же, нет. Ты такой же! Ты, наконец-то это ты!

— А как наш сын? Как мама?

— Роже вырос. Ты его не узнаешь. Мама хорошо себя чувствует, папа тоже.

— А сестра?

— Тоже. Все тебя ждут.

— А брат?

— Он ещё не вернулся. Скажи, у тебя есть сведения о Мишеле, который был с тобой в Ромэнвиле?

— Он не вернётся. Марсель потрясена.

— Вчера я виделась с его женой. Она его ждёт со дня на день. Как ей сказать?

— Я сам съезжу к ней.

Глядя на них, женщины плачут.

— Наконец-то ты здесь, со мной, — повторяет Марсель. Она не верит своему счастью.

— Подожди немножко. Я должен вернуться в гостиницу. Ещё не всё закончено.

— Да успеешь. Пойдёшь потом.

— В сущности, ты права. Зачем же мы стоим здесь?

— Идём, ты, наверно, голоден? Устал? Дай твои пожитки.

— Всё-таки надо проститься с товарищами. Подожди меня.

Рэймон подходит к товарищам, одним пожимает руки, других обнимает. Вот и Робер.

— Ты куда?

— Куда все.

— А потом?

— Позвоню жене и скажу, чтобы она ехала сюда. Наверно, она не получила моей телеграммы.

— Идём со мной.

— Куда?

— Да домой.

— Не могла ты выбрать получше, — говорит Рэймон, — Как раз напротив тюрьмы. — Марсель и он сидят на террасе маленького кафе около «Лютеции», на углу улицы Шерш Миди. Робер ушёл звонить.

— Прости меня, — говорит Рэймон жене, — я пойду узнаю.

Робер кричит в телефон:

— Да… Это я… Что?.. А, очень хорошо… Когда?.. Сегодня вечером?.. Я тебя встречу на Лионском вокзале… Да…

Повесив телефонную трубку, он поворачивается к Рэймону:

— Я боялся, что её нет. Немцы могли и её увезти.

— Я тоже беспокоился.

Посетители в кафе смотрят на них с сочувствием.

— Вас боши так отделали? — спрашивает кто-то.

— Что? Ах да, волосы! — говорит Рэймон и проводит ладонью по бритому черепу. — Ничего. Если бы только это.

— Они вас гоняли на тяжёлую работу?

— Случалось.

— Что вы будете пить? — спрашивает Марсель.

— Что хочешь.

— Гарсон! Три стакана фруктового сока.

— А знаешь, — говорит Робер, садясь, — моя жена — муниципальный советник.

— Вас это удивляет? — спрашивает Марсель.

— И да и нет.

— Может, вы думаете, что в ваше отсутствие женщины ничего не делали?

— Многое нам всё-таки странно. Первый французский офицер, которого я увидел, была женщина. Первый народный избранник, с которым я разговаривал, — моя жена. Ну-ка, объясни мне это.

— Потом. Сперва вам обоим надо отдохнуть.

— Мне хочется вишен, — говорит Рэймон.

— Получишь и вишни.

Официант приносит стаканы с соком.

— Сколько с нас? — спрашивает Робер. — Мы только что получили по тысяче франков.

Но Марсель, опередив его жест, вынимает из сумки бумажку.

— Не надо, мадам, — говорит официант. — Один из посетителей уже заплатил.

Мимо кафе проходят их спутники, кто-то кричит:

— Надо будет встретиться!

— Конечно, встретимся, — отвечает Робер, — Все встретимся!

XX

— Как быстро идёт время!

— Вот уже два года, как мы вернулись.

— Больше — сейчас ноябрь.

Будучи проездом в Париже, Робер с женой пришли в гости к Рэймону. Они застали его вечером, после работы, в его квартирке в Исси-ле-Мулино.

— Вы обязательно пообедаете у нас! — воскликнула Марсель.

Обе женщины пошли за провизией. Рэймон догнал Марсель на лестнице:

— Куда ты поставила бутылку с аперитивом?

— Не знаю, осталось ли там что-нибудь. Посмотри в буфете.

— Ну, пока они вернутся, мы допьём, — говорит Рэймон, ставя на стол почти пустую бутылку вермута. — Извини, что мало…

В соседней комнате заплакал ребёнок. Рэймон возвращается с очаровательной девочкой на руках.

— Ши-ши-ши!

— Ваша?

— Да, ей год и два месяца.

— Как вы её назвали?

— Роз-Мари. В память нашей подруги из группы Вальми; она не вернулась.

— Забавная девочка! А как твой парень?

— Шустрый малый. Ему тринадцатый год. Ты его увидишь. Он играет с ребятами на улице.

— Дети! Какая это радость! Когда есть дети, ты им передаёшь эстафету.

— А чего вы с женой ждёте?

— Мадлэн не может иметь детей.

Робер пытается посадить Роз-Мари к себе на колени, но она начинает плакать, и отцу приходится взять её обратно.

— Пошли дяде воздушный поцелуй! Девочка мило исполняет просьбу.

— Мы сейчас усыновили ребёнка, — продолжает Робер. — Когда я вернулся, мы обратились в Объединение бывших заключённых в концлагерях. Нам предложили трёх сирот, трёх братьев, но их надо было взять всех вместе. Нам это было не по карману. Теперь мы жалеем, что не пошли на такую жертву.

— Сколько ты зарабатываешь?

— Десять тысяч в месяц.

— Жена работает?

— Да, к счастью. Вдвоём, учитывая стоимость жизни, мы зарабатываем в два раза меньше, чем я до войны.

— Ты тоже ещё не получил денег, которые нам полагаются?

— Нет. Если б я согласился примкнуть к Сражающейся Франции, всё было бы в порядке, но ФТП получают последними.

— А со мной они ещё лучше поступили. Меня вызвали в полицию и потребовали, чтобы я объяснился.

— По какому поводу?

— По поводу убийства предателя в 1942 году. И я был на волосок от того, чтобы снова попасть в тюрьму. Да и сейчас нет гарантии, что они меня не упрячут.

Рэймон разливает содержимое бутылки по стаканам.

— Да ты же написала, — говорит он дочке, целуя её. Он вытирает брюки платком.

— Сегодня пять лет, — вспоминает Робер, — как нас перевезли из префектуры во Фрэн.