Десант на Эльтиген - Василий Гладков

- Что такое, Иван?

- У него талисман есть. Мать заговор против пули знала. Поэтому он пули не боится, а против снаряда талисман не годится. Мать не заговорила. Старый человек, откуда ей знать про снаряд?

Все весело смеялись. Я стал прощаться, сказав, что приятно видеть такой дружный боевой коллектив.

- Уверен, что завтра все атаки противника отобьете под командованием своего взводного - младшего лейтенанта Попова.

Попов вспыхнул.

- Не смущайтесь, товарищ Попов! Как приду на КП, дам радиограмму командующему фронтом генералу Петрову с просьбой присвоить вам офицерское звание. Уверен, что он не откажет.

Негромко, но дружно, от всего сердца, ребята захлопали в ладоши. Аплодисменты резко оборвались.

- Немцы лезут! - крикнул наблюдатель.

- К бою! - скомандовал Попов.

Я тоже взял автомат и рядом с командиром взвода встал в ячейку окопа. Когда разобрались, оказалось, что немцы оттаскивали трупы своих солдат.

- Разрешите открыть огонь? - спросил Попов.

- Не надо. Мы с мертвыми не воюем. Пусть убирают. Кроме того, трупы будут мешать взводу вести огонь. Да и вони меньше будет.

Блиндаж командного пункта полка тускло освещала свеча: она догорала, оставался совсем маленький кусочек, почти один фитилек среди оплывшего стеарина. Фитилек чихал и снова принимался светить. Видно, последняя свечка. Придется обзаводиться коптилкой. Мы втроем работали над картой обороны полка: я, полковник Ивакин и майор Зайцев. Оба они были опытные штабные офицеры. Два дня назад я послал их в этот полк и теперь видел, что они вполне освоились со своей частью, слились с полком душой.

Очутись в таком положении другой, он чувствовал бы себя временно исполняющим обязанности. Он бы работал умело, скрупулезно, не жалея сил, но под ним был бы чемодан. Полковник Ивакин не умел нигде жить на чемоданах. Он сразу становился своим. В кадрах Ивакин служил давно. В тридцать седьмом году у него произошли неприятности, однако они не ожесточили его характер. Работал он с упоением, с жадностью и быстро рос на войне.

Я рассказал Ивакину про Попова и просил, как только будет приказ, провести соответствующую работу во всех подразделениях. Это же событие для полка: на "Огненной земле" родился, вырос новый способный офицер. Пришлось поругать командира полка за траншеи. Мелковаты траншеи в полку! Жалко, обстановка не подходящая для экскурсий, а то нужно было бы привести всех комвзводов во вторую роту, к Попову, и продемонстрировать: вот как зарывается в землю опытный взвод. И солдат будет спасен, и врагов много побьет из таких окопов.

Удалось порадовать Ивакина с Зайцевым: у меня были данные, что к утру должен подойти на плацдарм один полк 117-й дивизии.

- Полагаю, что его можно поставить во второй эшелон, в затылок вашему полку. Тогда вы сможете уплотнить своим резервом боевые порядки первого эшелона.

Ивакин воскликнул:

- Это будет прекрасно!..

Затем он доложил, что днем с юга наступали на Эльтиген два полка противника: на позиции Клинковского - 282-й немецкий полк, а вдоль берега 183-й.

- Нами взято пять тяжело раненных пленных. Они показали, что имеют большие потери от нашего огня.

- Где пленные?

- Отправили в санроту. Вряд ли выживут. Трое были без сознания, а двоих кое-как допросили.

В полку Ивакина потери были тоже значительные, хотя и меньше, чем на центральном участке плацдарма. В течение дня выбыло убитыми до 80 человек и до 100 ранеными. Как герой погиб командир роты лейтенант Очаков. По карте Ивакин подвинул ко мне пачку документов.

Очаков?.. Да, юный офицер, горячо выступавший однажды на комсомольском активе!.. Среди документов - два письма.

Одно из Таганрога: "Дорогой мой сыночек Петя! Немцы на третий день забрали папу, и я не знаю, что они сделали с ним. Катю перед отступлением угнали в Германию. Сейчас наш город освобожден от врага. Но я осталась одна. Дорогой мой, бей фашистов за отца и за сестренку..."

Другое письмо было только начато: "Дорогая мамочка! Получил от тебя письмо. Я не мог удержаться от слез, я буду беспощадно мстить врагу..." Больше на листочке ничего не было написано. Под листочком лежал комсомольский билет с пятнами крови.

Очаков погиб во время четвертой атаки фашистов вдоль берега. После отражения трех атак из шести отделений бронебойщиков в роте осталось два. Лейтенант подтянул их ближе к НП. Тут немцы пошли в четвертый раз. Очаков руководил боем и сам стрелял из бронебойки. Он подбил головной танк, был ранен в голову и в руку. Три танка подбили бойцы. Потом люди взялись за гранаты. Очаков тоже вместе с ними бросал гранаты и вел огонь из автомата, отсекая вражескую пехоту от танков.

Пришел Модин, измученный и сердитый.

- Большие потери, товарищ командир дивизии,- говорил он. - Шесть человек убито и десять ранено. И как назло - лучшие саперы.

Чтобы отвлечь инженера от тяжелых мыслей, я спросил, сколько вражеских танков подорвалось сегодня на минах.

- Пять, - ответил Модин.

- Вот немцы ругаются, что на своих минах подрываются! - сказал Ивакин и удивленно добавил: - Смотри, не заметил, как стихами заговорил.

Модин не откликнулся на шутку. Он был злой:

- Больше бы подорвалось. Но они у Блбуляна на правом фланге полностью разбомбили наш минный участок. Там у них из десяти танков только один подорвался. Работаешь, работаешь... эх, такая тоска берет! Прекрасное было минное поле.

Я сказал нашему инженеру, что мы тут сообща сделали вывод: завтра противник нанесет основной удар вдоль берега. Второй удар ждем в стык 37-го и 39-го полков или же по левому флангу последнего. Необходимо прикрыть минами оба направления.

- Нам удалось снять в течение дня с берега пятьсот мин. Вот все, чем располагаем. Эти мины, конечно, поставим. Кроме того, пожалуй, на левом фланге полка заложим несколько фугасов.

- Пусть будет так. Теперь личный вопрос, Борис Федорович. Вы не извольте ходить в контратаки. Держите себя в руках. Когда будет нужно, я сам вам дам в руки гранату. А сейчас вы нужны дивизии в качестве инженера. Ясно?

Ивакин рассмеялся. Он был дружен с Модиным и любил его, как любили его мы все. Полковник совсем охрип, от этого смех был похож на кашель.

- Ну, Борис Федорович, попарились в баньке? Когда Ивакин встал и вышел из-за стола, я увидел, что шинель на нем без правой полы.

- Это что такое, Василий Николаевич?

- Да вот, так случилось... Стоял я в окопе, наблюдал, как подходили танки к позициям Клинковского, и не заметил, что пикировал фашистский самолет. Рядом упала бомба, и меня взрывной волной, как мячик, выбросило из окопа. Поднялся, а полы у шинели нет... Ну, погоди, стервятник, придет время - представлю тебе счет за шинель!