Пепел острога - Сергей Самаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ансгар потряс головой, чтобы привести ее в порядок. Голова слегка болела, но не это Ансгара беспокоило. Столько неприятных новостей обрушилось на него сразу, что он от этого впал в бо́льшую растерянность, чем от своего утопления, которое какой-то мукой и болью для него не вспоминалось. А недавние сны о Вальгалле казались такими безмятежными в сравнении с болезненной действительностью, в которую он вернулся, что жизнь радости не доставляла.
– Бедный дядя… – только и сказал юноша. – Но он пал достойной смертью, и никто не посмеет порицать его. Костер в Вальгалле уже принял его… И все остальные пали достойной смертью, с оружием в руках. Среди нас не было трусов…
– Им от этого не легче, – философски изрек маленький Хлюп. – Ловать тела унесла далеко. И не останется после них даже жальников[59]. И еще обидно, что победить не смогли, и еще, что отправление Хаствита домой откладывается. Да и ты, конунг, кажется, слегка спешил, а эти свеи тебе помешали, как они всегда и всем мешают. И что только лезут не в свои дела…
С этим было трудно не согласиться, потому что напыщенные шведы, страдающие манией величия, постоянно лезли и в норвежские дела, чем самих норвежцев давно уже и сильно раздражали. И даже в датские пытались влезть, что в итоге вызвало датское нашествие, в результате которого датские конунги отобрали часть шведского берега себе. И в саамские, присоединив к Швеции почти всю страну Саамию[60]. Наверное, и норвежцам стоит шведам так же ответить, как ответили датчане, чтобы не повторить судьбу саамов, но чтобы такие мысли претворить в жизнь, следует сначала конунгом стать. А до этого, казалось сейчас, очень далеко. Дальше, чем когда бы то ни было. И вообще не встал еще вопрос о том, как Ансгар будет возвращаться домой. И потому резонансом прозвучало обращение к нему причального.
– Я стал бы конунгом только в том случае, если бы прибыл вовремя на выборы… А теперь… Теперь я просто сирота, которого даже поддержать из близких некому…
Хаствит замычал что-то, показывая на меч.
– Наш гном говорит, что символ власти у тебя на боку висит, значит, ты уже стал конунгом и обязан так называться, чтобы имя отца с честью нести через много лет и дальше. Как раньше был меч Ренгвальда, так теперь будет меч Кьотви, и потомки должны его таким помнить. Ты должен этого добиться ради славы своего отца. И сможешь возвратить себе титул, вернувшись домой. Ты обязан возвратить себе титул, чего бы это ни стоило. Ты в своем сердце – конунг…
– Откуда тебе знать, что говорит дварф… – с горечью заметил Ансгар, применяя более привычный ему норвежский синоним понятия, обозначающего подземный народец, чтобы подчеркнуть связь между собой и Хаствитом. – Он сам ничего сказать не может…
– Для тебя это, может быть, и так… Но мы оба с ним нелюди… – ответил Хлюп. – Только нелюди разные. А нелюди, какими они ни будь, часто умеют мыслями общаться. Он думает, а я понимаю, я думаю – он понимает. И даже когда мы далеко друг от друга, тоже порой слышим. Вот он подумал, а я сказал тебе. Главное, чтобы было дело, которое двоих касается, и были мысли об этом деле. Тогда все мысли читаются.
Ансгар посмотрел на дварфа. Тот согласно кивнул, подтверждая сказанное. Значит, нелюди и вправду мыслью общаются. И в этом их большая сила, недоступная людям. Ансгару и раньше доводились что-то слышать о таком способе общения, но он принимал это за сказки досужих людей.
– А что еще говорит дварф? – спросил юноша, чтобы только не углубляться в свои нелегкие думы и не заставлять себя страдать, пусть даже мысленно.
Хлюп посмотрел на кузнеца долгим взглядом. Тот ответил ему таким же взглядом. И со стороны казалось, что они взаправду беседуют.
– Хаствит говорит, что мы победили бы, если бы не колдун…
– Какой колдун? – не понял Ансгар, но сразу насторожился.
– А ты что, Разящий, разве не видел? – удивился нелюдь, снимая рыбину с костра и выкладывая на чистую мокрую тряпку, расстеленную на камне. – Я думал, ты к нему прорубаешься… Колдун грязный на корме стоял и руками размахивал. Он издали свои удары посылал и наших бойцов с ног сбивал, и спрыгнуть на их драккар вовремя не давал. Даже меня с ног сбил… И тебя тоже сбить пытался… Меч выбить хотел, но все его удары о твой меч разбивались… Я думал, ты убьешь его… Прорубишься сквозь свеев и убьешь. А ты не успел…
– Я не видел колдуна, – признался Ансгар. – Я только перед собой смотрел… И дрался… Там было, с кем драться…
Дварф опять что-то замычал. Нелюдь коротко на него глянул и перевел:
– Ты не дрался, ты разил. И потому стал Разящим… Они за тобой не успевали. Меч Кьотви молнией летал, а ты только правил этой молнией. И все удары колдуна мечом отбивал. Или сам меч отбивал, но он у тебя в руке был, и вместе вы все сделали бы, если бы не колдун…
– А что колдун сделал? – так и не понял Разящий.
– Он несколько раз с ударами промахивался и в нос нашего драккара попадал. Раскачивал… Потому обе лодки и развалились. И все утонули.
– А колдун?
– Надеюсь, и он утонул… – заметил Хлюп. – Уплыло всего несколько человек. Я не видел, кто. Но колдуны всегда плохо плавают. Они воды боятся и потому не моются… Хотя без доспеха ему легче было… Не знаю…
Дварф опять что-то промычал, и нелюдь перевел:
– Хаствит вот со мной не соглашается. Он говорит, что колдуны разные бывают, некоторые даже под водой, как рыбы, путешествуют и воздуха не просят. Не знаю, я много их не видел. Но чтобы под водой… Мне под водой такой не встречался, хотя я сам, как рыба… А этот вообще… Очень уж грязный был, и лицом черный какой-то, как ворон…
– Ярл Гунналуг? Темнолицый колдун из Дома Синего Ворона? – громко и требовательно спросил Ансгар, с угрозой выпрямляясь.
Казалось, он готов сейчас схватиться за меч и ударить им кого-то, кто рискнет вызвать его немилость. Одно имя колдуна вернуло юноше прежние силы и готово было послать в новую смертельную схватку.
– Не знаю. Я и Дома такого не знаю…
– Гунналуг, ярл и колдун из Дома Синего Ворона, сломал меч моего отца… Взглядом сломал. И не в бою, а когда меч висел на стене, слабый без отцовской руки… Приезжал к нам со своими хозяевами, со старшими ярлами, и все время на меч смотрел. А меч в ножнах был, на стене висел за спиной отца. Потом увидели, что меч сломан… Может, это он был? Хаствит?..
Но дварф тоже ничего не подсказал в ответ на такой вопрос и только широкими плечами пошевелил в недоумении. Он колдуна Гунналуга из Дома Синего Ворона раньше не видел, хотя слышал про такого очень давно, но вообще в бою другим увлечен был…
А юноша вдруг голову опустил. Он слышал, что Гунналуг самый сильный колдун в их краях, и справиться с ним простому смертному попросту невозможно. Однако этот колдун ничего сделать не мог против самого Ансгара. Должно быть, это был другой колдун, послабее…
А Хлюп, прерывая раздумья юного конунга, вдруг быстро поднялся на ноги и настороженно посмотрел в сторону леса.
– Ай-яй-яй… Там, кажется, нелады какие-то у Титмара… Надо выручать его… Что слышишь, Хаствит? Никак, беда?..
Хаствит тоже поднялся, волосы со лба убрал, словно он не ушами, а лбом слушал, и к лесным, неуловимым для человека звукам лицом повернулся. Нелюди переглянулись, понимая в окружающем гораздо больше Ансгара.
– Тогда пойдемте выручать… – сказал конунг решительно, поднял меч, подержал за рукоятку и пристегнул ножны к поясу. – И горе тому, кто поднимет на Титмара руку…
Он боялся потерять последнего оставшегося в живых человека из команды ярла Фраварада, последнего человека, связывающего его с родными краями, способного понять норвежскую речь и ответить тоже на своем языке, и потому готов был вступить в новую схватку с кем угодно. Конечно, кормчий – не ярл и не мог заменить юноше дядю, но он и не простой гребец с драккара, и занимает положение среднее между гребцами и ярлами. Но не это было главное. Главное было в том, что оба они из одной земли.
– Надо бы идти… Но… Там не люди…
– А откуда ты знаешь?
– Чувствую… Там другая нелюдь шевелится… Много нелюди… Мелкой… Мысли злые шлет… И собака лает…
Хаствит замычал, и теперь даже Ансгар понял, что дварф торопит.
– Идем… – решительно сказал конунг.
Хлюп в сомнении покачал головой, тем не менее, двинулся вперед, хотя и не смело.
– Что ж там?
– Кажется, нечисть болотная бесится… Очень ей Титмар не понравился…
Дварф опять что-то промычал.
– А… Конечно… – согласился Хлюп. – Титмар шишиморе[61] чуть нос не отдавил, когда она в болоте спала… Вот, кажется, оттого и злится… Боюсь, со Скользкой мы не договоримся… С этой драться придется… Они народ злющий. С домашними кикиморами еще можно поладить, когда они в духе, и дух у них в брюхе, а болотная шишига злая, как гадюка… А с ней там всегда еще всякие вражонки[62]… Они сами ничего толкового не могут, только пугают и потому ее всегда на злобу подбивают…
