Песни китов - Владимир Шпаков

Он затормозил возле небольшой поляны. Когда звук мотора заглох, в уши ударила тишина.

– Куда мы приехали? – прозвучал вопрос.

– На кудыкину гору… – пробормотал Севка. Сняв шлем, он огляделся: – Похоже, заблудились.

– Вот как? Тогда надо выбираться!

– Да ладно, передохни…

Когда Лариса соскользнула с сиденья, он откинул подножку, не без сожаления оставив стального друга. Кто он без него? Тихоход, который отсюда будет полдня до города тащиться…

Лариса тем временем спокойно шла по поляне, поросшей травой и цветами. Наблюдая за ней, Севка перевел взгляд на «Яву», и вдруг мысль: вскочить в седло – и по газам! Как она выберется из леса? Как-нибудь, не маленькая, зато поймет, как с другими крутить!

Тут же устыдившись, Севка сглотнул комок. Нет, не для того заехал в лесную глушь, чтобы позорно сбежать! Он двинулся по полянке вслед за Ларисой, ощупывая в кармане кожанки бумажный пакетик с резиновым кругляком внутри. Необходимая вещь, как утверждали опытные товарищи, без нее баба может залететь, чего нормальному мужику на фиг не надо. И пусть слова «баба» и «мужик» абсолютно не подходили к ситуации, пакетик грел ладонь, будучи чем-то предметным, частью отработанного процесса, каковой должен пройти по инструкции. Слово «инструкция» тоже не подходило, зато было понятно, поэтому Севка надорвал по ходу пакетик (необходимую вещь нужно натягивать в одну секунду, говорили опытные!).

Остановившись за два шага до Ларисы, он зачем-то сунул руку в другой карман, нащупав прямоугольный предмет с округлыми ручками. Это был портативный приемник, сделанный год назад; его Севка и достал.

– Вот что у меня есть… – проговорил, сглотнув комок. – Если хочешь, включу.

– Включи, – пожала она плечами, и Севка щелкнул тумблером.

Раздался эфирный шум, и тут же голос диктора с новостями. В лесу все это звучало дико, чужеродно, разрушая звенящую тишину, но почему-то успокаивало.

Они двинулись ближе к деревьям. Лариса глядела под ноги, Севка же искоса поглядывал на округлости под полосатым свитером, каковые (согласно инструкции) требовалось теребить, мять и лишь затем приступить к главному. Но для этого нужно, во-первых, стащить свитерок, во-вторых, расцепить застежку на лифчике. Есть ли у нее лифчик? Наверняка; а застежки, по словам опытных, бывают очень заморочные. Главное же, это надо будет проделать под взглядом зеленых глаз, что смотрят на него с непонятным прищуром…

Когда приблизились к березовому пню, что торчал в центре полянки, Лариса в очередной раз посмотрела под ноги.

– Мать-и-мачеха… – пробормотала задумчиво.

– Что?! – отозвался он хрипло.

– Я говорю: интересное название у растения. – Наклонившись, она сорвала желтый цветок вместе с листьями. – Знаешь, почему его так называют?

– Понятия не имею.

– Потому что лист снизу теплый и пушистый. А сверху – жесткий и холодный. Потрогай!

Севка проделал это без всякого удовольствия. На миг показалось: она издевается, чуя нерешительность, а тогда…

Он правильно сделал, что не смотрел в глаза. Резко развернул ее спиной и, схватив за грудь, принялся тискать. Раз, другой, затем руки вниз, к пуговице, расстегнуть ее, стянуть брючки до колен и дать понять, что нужно упереть руки в пень (кстати подвернулся!). Теперь свитер вверх, шелковые трусики вниз; да и себя не забыть: ремень, джинсы, на которых всегда заедала молния, а тут расстегнулась на раз!

Запомнилась родинка на пояснице: она двигалась, как живая, пока Севка совершал ритмичные движения, и перед глазами всплывало что-то далекое, кажется, они лазили на завод, где и увидел впервые этот коричневый овал…

Все было сделано по инструкции. Или почти по инструкции: с молнией-то он справился, а вот достать резинку забыл! И приемник не выключил, поэтому в наступившей тишине слышалось лишь учащенное дыхание и голос диктора: «Вы слушаете радиостанцию «Маяк». На нашей волне прозвучит передача…»

Отвернувшись, он быстро натянул брюки и удалился к мотоциклу. Когда бросил взгляд назад, Лариса тоже была одета: сидя на пеньке, она прятала лицо в ладонях, так что волосы свешивались почти до желтых цветков мать-и-мачехи. «Вот незадача…» – подумалось. Может, она плакала, может, стыдилась того, что произошло, – в любом случае инструкций тут не было… или Севка их не знал.

Он быстрыми шагами вернулся к ней и встал как вкопанный. Слов не находилось; и тут (о, счастье!) где-то вверху застрекотал мотор. В синем проеме неба, что виднелось между кронами деревьев, показался самолет «кукурузник», от него отделилась черная точка, и тут же раскрылся белый купол. Еще точка, еще купол, что означало – праздник начался.

– На аэродроме гуляют… – пробормотал он. – Поедем туда?

Лариса долго молчала.

– Нет, поедем домой.

Двигающаяся туда-сюда родинка еще долго стояла перед глазами. Удовлетворение (достиг цели!) быстро ушло, заноза же в душе осталась, потому что понял: Ларисе не нужны были инструкции. Она давно всему обучилась, иначе бы сопротивлялась и не подавалась умело навстречу, будто опытная женщина. Перебирая в памяти подробности, Севка осознавал: управляла скорее она, ему лишь позволялось делать то-то и то-то. А дальше, понятно, ревнивое бурление в груди и нелепые поступки.

На заседании школьного комитета комсомола (пришлось-таки вступать!) он запутался в принципе демократического централизма, чем воспользовалась подлая Горюхина. Вспылив, Севка послал ее вместе со всем комитетом, так что физику Грому и трудовику Сергеичу пришлось лично ходить к директору, чтобы обеспечить юному скандалисту столь необходимую корочку. Отец по старой памяти начал было грозить ремнем, но Севка просто укатил на мотоцикле на станцию юных техников, где и заночевал в каптерке охранника. Когда же вернулся, Рогов-старший махнул рукой: живи как знаешь!

Когда в один из дней закончили сборку приемника с какой-то немыслимой чувствительностью, руководитель сказал, что такой аппарат мог бы, по идее, принимать сигналы с Марса, если бы там жили разумные существа. Но, поскольку на Марсе никого нет (как и на Луне), придется ограничиться приемом отдаленных станций планеты Земля. С этими словами он ушел, спеша по своим делам, а подопечным было разрешено остаться до позднего вечера.

Центровым был Севка, чей вклад оказался самым весомым – он и крутил ручку, выискивая в эфире то, чего никогда не ловили.

– Это обычная морзянка… – переговаривались ребята. – Это позывные кораблей… А это что?!

Из динамика донесся набор сигналов разной длительности, явно искусственных, но не совпадавших со знакомой азбукой Морзе. Рука Севки замерла на черном пластике, пальцы лишь слегка подкручивали ручку влево-вправо, обеспечивая лучший прием. Сигналы вроде несли некий смысл, только какой?

– Рог, что за фигня?!

– Подождите, подождите…

На миг показалось, что он дешифровал загадочные сигналы. Адресовались они ему, Севке Рогову, которому когда-то будет суждено оказаться на другой стороне планеты в некой долине, где будет очень кайфово. Он вслушивался в сигналы, которые складывались в его мозгу в буквы и слова, но пока не понимал: с чего он будет кайфовать на другой стороне?

– Так ты понял чего?!

– Я?! – Севка вздрогнул. – Да… То есть нет. Наверное, это военные чего-то передают. Или просто глушилка такая, чтоб вражьи голоса забивать.

Сигнал исчез так же внезапно, как и появился. Они несколько раз попытались его выловить, но из динамика раздавался лишь эфирный шум…

В том году вода в Пряже долго была холодной, и Севка, перекупавшись, заболел. Ночью в очередной смеси кошмаров и яви возник огромный, в человеческий рост, приемник. Антенна тоже была, напоминая ту, что Севка установил на балконе, только раз в десять больше. Когда Севка включил питание, панель вспыхнула разноцветными огоньками, из динамиков послышалось шипение, затем голос диктора произнес с легким акцентом:

– Вы слушаете «Голос Америки». Сегодня у нашего микрофона мистер Рогофф. Хай, Всеволод!

– Хай!

– Расскажите слушателям о ваших успехах!

– С удовольствием! Для начала скажу, что всеми своими успехами я обязан черному мухобою…

– Черному мухобою?! Ху из?!

– Это долго объяснять. Он живет на свалке. Или не живет? Это неважно, главное, он помогает таким, как я.

– Таких, мистер Рогофф, больше нет!

– Ну, может быть… Зато есть другие, которые для меня непонятны.

– О, мы знаем, кого вы имеете в виду! Они вам предлагают слушать песни китов, верно?

– Да, вы правы…

– Но это же смешно! Киты не поют песен!

– Вот и я так говорю. Но меня не хотят слушать!

Севка с удивлением внимал самому себе, вроде узнавая свой голос и одновременно чувствуя, что из приемника вещает чужой человек, каковым Севка никогда не был. Когда он переключил приемник в другой диапазон, из динамика раздался голос – робкий, дрожащий: «Сынок, ты не заболел? Севочка, слышишь меня?»