Одноклассница.ru. Любовь под прикрытием - Андрей Кивинов

Отвлечься от негативных мыслей не удавалось. Как назло, никто из гостей не буянил, не обсуждал вслух по мобильнику прозу Джеймса Джойса и не приставал к Жанне. Словно сговорились или догадывались по моему блаженному лицу, что мне надо срочно выплеснуть энергию на окружающих, дай только повод.

Домой я вернулся около полуночи. Мать еще не спала, валяла пельмени. С того дня, как я работаю у Керима, она не пилит меня по-крупному, а если и пилит, то по всякой бытовой ерунде, вроде брошенных носков или отсутствию у нее внуков.

— Слышал, ворюгу кто-то поймал, который катушки снимал.

— Какие катушки?

— В лифтах. Привязали к столбу и табличку написали — я ворую катушки… И правильно сделали. От милиции толку никакого. Каково пенсионерам на десятый этаж пешком подниматься? Теперь другим неповадно будет.

Спасибо, мама, что поддержала. А то я все мучаюсь, не напрасно ли? Интересно, на сколько эпизодов его Булгаков расколол? Поднимет теперь свою раскрываемость. И шефа ихнего не скинут. Как, однако, все связано в этом непростом мире. Жаль, что осознание данного факта не прибавляет наличности в бумажнике.

— Ма… Мне деньги нужны. Долг вернуть. У тебя ничего нет на черный день?

— Сколько?

В очередной раз за сегодняшний день вынужден назвать ненавистную мне сумму.

— Ты с ума сошел! Зачем ты столько занимал? И на что потратил?

— На монпансье с барбарисками. Какая разница, главное — потратил. И если не верну… Возможно все.

Мать вытерла вспотевший лоб, оставив на нем мучной след.

— Паша, у меня нет таких денег. Даже половины…

— Жаль… Ладно, не заморачивайся. Сам разберусь.

Я ушел в свою комнату. Спать не хотелось. Но спать надо, мозг должен отдыхать. Где там снотворное? Вот оно — Тао Юань-мин. Сделано в Китае, высший сорт. Пейзажная лирика.

Правду в сердце взращуПод соломенной кры…

Хр-р-р…

Утром Керим встретил меня на пороге заведения, прямо под рекламой «Самого лучшего охранного предприятия». Был он неподдельно встревожен и зол одновременно.

— Здравствуй, Паша. Беда пришла в наш трактир!

«Злой дракон перекрыл арык с пивом, и нет в ауле храбреца, который бы с ним справился!»

— Что такое?! Война с Канадой?

— Хуже! Телевизор вчера смотрел?

— Кулинарный поединок?

— Новости! Президент выступал!

У Керима тоже паранойя. Лично президент АОЗТ «Россия» вспомнил про его кафе, обитое финским оргалитом.

— И что? Шаверму не любит?

— Он сказал… — азербайджанец промокнул салфеткой вспотевший лоб, — он сказал, что надо дать по рукам чиновникам, обирающим мелкий и средний бизнес. Это беда, Паша! Большая беда!

— Не въехал. Какая беда? Они же действительно задолбали.

Лицо работодателя отобразило страдания всего человечества со времени его появления.

— Он для красного словца ляпнул, а нам отдуваться! Они же сегодня всем гуртом прибегут! Не отобьемся.

Я так и не понял, кто и зачем должен прибежать к Кериму, но уточнять не стал, боясь выглядеть человеком, не разбирающимся во внутренней политике родного государства.

— У тебя трудовая есть? — спросил азербайджанец, хотя наверняка знал ответ.

— Да на кой она мне?

— Плохо. Пойдем, договор хотя бы составим.

Он энцефалитным клещом вцепился в мою руку и потащил в подсобку. Видно, и правда угроза была смертельной.

— Запомни: ты у нас третий день, — инструктировал Керим на ходу, — никаких денег еще не получал. Работаешь по договору, без трудовой. Сейчас на испытательном сроке. Гражданство у тебя какое?

— Канада, блин! Заброшен в Россию на разведку.

— Паша, мне не до смеха!..

— Да наше гражданство, наше. Местные мы.

— Ай, молодца!

В подсобке он положил передо мной лист оберточной бумаги и предложил написать заявление о приеме на работу.

Мне тут же вспомнился вчерашний разговор с Тихоней.

Выходит, вместо того, чтобы свалить, я, наоборот, — пишу заявление о приеме. Да еще с испытательным сроком.

Двойной косяк.

— Это обязательно, Керим?

— Иначе тебе придется уйти.

Уходить не хотелось. Опять болтаться в поисках приключений и заработка?

Ладно, косяком больше, косяком меньше.

Напишем, чернил не жалко.

Керим свернул заявление, сунул в мужскую сумку «Prada» и велел мне идти в залу.

Зал сверкал рекламной чистотой. В углу валялись изможденные мистер Мускул, мистер Проппер и крошка Sorty. Уставший Domestos добивал последних микробов наповал. Тяжелая, видно, выдалась ночка.

Жанна в белоснежном фартуке («Лоск»!), также рекламно улыбаясь, занимала исходную позицию за прилавком. Обычно из нее улыбку клещами тащить надо, а тут сама…

Растянутый вдоль зала алый кумач со словами «МИР, ТРУД, МАЙ» поднимал аппетит и настроение.

Чувствую, Керим не шутит.

Хорошо, что я сегодня погладил брюки и почистил боты, а то выглядел бы дурак дураком среди окружающих меня красот.

Первыми примчались пожарники. Вернее, пожарные инспекторы. Двое, с папочками. Ровно в одиннадцать, едва я поменял табличку «CLOSED» на «OPEN».

Керим встретил их с огнетушителем в руках. Но это не помогло, огнетушитель оказался просроченным на два дня. Помимо этого схема эвакуации при пожаре устарела, запасной выход не имел соответствующей таблички, а унитаз — противопожарного сертификата.

Возмущенные инспектора пригрозили отправить материалы проверки в районный суд для вынесения решения по существу.

С вероятностью девять к одному можно предположить, что суд обяжет устранить выявленные недостатки в месячный или двухмесячный срок. В течение которого трактир, естественно, функционировать не будет.

Мгновенно подсчитав возможные убытки, Керим тут же сунул руку в закрома. А говорил, денег нет…

Предложенной сумме пожарники удивились. Еще бы: сам президент объявил войну чиновникам. По-президентски надо и платить. Накиньте-ка за риск…

Следом за «огнеборцами» примчалась пара из санитарно-эпидемиологической инспекции. Как ни старались мистер Проппер, мистер Мускул и крошка Sorty, спасти Керима им не удалось. Угрозу закрытия удалось устранить еще одной порцией денежной наличности и двумя обильными обедами с выпивкой.

В течение следующего часа нас посетили: представители районного комитета по архитектуре и строительству («Не мешает ли деревянная площадка проходу граждан и не портит ли внешний облик Северной столицы?»), торговая инспекция («Не нарушаете ли вы антимонопольное законодательство?»), экологическая служба («Не превышают ли выбросы кухни в атмосферу предельно допустимые нормы?») и санитарная милиция. Чем она отличается от санитарно-эпидемиологической инспекции, ее сотрудники не знали и сами, но денег запросили в два раза больше. Видимо, за звания. Все-таки офицеры, а не фраера гражданские…

Когда в зал вошла очередная пара в костюмчиках и с папками, несчастный Керим сполз вдоль стены и застонал, словно раненый. Но прежде чем потерять сознание, он успел протянуть руку и прошептать: «Спасай, Паша. Я пустой…»

Я решительно вышел из-за прилавка. Один из господ, муж лет пятидесяти с признаками похмелья на лице, тут же подошел ко мне и, не поздоровавшись, спросил:

— Кто хозяин?

— Ранен… Я вместо него. Покушать не желаете?

— Нет… Кто это поет?

Он показал на висящий над стойкой динамик магнитолы. По всей видимости, он был в паре старшим.

— Ну, вообще-то, Макsим, — слегка растерялся я, не угадывая направления его мыслей.

— А вы заключили с ним или с обществом по защите авторских прав договор об использовании фонограммы?

— Это она.

— Кто?

— Макsим.

Господа переглянулись, затем вслушались в песню.

— Какая разница? — вступил второй. — Так есть у вас договор?

— Нет, — без выкрутасов ответил я.

В этот момент певица Макsим уступила место ребятам из «Green Day».

— А с этим у вас есть договор?

Я представил, как бедный Керим приезжает в Соединенные Штаты Америки, находит солиста «Green Day» или их директора и предлагает составить договор. «Слушай, друг… Можно, твой музыка будет играть в моем кафе без названия, а? Ты не подумай, у меня хороший кафе, возле ж/д станции. Оргалитом обито финским. Шаверму готовим, хачапури, пиво „Балтика“ разливаем. Будь человеком, друг, подпиши бумажку…»

А солист ему отвечает по-английски, с арабским акцентом: «Конечно, уважаемый! Пускай играет мой музыка в твой кафе на здоровье! Давай свою бумагу!»

И Керим протягивает ему кусок оберточной бумаги, примерно такой, на котором я писал заявление о приеме на работу.

И потом они целуются, обнимаются и вместе поют «Азербайджанец с афроамериканцем братья навек».

— Нет у нас договора, не успели подписать. Они живут далеко.