Древние чары и Синдбад - Шахразада

– Моя любовь, поверь, все будет совсем иначе… Тебе понравится наша страсть!

Она молча покачала головой. О, как же она боялась… Сейчас буря, что бушевала снаружи, казалась ей легким весенним дождиком по сравнению с той бурей, что сотрясала ее душу. Она и желала его, и хотела бежать. Но он решительно заключил ее в объятия, нежно целовал и гладил ее до тех пор, пока огненная стихия снова овладела всем ее существом.

Она чувствовала себя очень необычно, как никогда прежде. Ее тело казалось ей сладким пламенем, и это пламя разгоралось под его прикосновениями. Это было приятно и в то же время мучительно. Наконец, она почувствовала, что больше не в силах выносить эту сладкую муку.

Синдбад ощутил, что ее тело расслабилось, и в то же мгновение его жезл вошел в ворота ее женственности и мягко проник в напряженное лоно. Он на миг остановился, поцеловал ее закрытые глаза и убрал с ее лба прядь волос. Она застонала, и в звуке ее голоса слышались одновременно и страсть, и испуг. Он чувствовал, как сильно стучит ее сердце под его грудью.

Девушке казалось, что он разрывает ее на части. Его мужское естество заполняло ее всю, жадно поглощало ее, и она испытывала жестокую боль. Она старалась лежать неподвижно, с плотно закрытыми глазами, чтобы он не узнал о ее боли и его удовольствие не было испорчено. Когда он на мгновение остановился и попытался успокоить ее, она почувствовала некоторое облегчение. Но затем он возобновил свои движения и быстро прорвался через ее преграду.

Она пронзительно вскрикнула от боли и попыталась увернуться от него, но он твердо держал ее и продолжал проникать в ее сопротивляющуюся сладость.

– Нет, нет! – всхлипывала она, и на глазах ее показались слезы.

Тут вдруг Амаль осознала: то, что всего лишь несколько минут назад казалось ей страшным орудием пыток, внезапно сделалось источником самого дивного наслаждения. Ей казалось, что она больше не в состоянии сопротивляться ему. Он двигался вперед и назад в ее теле, и казалось, что весь мир вокруг нее пульсировал и кружился.

Она не представляла себе, что может существовать что-нибудь настолько великолепное, как это слияние тел. Она словно бы растворилась в нем, а он – в ней.

Наслаждение все усиливалось, боль забылась, а она все падала и падала в теплую и приятную темноту. Она вцепилась в плечи юноши, потерявшись в мире своих чувств, и он был восхищен ее откликом на его страсть. Он с нежностью заключил ее в объятия, чтобы, вновь придя в себя, она почувствовала, как он любит ее. Ведь так оно и было на самом деле. Покрывая ее лицо легкими поцелуями, он ободряюще прошептал ей:

– Моя единственная, прекраснейшая, я так люблю тебя!

Синдбад повторял эти слова снова и снова, пока она, наконец, не открыла глаза и не взглянула на него.

– О мой единственный, я тоже люблю тебя! Я хочу доставить тебе удовольствие, но неужели каждый раз мне будет так же больно, как сейчас?

– Нет, больше никогда! – пообещал он.

Несколько долгих мгновений она молчала и лишь тихонько поглаживала его по спине. Он почувствовал, что от этих простых движений желание снова растет в нем, и думал, осмелится ли он еще раз овладеть ею или нет.

– Я снова хочу тебя, мой прекрасный!

– Отдохни, моя греза… И мы еще насладимся друг другом, клянусь тебе.

Но Амаль упрямо повторила:

– Я снова хочу тебя, мой прекрасный!

Она подчеркнула свои слова, повернув голову и потянув зубами мочку его уха.

По телу Синдбада пробежала дрожь. Он в первый раз ощутил, насколько его возлюбленная страстная, пылкая… Именно такая, какой должна быть подлинная женщина, настоящая дочь огня. Протянув руку, он стал массировать ее сосок, пока он не сделался упругим и не встал, словно стойкий маленький солдатик на холме ее восхитительной груди. Она притянула его голову к себе, стала целовать его в губы, шепча:

– Возьми же меня, мой желанный! Я вся горю!

Он лег на нее и проскользнул в ее нежное лоно, чувствуя, что Амаль еще слегка вздрагивает от боли. Он медленно продвигался вперед в ее теле, проникая все глубже, а потом вышел наружу, но только для того, чтобы потом вновь стремительно погрузиться в ее пылающее страстью тело. Он почувствовал ее ноготки на своей спине и услышал ее стон.

– Нет! Я хочу получить наслаждение! Не отказывай мне в этом!

Он засмеялся и сел между ее ногами.

– Не спеши, греза! Можно получить еще большее удовольствие, если не торопить события.

И он стал совершать мучительно медленные движения, доводившие ее почти до безумия. Амаль оказалась совершенно беспомощной перед теми восхитительными ощущениями, которые вновь начали одолевать ее. Она не верила, что может быть еще лучше, однако каждая минута приносила все новые восторги, и наконец все вокруг закружилось и она совершенно потеряла ощущение времени, ничуть, правда, не беспокоясь об этом. Единственная мысль пронеслась в голове – какая она была дурочка, когда боялась его.

Синдбад застонал от наслаждения и упал на ее грудь.

Свиток двенадцатый

Наступило утро. Синдбад открыл глаза в тот миг, когда бесцеремонные солнечные лучи добрались до ложа.

– Вправду, нет ничего прекраснее мига, когда ты из возлюбленного становишься супругом… – пробормотал он и взглянул на спящую жену.

Лицо Амали было безмятежно спокойно. Казалось, она улыбается сквозь сон – так умеют улыбаться дети, когда их сновидения полны ничем не омраченного счастья.

– Моя звезда… Моя греза… – прошептал Синдбад и нежно поцеловал жену в губы.

Он надеялся, что сейчас распахнутся огромные глаза и новая волна счастья обладания поглотит их. Но, увы, его молодая жена спала. Она едва слышно вздохнула и чуть заметно пошевелилась, удобнее устраиваясь на локте Синдбада.

«Бедняга, – подумал юноша. – Она такая ранимая, нежная. А я всю ночь…»

Теплые объятия, жаркие слова, сплетение тел в свете одного-единственного светильника. Все это промелькнуло перед мысленным взором Синдбада. О, как бы он желал еще раз окунуться в удивительную сказку первого узнавания! Ибо узнавать любимого человека можно всю жизнь и каждый раз находить в нем все новые, еще более привлекательные черты.

Но, увы, непросто разбудить жар в спящем человеке. Быть может, Синдбад, движимый страстью, и попытался бы это сделать, но совесть встала на пути его желаний.

«Да я ей и глаз сомкнуть не дал!.. Солнце уже взошло, когда уснул я сам… Пусть спит, хоть до завтрашнего утра! Немало найдется у меня дел, чтобы превратить эти полупустые комнаты в уютный дом для такой необыкновенной девушки, как моя Амаль».

И, верный своему решению, Синдбад погрузился в домашние хлопоты – благо все дела в кузне Дахнаш взял на себя.