Время, назад - Филип Дик

Горизонтальная часть сигнала тоже загорелась – он менее чем в пяти футах от ближайшего человека. Перед лицом закрытая дверь, он ощущал за дверью людей, даже вроде бы всех семерых, но, слушая, не слышал ничего. Затаились, гады.

Непрерывно бормоча себе под нос проклятия и стараясь потише топотать, он бегом вернулся к своей машине, взял из багажника наблюдательный модуль, повесил его на плечо и снова пошел на шестой этаж, к закрытой двери.

Тут, работая с привычной скоростью и ловкостью, он запрограммировал модуль и запустил его в действие; пластиковый модуль уплощился до такой толщины, что сумел просочиться под дверь, а там, на той ее стороне, раскинул рецепторы, приняв, надо думать, максимально незаметную форму.

Приемник изображения Тинбейн держал в руке, в левое ухо вставил наушник.

В наушнике звучал мужской голос. Кто-нибудь из искоров. На экране размером с почтовую марку светилось тусклое размытое изображение. Техника не была еще сфокусирована и сканировала что попало.

– …К тому же, – пищал тошнотворно серьезный нравоучительный голос, – мы весьма озабочены общественной безопасностью. Для этой Библиотеки является аксиомой, что общественная безопасность превыше всего прочего; проводимое нами искоренение опасных, способных вызвать общественное беспокойство печатных материалов… – Он вещал и вещал.

Тинбейн всмотрелся в экранчик. Мужчина и две женщины; он повернул ручку управления объективом по часовой стрелке, и лицо одной из женщин выросло, заполнив весь экран. Вроде бы Лотта Гермес, но картинка настолько плохая, что уверенности нет никакой. Затем он перевел глаз прибора на лицо второй женщины. Уж это-то точно была Мэвис Магайр. И как раз в это время в наушниках зазвучал ее голос.

– Неужели вы сами не видите, насколько опасен этот человек? – заливалась Мэвис. – Что своей популистской демагогией, а без нее уж никак не обойдется, он непременно вызовет новые мятежи, новые вспышки гражданского неповиновения, и не только в Свободной Негритянской Муниципалии, но и здесь, на Западном побережье, как среди негров, так и среди части белых, настроенных пронегритянски. Вспомните Уоттс, Окленд и Детройт, вспомните, что учили вы в школе.

– При таком повороте событий, – вмешался скрипучий голос искора, – мы даже можем стать каким-нибудь придатком Свободной Негритянской Муниципалии.

– Мы практически закончили искоренение трактата «Бог из ящика», – продолжала Мэвис Магайр. – Его главный труд, или как там уж назвать эту книжонку, практически исчез с лица земли. Навсегда. А ведь тридцать лет тому назад, задолго до того, как вы родились, именно этот «Бог из ящика» вызвал кризис общественных настроений, приведший со временем к созданию СНМ. И Анарх был лично за это ответствен; не произноси он речей и проповедей, не пиши он статей и книг, СНМ бы никак не могла появиться, и Соединенные Штаты до сих пор оставались бы целыми, наша страна не раскололась бы на три части. На четыре, если учесть Гавайи и Аляску, которые тоже стали теперь отдельными государствами.

Вторая женщина, по-видимому Лотта, тихонько всхлипывала, прижав ладонь к лицу, – съежившаяся фигурка, над которой нависали Мэвис Магайр и искор. А где-то тут рядом, возможно в соседнем помещении, отирались еще четыре искора, ожидая своей очереди заняться Лоттой. Следователи сменяют друг друга, у них в департаменте работали по точно такой же схеме.

– Теперь что касается Рэя Робертса, – сказал искор. – Возможно, он знает об Анархе больше любого другого живущего. Ну и как же, вы думаете, он относится к возрождению Анарха? Не кажется ли вам, что Робертс глубоко обеспокоен? Или вы скажете, что он вне себя от радости?

– Будьте добры ответить членам Совета, – приказала миссис Магайр съежившейся девушке. – Он задал вам весьма разумный вопрос. Вы прекрасно понимаете, что Робертс приезжает сюда, на Западное побережье, потому что он обеспокоен. Он не хочет, чтобы это случилось. А ведь Робертс негр. И он из СНМ. И он возглавляет Юди.

– Вам не кажется, – вступил искор, – что это говорит нам, чего можно ждать от Анарха? Если уж Робертс, такой же негр и глава юдитов…

Тинбейн вынул наушник из уха, положил на пол зрительное устройство и вообще освободился от всего оснащения, оставив только револьвер. «Интересно бы знать, – подумал он, – носят ли эти искоры при себе оружие». В желтом свете потолочных плафонов он внимательно выставил программу револьвера, учтя расстояние, количество противников и максимально обезопасив Лотту. И как в конечном итоге, когда вся суматоха закончится, повернее добраться вместе с Лоттой на крышу, к своей машине, – тоже учел.

Смущало лишь то, что шансов очень мало, не больше одного из десяти. Скорее всего, и он, и Лотта исчезнут в Библиотеке, и никто их никогда больше не увидит.

«Ну а вдруг получится, – думал он. – Я обязан сделать попытку».

Он еще подрегулировал револьвер. Чтобы только никого не убить, уж это-то никак не сойдет ему с рук – даже если им с Лоттой удастся отсюда выбраться, за ними будут охотиться до самого конца их жизни, и единственным надежным убежищем будет матка. «И что-то сомнительно, – думал он, – чтобы они стали кого-то из нас убивать, во всяком случае – сейчас, до обсуждения на Совете. Насколько я знаю, должно быть принято формальное решение».

Ну, поехали, сказал он себе, а затем открыл ногою дверь и произнес:

– Миссис Гермес? Вы идете к себе домой.

Все трое присутствовавшие в комнате – Лотта, Мэвис Магайр и высокий, тощий, как тростинка, искор с удлиненным, на редкость уродливым лицом – взирали на него без звука и без движения. Дверь в дальнем конце помещения была полуоткрыта, и оттуда таращились еще четыре искора. Все буквально застыло. Он парализовал их всех одним уже своим появлением – и своим оружием, тускло-серым гигантским служебным револьвером. Он был для них не офицером полиции, а просто человеком с оружием, но он знал, как нужно говорить, когда в руке у тебя револьвер, как использовать его, не используя.

Он повелительно махнул съежившейся от испуга Лотте Гермес и сказал:

– Идите сюда.

Она смотрела на него с немым непониманием.

– Идите сюда, – повторил он в точности тем же тоном. – Подойдите и встаньте рядом со мной.

Он ждал, и наконец она поднялась со стула, пересекла помещение и встала рядом с ним. Никто ей не мешал, никто не произнес ни слова.

Сознание, что тебя застали за незаконным действием, застукали на месте преступления, оказывает на большинство людей парализующее действие. И это касается даже искоров. «Будем надеяться, – думал он. – Вот лишь бы мне подольше сохранять архетип авторитетности».