Трудный ребенок 2 - Джон Томпсон

Все, свадьбы не будет!

Прощаясь с холостяцкой жизнью, Бен Хилли решил в этот вечер покутить. Конечно, он взял с собой сына. Большой Бен остался дома. Все это легко объяснимо. Но почему отец выбрал именно пиццерию в парке Трумена, Джуниор никак не мог взять в толк:

— Тут ужасно шумно. И ты хочешь здесь есть?

— Конечно! Ты же знаешь, что пицца — это мое любимое блюдо.

— Вот никогда не догадывался.

— Ну как же — конечно, пицца. Официант! Нам бы хотелось столик на… Эни?

— Бен?

Малыш внимательно посмотрел отцу в глаза. Нет, похоже, встреча действительно случайная. Но как радуются оба! Усаживаясь рядом с Трикси, которая ревниво поглядывала на свою порцию пиццы, на маму, на Бена Хилли и на него, Джуниора, мальчик подумал: «Может, я расслюнявился, но у меня возникла совершенно сумасшедшая мысль: если уж отец так хочет жениться…»

А мистер Хилли в это время с упоением рассказывал очаровательной медсестре забавные истории из жизни Большого Бена. Женщина внимательно слушала о похождениях бравого кандидата от республиканцев на пост губернатора, и казалось, готова была слушать без конца, забыв обо всем на свете.

Трикси поведение мамы показалось зазорным, но свои претензии девочка сочла должным высказать Джуниору:

— Чего вы приперлись, идиоты? Я должна была с мамой провести вечер.

— Не мешай! Похоже, нашим родителям хорошо вдвоем.

Малышка опешила: она оказалась в одиночестве перед лицом триумвирата союзников, явно задумавших объединиться и тем самым лишить ее, Трикси, свободы. Такой девчушка и вышла на фотографии: нахохлившейся и сердитой.

— Давайте сфотографируемся на память о вашем посещении. «Пиццерии пиццирифино». Пожалуйста, улыбнитесь: моментальная бесплатная фотография. Пожалуйста, глава семейства, получите карточку. Заходите к нам еще.

Мистер Хилли машинально взял фотографию. Он хотел было возразить, что не является главой семейства, но потешный малый уже умчался в другой конец зала.

— Извини, Эни, что так вышло. Возьми фотографию себе.

— Ничего, Бен. Пусть останется у тебя. Ты ведь глава семейства!

Внезапно в пиццерии стало тише, забарахлил музыкальный комбайн. Грохот мелодии смолк, хозяин заведения тут же бросился к вечно ломающемуся агрегату, пытаясь ликвидировать заминку в кругу танцующих.

В наступившей тишине, относительной, конечно, ибо в «Пиццирифино» никогда не утихал гам порхающих в огромной клетке попугаев, явственно стали различимы звуки квакающего голоса мистера Дибати. Трикси и Джуниор тут же завертели головами и скоро обнаружили директора школы. Тот сидел через два столика от них рядом с пышногрудой брюнеткой, с явным обожанием прижимающейся к своему кавалеру.

— Ах, козочка, когда ты со мной, все просто супер-люкс. Помнишь, как мы вошли сюда? Нас не заставили ждать. Не то, чтобы в очереди стоять, а пошли прямо с черного входа. Я тебе говорил, что смена карьеры — самый умный шаг в моей жизни? И вообще — чудесный вечер, не правда ли? Сейчас вернемся домой, я надену костюм Зорро. Вот будет весело! Так, ну давай, за вечер, который мы не забудем! До дна!

Опуская заздравную рюмку, мистер Дибати увидел уставившуюся на него Трикси. Рядом с ней восседал Джуниор и тоже пялился на директора школы.

— О, Генриетта, это они!

— Кто они?

— Это он! Вот он! И это она! Они вместе! Это ужасно! Это два самых жутких, самых трудных ребенка.

— Ха, Пивор Дибати с подружкой.

— Знаешь, Джуниор, я его терпеть не могу!

— И я тоже.

— Он всегда так орет, он совершенно ненормальный.

— Трикси, я его сейчас проучу!

Джуниор взял вишенку, украшавшую его мороженое, и швырнул в направлении столика директора школы. Да так ловко, что угодил в разрез декольте спутницы мистера Дибати. Вишенка надежно укрылась в ложбинке между полных грудей.

— Ой, дорогой! Почему мне раньше сюда никто не бросал замороженных вишенок?

— Хорошо, Генриетта, вечером набросаю, а сейчас, позволь, я ее достану.

— Пусти, больно!

Трикси, наблюдая возню за столиком мистера Дибати, выразила одобрение меткому попаданию Джуниора:

— Ничего получилось. Теперь моя очередь.

Порцию мороженого Трикси украшала, однако, здоровенная слива. Да и в меткости девчонки всегда ступают мальчишкам. Так что попадание в лоб директора школы можно признать вполне удовлетворительным. Мистер Дибати почему-то так не считал:

— Ах ты, свинья! И ты тоже! Вас в клетках нужно держать.

Бен Хилли, не разбираясь в причинах конфликта, вступился за малолетних озорников на правах главы семейства. Видя, что мистер Дибати встал во весь рост, Маленький Бен (несмотря на прозвище, он был на добрых полголовы выше директора) тоже поднялся с места:

— Как вы смеете так с ними разговаривать?! Это же дети!

— Это дети? Это ублюдки. И ты ублюдок. Я тебя в гробу видел. Могу разговаривать с кем хочу и как хочу.

Блюдо со студеной массой, изготовленной по итальянскому рецепту, не нравилось потомку самураев давно — и мистер Дибати с радостным воплем запустил его в мистера Хилли.

— Ха-ха-ха. Попал!

Но смех Пивора тут же замолк — правила вежливости не позволили Бенджамину Хилли не ответить угощением на угощение. Порция пиццы со студнем тоже не была любимым блюдом Маленького Бена. Он попытался не осрамиться перед Эни, не промахнуться — и это ему удалось.

За пострадавшего Дибати вступилась Генриетта — и попала в Эни, Эни ответила метким попаданием в Генриетту. Но часть салата попала на миссис Дрендл, за нее вступился муж и попал в Лили Клейст, та ответила и тоже попала.

Через минуту никто не мог разобраться, кто, кому и за что всыпает. В воздухе летало столько разнообразных снарядов, было столько попаданий, что в конце концов побоище превратилось в веселое ревю. Всем было весело. Жалко, что столы быстро опустели — зато стены, пол, потолок, посетители выглядели весьма импозантно.

Хозяин пиццерии, вне себя от гнева, не стал долго выяснять, кто виноват в случившемся: через правый, черный вход выпроводили мистера Дибати и его подружку, через основной, центральный — Бена, Джуниора, Эни и Трикси.

— Уходите, уходите!

— Мы не виноваты. Ну что тут такого, мы ведь все оплатили.

— Уходите и чтобы больше к нам не заходили!

— О, подумаешь! Высший разряд! Как вы с женщиной обращаетесь? Не приходите! Большая потеря — у вас даже оливки невкусные.

Бенджамин и Эни переглянулись — и весело рассмеялись.

— Эни, на чем вы приехали?

— Мы? Пешком пришли.

— Знаете, назад в таком виде лучше не идти. Мы, кажется, достаточно поели — такое впечатление, что всем, по-моему, не помешал бы десерт. Давайте мы вас с Джуниором лучше подвезем на машине.

Всю дорогу на заднем сидении продолжалось совещание:

— Джуниор! Слышишь? Твой отец довольно смешной и симпатичный.

— Это он в меня пошел. Твоя мама тоже красивая.

— Слушай, ты извини, что я тебя облила из шланга.

— А ты извини, что я тебя заставил проблеваться на этом аттракционе.

— Мне кажется, твоему папе нравится моя мама. Обычно, когда ей кто-нибудь нравится, я такого сразу переезжаю на машине, а потом на него плюю. Но твой отец что-то меня не очень беспокоит.

— Твоя мама меня тоже не очень беспокоит — она вроде хорошая.

— Будем дружить?

— Давай.

На переднем сидении тоже не стихал разговор — но он, конечно, не был таким глубоким и актуальным.

Мисс Луанду Дюмор разбудили громкие крики в соседней палате. Какая-то женщина визгливо возмущалась, что ее мужа обрядили в смирительную рубашку безо всяких на то оснований. Да еще ставят ежечасно клизмы, и все из-за безобидного желания иметь большой нос!

Луанда уже поняла бесполезность подобных сетований и молча потянулась. Странно, ничто не сковывало движений,

— Руки? Мои руки развязаны… Но лицо… Боже мой, Господи, что же у меня на лице? Что случилось? Что все это значит?

Уже предчувствуя недоброе, Луанда поднялась с кровати и побрела к зеркалу, которое, как женщина и предполагала, висело в ванной комнате. Как сквозь сон, мисс Дюмор припомнила, что вечером к ней в палату ворвался хирург с бородкой клинышком. Две его помощницы стали накачивать пациентку снотворным, невзирая на ее сопротивление. Потом яркий свет, скальпель… а теперь вот все лицо замотано бинтами…

Повязка отлетела, сорванная трепетной рукой, — и мисс Дюмор издала вопль, заглушив сразу и причитания мисс Клокински, и звуки сирены въезжающего во двор госпиталя санитарного автофургона, и тиканье своих ручных часов.

Размеры и форма носа убивали всякую надежду на замужество.

Была суббота, час ночи.

Возможно, именно этот крик заставил вздрогнуть пробирающуюся по улицам ночного Нортвила Трикси. Она замерла и прислушалась, хотя звук больше не повторялся, но в нем было столько злобной силы и ярости, что девчушка решила за лучшее не искушать судьбу и припустила со всех ног. Бежала она к дому семейства Хилли на берегу озера.