Питомник богов - Владимир Ешкилев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Официальное государственное устройство Пифии – общественное самоуправление. Высший правящий орган планеты, обладающий неограниченными законодательными, исполнительными и судебными полномочиями (с 198 года Эры Восстановления), – Совет Двадцати Трёх (Совет Высочайших Матерей Пифии). Членство в Совете – наследственное, пожизненное. Совет Двадцати Трёх не обязан давать и никогда не даёт правовых комментариев и объяснений своим решениям. Их неукоснительное выполнение обязательно для всех пифиек и гостей планеты. С 391 года на Пифии постоянно пребывает полномочный представитель императора, имеющий право налагать вето на решения Совета. В настоящее время им является командующая Одиннадцатым флотом адмирал-командор Мира Паскуале-младшая из великокняжеского Дома Харре.
Государственная религия пифиек – Учение о Нерушимой Гармонии.
22
Поселение «Благословенное начинание»,
Кристаллическая Провинция, планета Кидрония (4 КВ67:3),
14 семпрария 416 года Эры Восстановления
– Здравствуй, Зара!
– И тебе привет, клон.
– Ты не помнишь меня?
– Вы, шахтёры, все одинаковые. Почему я должна помнить именно тебя?
– Вай-цу! Ты загордилась, Зара. Ты, наверное, уже стала знатной леди или принцессой, как в сериале «Дворцовые тайны». Думаешь, если с тобой живёт доктор Мангус, то ты перестала быть клонкой?
– А кто ты такой, чтобы меня учить?
– Я верю в Велудумана, Держателя Сводов. Мне говорили, что тебя приобщили к нашему учению.
– Я законопослушная гражданка. Ваше учение запрещено правителем.
– Если ты такая законопослушная гражданка, Зара, то, может быть, для тебя будет лучше пойти к старшему шерифу О’Коннору и рассказать ему, как ты нарушаешь законы: изменила имя и код карточки, удалила опознавательный имплантат, выдаёшь себя за долгоживущую полукровку, незаконно сожительствуешь с доктором? Шериф скажет: «Тай-тай! Хорошая клонка, очень правильная!» Потом шериф проверит, не потеряла ли ты функциональных навыков секс-служащей. И пошлёт тебя исправлять содеянное в бордель для среднего технического персонала. А доктора Мангуса понизит в категории гражданства. И отберёт у него лицензию. И доктор Мангус пойдёт работать на рудник. Всё будет по закону.
– Как тебя зовут, клон?
– Гумм.
– Чего ты от меня хочешь, Гумм? Денег? Наркоты?
– Мне не нужны деньги. И я не принимаю неблагодатной дури.
– Ты хочешь переспать со мной?
– А ты не против?
– Сегодня я не смогу.
– Я хочу поговорить с тобой, сестра.
– Гумм, не вымахивайся. Завтра мы с тобой перепихнёмся, без проблем, но только не надо мне тут читать ваших проповедей про Держателя Сводов.
– Зара, Зара, ты совсем обезумела в своём невежестве. Да будет тебе известно, глупая женщина, что я брезгую теми, кто оскорбляет Велудумана. Я говорю тебе: одному человеку надо поговорить с доктором Мангусом, но так, чтобы никто об этом не знал. Если откажешься помочь или выдашь меня, старшему шерифу станет известно о тебе и о твоём докторе всё. Вы преступники. Вы нарушили имперский закон.
– Это плохие игры, Гумм. Ты замыслил что-то против властей?
– Одному человеку надо поговорить с доктором. У него испортилось здоровье. Хочет его поправить, не болеть, много работать. Что в этом плохого, женщина?
– Но почему об этом никто не должен знать?
– А почему ты никому не говоришь, что тебя вырастили на Ноле из генетической копии эталонного эмбриона?
– Это совсем другое.
– Тогда иди и сдайся шерифу.
– Кто этот человек?
– Ты не знаешь его.
– И знать не хочу. Чего ему надо от Мангуса?
– Они рождённые, у них свои разговоры. Нам, глупым клонам, эти разговоры непонятны.
– То ты умный, то ты глупый… Врёшь ты всё. Ты замыслил что-то преступное. Я боюсь тебя.
– Правильно делаешь. Разговор закончен. Уже завтра ты будешь радостно и законопослушно обслуживать средний технический персонал. Ты очень красивая, к тебе будут в очередь записываться. На месяц вперёд. Тебе придётся мало-мало спать, часто-часто ходить в ванную. И не смотри на меня так. Лучше пойди перепихнись со своим доктором на прощанье. А я ухожу.
– Стой, не уходи. Куда Мангусу надо прийти?
– Это ты правильно спросила. Если любишь, то надо любимого защищать, так учит своих детей Велудуман, предвечный Держатель Сводов. Пусть завтра, после вечерней сверки, доктор придёт в третий сепараторный зал рудника «Скальный», поднимется в пультовую и там ждёт. Запомнила?
– После сверки, в третий сепараторный зал «Скального».
– В пультовую.
– Да. Я запомнила. А если Мангуса спросят, зачем он туда пошёл?
– Кто спросит?
– Доктор Авл.
– Старый док? Он сидит, спит, ничего не хочет знать. Очень старый, очень ленивый.
– А если спросят эти… Джи Тау?
– Доктор ходит к больным, ведь не всех больных можно привезти в больницу. Завтра один глупый клон сильно поранится. Сунет руку в центрифугу. Совсем глупый. Рука в центрифуге, туда-сюда, вытащить нельзя. Клон кричит, все остановились, не работают, зовут доктора. А он тут как тут. Доктор Мангус осмотрит его, скажет: «Плохо всё, кости совсем поломаны. Режьте руку, везите в больницу». А потом зайдёт в пультовую ругать операторов. Скажет им: «Куда смотрели, безмозглые дети тормага? Почему подпустили глупого к машинам? Вай-цу! Такой ценный молодой клон и так поранился, позор вам!» Операторам станет очень стыдно, они опечалятся и отвернутся. А доктор пройдёт в заднюю комнату, где стоят кровати. Там его будет ждать человек. Он спросит. Доктор ответит и уйдёт. Всё будет так, женщина, что никто ничего не заподозрит.
– А если их поймают?
– Кого?
– Мангуса и того… человека.
– Не поймают.
– Вчера в больницу снова приходили Джи Тау. Большие начальники. Мангус их очень боится.
– Пусть не боится. Сила Держателя Сводов с нами.
– Я не шучу, Гумм.
– А я тем более, женщина.
23
Гостиничный блок Резиденции Джи Тау,
главный купол Центрального поселения,
планета Кидрония (4 КВ67:3) системы Абеллары,
15 семпрария 416 года Эры Восстановления
Вольску снится сон. Он стоит на смотровой площадке Второго Университетского Купола. За прозрачным стеклом – родной арпикранский пейзаж. Широкое прибрежное плато Покорителей, на котором воздвигнуты купола Университета, жилые купола для преподавателей и студентов, энергетическая станция и главная обсерватория планеты. Серое плато, розовое небо, оранжево-лиловые облака. Чёрные плоскости и серебристые выпуклости грандиозных сооружений.
И беспокойство.
Медленные, шероховатые наплывы страха.
Незримое, но отчётливое присутствие бездны.
Предела, за которым только тёмное ничто, темнее угольно-чёрной туманности Негро Макула, темнее Тёмных Путей.
Он чувствует, что рядом с ним кто-то стоит. Он чувствует присутствие и дыхание. Тонкие ритмы живого тела.
Он оборачивается и видит глаза Тамы Шайнар – огромные и глубокие, как предел бытия. Видит лицо Тамы – овал тёмно-красной бронзы с алой раковиной губ. Раковиной зовущей и обещающей. Видит прямой нос древней охотницы и его нежные крылья, приподнятые дыханием.
«Кто ты?» – спрашивает он Таму. – «Стоящая на краю». – «Зачем ты там стоишь?» – «Я могу заглянуть за край». – «И я могу?» – «Можешь. Но тебя увидит то, что живёт за краем». – «А тебя не увидит?» – «Нет». – «Ты невидима?» – «Я та, что поставлена у края». – «Ты повторяешься». – «Я делаю много странного. Я странная». – «У тебя странная кожа. Я никогда не видел такой кожи. С красным оттенком». – «Тебя беспокоит цвет моей кожи?» – «Да». «Ты боишься?» – «Нет».
Тама отступает. Пританцовывая, идёт по тёмным плитам смотровой площадки. На ней снежно-белая туника, и от этого её кожа кажется ещё темнее. Смесь корицы, кофе и киновари. У неё длинные ноги и сильные плечи. Линия подбородка точна и безупречна, как лезвие боевого клинка. Кожа на этой линии светлеет и вновь наливается тёплой тьмою там, где начинается шея. В эту тёплую тьму можно окунуться, как в предельные воды вечного наслаждения. В этой тёплой тьме скрываются радости молодых игр, во время которых вечно юная богиня дарит любовь и своё совершенство смертному.
Тама застывает в полуобороте, переносит тяжесть тела на левую ногу и поворачивает к Вольску лицо. Её тело под туникой выгибается «винтом», острый профиль разрезает серо-розовую панораму, а губы открываются в полуулыбке, обнажая ровную сверкающую линию зубов. Ровную, как лимес на границе Тёмных Путей. Сверкающую, как россыпь юных ультрабелых звёзд, только что покинувших пыльную скорлупу колыбельной туманности.
И губы, которые есть врата и совершенство, произносят слова:
«Они меня не видят».
Вольск открывает глаза. Кто «они»? Почему «не видят»? В отличие от «них» он и наяву видит Таму. Она стоит в дверях его комнаты и улыбается всё так же неотразимо. На ней нет туники. Ничего нет, кроме серебристого пояска на бёдрах.