Яркоглазая - Дэвид Кудлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не смогла бы, — прорычала Тоуми и отвернулась. Но она не шагала дальше.
Слезы сдавили мое горло, я повернулась к Эми.
— А ты? Видела своего отца?
Она кивнула, глядя на горы за долиной.
Мы стояли в тишине, я смотрела на Эми, Аимару — на меня, а Эми и Тоуми глядели куда угодно, но не на меня.
Наконец, Тоуми выдавила:
— Так мы идем к глупому водопаду или нет?
— Да, — сказала я. — Идем.
* * *
Мы какое-то время карабкались в тишине.
Маленькая долина, по которой мы шли, была влажной и зеленой. Тропа пересекала голубой ручей несколько раз, и нам приходилось осторожно идти по скользким камням.
— Мурасаки, — сказала Эми, пока мы ждали Тоуми, переходящую ручей, — когда умер твой отец?
Вопрос был разумным, но казалось, будто она ударила меня в живот. Слезы еще не отступили, начали еще раз сдавливать мое горло.
— Три… нет, думаю, уже четыре года. То была весна. Может, чуть раньше, чем сейчас.
Она кивнула.
— Ты знаешь дату.
Меня снова будто ударили.
— Четырнадцатый день Месяца Цветов.
Эми снова кивнула.
Когда я снова смогла дышать, я спросила:
— Да? Ты помнишь дату?
— Да, — Эми замерла и склонилась, схватила лук за плечом.
Аимару поспешил к ней.
— Эми? — я сжала меч за спиной, переживая, что на нас напали. — Ты в порядке?
— Я помню, — она посмотрела на меня большими глазами. — Мурасаки. Тоуми. Я помню.
— Помнишь? — выпалила Тоуми, не поворачиваясь.
— Да. Вас обеих, вроде. Собирали малину, — она указала на меня, потом на Тоуми. — Кики. Туту, — теперь она плакала, слезы катились по ее носу и вдоль рта с опущенными уголками. — Мы собирали ягоды, размазывали их на лицах. И женщина смеялась, — она моргнула, глядя на меня. — Твоя мама, Мурасаки.
— Моя мама? — я не помнила смех своей матери.
Тоуми зарычала и повернулась, сжимая в руках лук.
— Я не помню глупых матерей или глупую малину, как и не помню тупых девочек, — она зарычала снова и побежала от нас по тропе.
Я пошла следом, но Эми опустила ладонь на мое плечо.
— Думаю, она хочет немного побыть одна. Я знаю путь к водопаду, — она вытерла слезы с лица рукавом.
Да. Водопад. Я уже забыла о нем и мече Масугу за спиной.
Теперь вела Эми, и мы продолжили взбираться по берегу ручья.
Я не помнила время до Чистоты. Как для Тоуми, жизнь до этого — с друзьями, честью, смеющейся матерью — была из другой жизни. Эта мысль не злила меня так сильно. Я просто печалилась.
Аимару, шагая возле Эми, спросил:
— Так ваши отцы были друзьями?
Я ответила:
— Наверное.
Не поворачиваясь, Эми сказала:
— Отец Тоуми и мой служили Кано-сану. Но, думаю, семьи были близки.
Все это казалось историей из книги. Звучало верно, но…
— У тебя много воспоминаний из… того, что было до?
Эми покачала головой, шагая по ручью на носочках.
— Многое рассказывала мама. Но я помню малину и другой раз, когда маленькая девочка плакала. Наверное, это была ты, Мурасаки.
Я не помнила, из-за чего плакала. Из-за чего я могла плакать? Вспомнив Усако, я поняла, что причины могло и не быть.
— Так их отцы убили себя, а твой — нет? Что случилось? — спросил Аимару.
— Мы переехали в Чистоту. Мой отец работал писарем для лорда Имагава, в основном.
— Что им приказали сделать, что они отказались?
Эми остановилась и повернулась.
— Никто не знает.
Я сглотнула.
— Вообще-то… я знаю. Немного. Госпожа Чийомэ и Масугу немного рассказали.
Эми глядела на меня. Слезы уже не текли по ее щекам, но ее глаза были красными и опухшими.
— Можно… — я хотела коснуться ее, но она явно этого не хотела. — Когда мы доберемся до Тоуми, я расскажу вам обеим. Ладно?
Она кивнула, повернулась и пошла по тропе.
Аимару, казалось, хотел задать еще вопрос, и я опередила его:
— А ты? — спросила я. — Что случилось с твоими родителями? Ты знаешь? — его история могла быть как моя — опозоренный самурай или убитый аристократ.
Он пожал плечами с улыбкой.
— Я не знаю, кто мой отец. Моя мать работала в борделе в столице.
— О.
— Я вырос там. Там было хорошо. Была еда. Женщины и старшие девушки играли со мной. Но зимой, когда мне было около шести, Ока-сан подхватила оспу и умерла. Было тяжело. И Хироми-сан выгнала меня, потому что я задавал слишком много вопросов, клиентам было не по себе. И все из-за того, что я — мальчик.
Я могла это представить.
— И я жил на улицах пару месяцев, следя за складом, как я сказал тебе и госпоже Чийомэ, Мурасаки. Это было тяжело. А потом монах нашел меня и привел в монастырь, а потом прошлой осенью госпожа Чийомэ нашла меня и предложила помогать Братишкам. Вот так вышло.
— Ах.
Он сморщил нос.
— Ручей не пахнет странно?
Он пах испорченными яйцами. Я так и сказала.
Эми крикнула:
— У водопада поймете, почему.
* * *
Мы подошли к небольшой долине, маленькой впадине в склоне горы над нами, и Эми встала рядом со мной, потянула меня за рукав.
— Думаю, там кто-то есть.
Я застыла.
— Где?
Она глядела на холм.
— За нами. Держится в деревьях.
— Мужчина или женщина?
Она задумчиво хмыкнула.
— Не красно-белая одежда старших женщин. Может, это Шино или Маи. А то и мужчина.
Аимару, который остановился, прошептал:
— Это не может быть тот страж, Кобаяши?
— Возможно, — Эми пожала плечами. — Это просто силуэт.
Мы шли бок о бок мгновение.
Я вдруг стала обращать внимание на все тени под деревьями.
— Думаешь, Кобаяши — шпион? — спросила я.
Эми хмыкнула.
— Шпион?
— Тот, кто оставил свиток в кладовой. Или забрал его.
Пожав плечами, Эми сказала:
— Они, наверное, не один и тот же человек, да?
— О, — в этом был смысл: один пробирается и оставляет документ в месте, где никто не посмотрит, а другой приходит позже и забирает его. Так они не выглядели бы подозрительно, и никто их не связал бы. — Это два Матсудаиры, или есть и предатель из Такеда?
— Должен быть предатель, — отметил Аимару. — Если бы Матсудаира-сама уже знал, сколько есть солдат у Такеды-сама, ему не требовался бы шпион, да?
В этом тоже был смысл.
Я стала размышлять вслух:
— Вряд ли Кобаяши может быть шпионом.
— Почему? — спросили Эми и Аимару.
— Шпион должен быть довольно глупым, чтобы опоить товарища, когда это сделало бы его очевидным обвиняемым. И, если мертвый страж был отравлен,
